Небольшое сельское кладбище в Машуковке.
Обнимают его с одной стороны густой лес, а с
другой - близко подступившая взлетно-посадочная
полоса. И все-таки здесь особенная, пронзительная
тишина. Ан-2 прилетит сюда один раз в день, чтобы
привезти пассажиров и почту, и снова тихо и
спокойно. Среди роскошных памятников,
белоснежных обелисков, ажурных оград, ухоженных
могил сиротливо склонились черные кресты -
наскоро сколоченные деревянные памятники времен
репрессий. На одном из них скромная надпись:
"Борис Михайлович Микулич. 1912-1954 гг.".
Рассматриваю истертую временем надгробную надпись, а рядом в молчании замер мой спутник Афанасий Евгеньевич Лапшаков - один из старожилов Машуковки, близко знавший писателя Микулича. Тихое место. Тихая могила. И мало кто знает, какой необычайной судьбы человек нашел на этом кладбище последнее пристанище. Какие страсти кипели когда-то вокруг этого имени!
Белорусский писатель Борис Микулич прожил всего лишь 42 года. Пятнадцