Фамилия матери перешла к нему в тридцатые годы. Кто-то, желая, видимо, мальчику добра, исправил документы. Даже намёк на то, что ты сын Льва Борисовича Каменева, таил смертельную опасность. А ведь именно Каменев открыл в 1917 году исторический II съезд Советов, провозгласивший Советскую власть. Первый председатель Центрального исполнительного комитета Советов, соратник В. И. Ленина, входивший в Политбюро ЦК, он был затем последовательно отстранён от всех постов в партии и государстве, объявлен «врагом народа» и в 1936-м расстрелян.
Почти восемнадцать лет провёл я лагерях и ссылках его сын Владимир Глебов (Каменев). После реабилитации вступил в члены КПСС. Ныне он преподаватель кафедры философии Новосибирского электротехнического института, кандидат исторических наук.
— «Сын за отца на отвечает» — когда-то это изречение Сталина повторяла вся страна, но вождь был виртуозом по части расхождения слов с делами. И жёны, и дети, и близкие, и дальние родственники «врагов народа» — все отвечали. Или ты со Сталиным, а, значит, со страной, с партией, или ты изменник, преступник, вредитель — вот такая страшная подмена понятий осуществилась в те годы. Чувство страха стало руководить людьми, их поступками. Это было время не только «великого перелома» в экономике. Ломались судьбы миллионов. Страшно, но было тогда и много отречений. Мне рассказывали в лагере старые питерские рабочие, что, пожалуй, одной из первых подала пример Ольга Давидовна Бронштейн — жена Каменева и сестра Троцкого. Ещё в 1926 году она политически «сориентировалась» и порвала и с братом, и с мужем. Её долго не трогали. Но после процесса 36-го года всё-таки репрессировали. Погибли и её дети —мои сводные братья Александр и Юрий Каменевы. Юрий был ещё подростком, а Саша уже известным лётчиком-испытателем, орденоносцем. Погибла и моя мать — Татьяна Ивановна Глебова, партийный работник, активистка женского движения. Отец познакомился с ней, когда работал в Моссовете. Понимала ли она, с кем связывает свою судьбу? Не знаю. Но запомнил её несгибаемой.
Родился я в 29-м, а уже четыре года спустя попал в свою первую ссылку. Помню Минусинск, его улочки, игры с местными ребятишками. Разве мог понять тогда, что отбываю срок? Кстати, ещё до моего рождения в 1928-м, отец с Татьяной Ивановной находились в подобной же ссылке.
— Что же это было — подготовка к будущим процессам?
— Возможно. А тогда можно было рассуждать и так — удалили из центра за свою, особую позицию. Мол, подумай, осознай. А затем, чтобы использовать опыт и знания старого большевика, поручали новое дело. По возвращении из Минусинска отец получил пост директора издательства «Академия», стал членом правления Союза писателей, его и Зиновьева в партии восстановили. Никто тогда и представить не мог, что вскоре разразится настоящий террор.
— А ведь предложил кандидатуру Сталина на пост Генерального секретаря ЦК не кто иной, как Лов Борисович Каменев, кажется, в 1922 году?
— Да. Но здесь надо сказать ещё об одной подмене понятий, точное — функций. «Генеральный» в переводе означает «общий». Для большевиков, прошедших эмиграцию, понятие «генеральный секретарь» означало «секретарь по общим вопросам». Кстати, ещё до официального введения этого поста генеральным в разговорах часто называли Молотова. Я думаю, что поначалу и предположить не могли, что этот пост позволит сосредоточить в одних руках необъятную власть. Главным руководящим органом партии всегда было Политбюро. Может быть, Каменев выдвинул Сталина в противовес Троцкому. Тот ведь никогда не скрывал своих вождистских амбиций. Отцу, я знаю, это не нравилось. Внимательно перечитал все доступные документы, стенограммы — он всегда выступал за коллективное руководство, за выработку общего решения. Кстати, о тщеславии. Появились же в двадцатые годы города Троцк, Зиновьевск, Сталинград...
— Известно письмо Ленина к делегатам XII съезда РКП(б), в котором он предлагал
обдумать вопрос о смещении Сталина с поста генсека. Почему же не остановили его
восшествие на престол?
Сейчас мы уже знаем, что на съезде в 1923 году письмо вообще не зачитали, хотя
Ленин его адресовал «очередному съезду партии». А в 1924 году, на XIII съезде,
«Завещание» Ильича огласили лишь на собраниях делегаций, которые вели в основном
сторонники Сталина, и говорили они о том, что Сталин обещал учесть замечания,
«свято выполнять ленинские заветы». Наконец, сыграло свою роль и его
демонстративное отречение от поста, лишь укрепившее делегатов в их доверии к
Сталину. Он знал, на что шёл.
К захвату власти, к роли вождя он готовился давно, ещё при жизни Ленина. Главный метод Сталина —-манипулирование кадрами, выдвижение угодных и удаление неугодных. По сути ничего нового. Но проделывалось тонко. Я составил картотеку кадровых перемещений, которые осуществлялись под его началом. Вначале Сталин вместе с Молотовым, умелым аппаратчиком, незаметно передвинул на второстепенные посты сторонников Троцкого. А затем стал так же поступать с другими «инакомыслящими». Именно эта система и стала основой аппаратнобюрократического управления на долгие десятилетия. Действовали не убеждением, не силой аргументации, напрочь забыли о выработке общего решения, а смещали, передвигали, ссылали. И наконец — террор. Словом, на XIII съезде РКП(б) Сталин уже смело рассчитывал на скрытую опору — большинство делегатов были «его кадрами». К сожалению, этот механизм слишком поздно стал понятен старым большевикам.
Из стенограммы XIV съезда РКП(б), 1925 год.
Каменев: «Мы против того, чтобы создавать теорию «вождя», мы протия того, чтобы делать «вождя»... Мы за то, чтобы внутри наша верхушка была организована таким образом, чтобы было действительно полновластие Политбюро, объединяющее всех политиков нашей партии, и вместе с тем, чтобы был подчинённый ему и технически выполняющий его постановления Секретариат. (Шум)… Но я должен договорить до конца. Именно потому, что я неоднократно говорил это товарищу Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я, повторяю это на съезде: я пришёл к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнять роль объединителя большевистского штаба». (Голоса с мест: «Неверно!» «Чепуха!» «Вот оно в чём дело!» «Раскрыли карты!» Шум. Аплодисменты ленинградской делегации. Крики: «Мы не дадим вам командных высот!» «Сталина! Сталина!» Делегаты встают и приветствуют товарища Сталина. Бурные аплодисменты. Крики: «Вот где объединилась партия!» «Большевистский штаб должен объединиться!»)...
Каменев: «Эту часть своей речи я начал словами: мы против теории единоличия, мы против того, чтобы создавать «вождя»! Этими словами я и кончаю речь свою»». (Аплодисменты ленинградской делегации.) Голос с места: «А кого вы предлагаете?»
— Вот так это было, — говорит Глебов, бережно закрывая ветхое издание. — «Кого вы предлагаете?» Они даже не поняли, что отец говорил не об этом, а о коллективном руководстве, о возвращении к ленинским нормам.
Мне один старик — кстати, сталинист, хотя и беседовали мы с ним в лагере, —
рассказал интересный эпизод. Перерыв в работе съезда. Курительная комната.
Сталин и Зиновьев (оппозиционер!) сидят и мирно разговаривают. Сталин покуривает
трубку, Зиновьев — папиросу. Покурили, поговорили, разошлись. Зиновьев стоит со
своими ленинградцами, Сталин тоже в окружении. Подлетает к ному Карл Радек —
сторонник Троцкого, талантливый журналист, всегда блистающий остроумием. «Иосиф,
— обращается к Сталину. — хочешь, новый анекдот расскажу?» «Ну, расскажи».
«Сидите вы с Григорием Евсеевичем в курилке. И он тебя спрашивает: «Мир?» Ты ему
отвечаешь: «Мир». — «Кокой мир?» — «Мир праху твоему!»
— Выходит, Сталин уже торжествовал победу?
— Скорее — предвкушал. Именно после этого съезда Зиновьева, моего отца, других старых большевиков стали последовательно снимать со своих постов. Вот тогда Каменев и Зиновьев и пошли на союз с Троцким. На мой взгляд, это была их самая крупная политическая ошибка. Лучшего подарка Сталину они сделать не могли. Контрдемонстрация 7 ноября 1927 года стала их последней попыткой оказать противодействие возвышению Сталина. Их арестовывают и ссылают. Вернувшись, отец получает пост председателя Главконцесскома и уже серьёзно в политических делах не участвует.
— А ссылка тридцать второго года в Минусинск?
— «Рютинская платформа». Каменев знал об обращении большевика Рютина с группой товарищей к партии, в котором Сталин прямо назван узурпатором власти, но не донёс. И за это пострадал.
Вернулся Каменев из ссылки. Покаялся. С трибуны XVII съезда ВКП(б) в январе 1934 года выступил уже другой человек. Каменев приветствовал Сталина как «нашего вождя и командира». Склонили головы и другие оппозиционеры. Но именно на этом съезде Сталин почувствовал, что трон под ним зашатался. Фамилию «вождя» при тайном голосовании вычеркнули многие делегаты. Машина дала сбой. Это означало для узурпатора одно — всех уничтожить. Первым значился Киров. Он был убит 1 декабря 1934 года в Смольном. А в ночь на 16 декабря постучались в квартиру Каменевых. Зашли вежливые люди, Володя это хорошо запомнил. Его разбудили, чтобы обыскать кровать. Затем отца увели. Больше он его не видел.
— Лев Борисович прошёл через несколько судилищ, — голос Глебова срывается. — Как он себя вёл, что чувствовал — не знаю. Судили без улик, без доказательств. В январе 1935 года дали пять лет. Потом, летом, состоялся ещё один закрытый суд. Так называемое «Кремлёвское дело». О нём вообще ничего не известно. Отец, видимо, попал «за компанию»: по делу проходил его брат — художник Николай Розенфельд. Добавили ещё восемь лет. Но Сталина и это не устраивало. Каменев, Зиновьев, другие партийцы снова предстали перед судом. В августе начался открытый спектакль — процесс над «врагами народа», «террористами» и «троцкистско-зиновьевскими убийцами». Финал известен. Детали его я узнал из книги французского публициста Э. д' Астъе «О Сталине», которая издана в Париже в 1963 году. Автор в годы «оттепели» приезжал в Москву, возможно, имел доступ к архивам. Я познакомился с этой книгой в Библиотеке имени Ленина. Вот несколько строк оттуда: «Каменев был расстрелян первым. Он не сопротивлялся, не издал никакой жалобы. Он вышел из своей камеры и спустился, как во сне, в помещение для казни. После первого выстрела, произведённого, конечно, сзади, он ахнул от удивления и упал ещё живой. Лейтенант Васюков, присутствовавший при казни, закричал истерическим голосом: «Приканчивай его!» — и дал пинок сапогом палачу. Вторая пуля в голову прикончила Каменева».
Мы с мамой были сосланы в город Бийск, на Алтае. Там я пошёл в первый класс. Но скоро и маму взяли. Начались мои скитания. Было много перемещений по детским домам Сибири. И незаметно из Каменева я превратился в Глебова. Кто исправил документы не знаю.
— До сих пор отношения к вашему отцу неоднозначное. Есть «Краткий курс» истории партии, где говорится, что Зиновьев, Каменев, другие оппозиционеры вели фракционную борьбу, стояли на антипартийных позициях и тому подобное. Так кто же они были, на ваш взгляд, Владимир Львович?
— Оппозиционеры! то есть, всегда имели свою точку зрения. А как же развиваться без борьбы мнений? Да, мой отец часто высказывал свою позицию, не всегда она совпадала с ленинской или с мнением большинства. Если его убеждали, он соглашался. Он отстаивал своё мнение, но выполнял решения большинства.
— Стало притчей во языцех известное выступление Зиновьева и Каменева в газете «Новая жизнь», в котором они раскрывали замыслы большевиков в канун вооружённого восстания в октябре 1917 года. Ленин назвал их штрейкбрехерами. Но они всё-таки остались в составе ЦК и принимали активное участие в подготовке восстания. Затем стали членами Политбюро ЦК, а Каменев — заместителем Ленина в Совнаркоме. Наконец, известен факт, что именно каменеву доверил Ленин во время болезни свой архив. Он составляет сейчас основу Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Как эти факты расценить?
— Ленин умел прощать ошибки, умел работать с людьми. В этом всё дело. Он указывал на ошибки своих сподвижников, критиковал, но он их и ценил. Ведь в большинстве случаев и мой отец, и другие большевики спорили с Лениным по вопросам тактики — как двигаться дальше, какими путями. Сталин не умел убеждать. И потому не терпел никаких иных точек зрения, кроме своей.
— Легче ли стало вам жить с другой фамилией?
— Когда закончилась моя десятилетняя ссылка — а произошло это после победы над фашистской Германией, — я поступил в Ленинградский университет. Но начали раскручивать «Ленинградское дело», и меня сразу взяли. На допросах в НКВД называли «опасным рецидивистом» и «наследственным троцкистом». Подобрали доносчиков — десять лет за антисоветскую агитацию. Отбывал в лагере, рубил лес.
И вот в марте 1953-го встретился мне старшина из охраны, пьяный в стельку: «А… Сдох вождь. Ну, ладно, я-то машинист врубовой машины, без работы не останусь, а куда денутся эти офицеры, они же ничего не умеют?». Однако прошёл год, два. Уже уголовники, которых освободили по амнистии, стали обратно возвращаться, а мы политические, всё сидим. Но вот приехала комиссия, стали вызывать по одному.
— Вы знали тогда о ХХ съезде партии, о докладе Хрущёва?
— О съезде слышал, а о том, что он критиковал культ личности, ничего не знал. И
вдруг один из членов комиссии спрашивает: «Как вы относитесь к Сталину?» Я тогда
подумал, что вопрос провокационный, но сказал прямо: «Нравится вам или нет, а я
считаю, что никто из врагов Советской власти — ни Деникин, ни Черчилль, ни
Гитлер — не причинил ей столько зла, сколько он. Всё!» На этом меня отпустили.
— Совсем?
— В лагерь. Ещё неделю жил в неизвестности. Наконец получил выписку: освободить как неправильно осужденного. И снова — в Ленинград. Там меня восстановили в университете. Закончил, получил специальность преподавателя истории. Когда объявили призыв: выпускники на периферию, выбрал уже знакомую мне по детским скитаниям Западную Сибирь. Вначале работал в сельской школе, а потом был направлен в Новосибирский электротехнический институт. У меня трое детей, внуки…
Рад, что застал очень интересное время. Сталина развенчали. Но не так просто оказалось разрушить созданную им бюрократическую систему управления. Перестройка, на мой взгляд, и заключается в противоборстве здоровой части партии, передовых слоёв трудящихся и интеллигенции с бюрократическими и консервативными метастазами, поразившими наше общество. Атмосфера гласности, открытости — главное достижение первых лет перестройки, залог того, что страшное время беззакония, пережитое нашим народом, не повторится.
Юрий Тюрин.
(Корреспондент АПН — специально для «Социалистической индустрии»).
(11 января 1989 г.).
Маяк Севера, № 14, 2.02.1989.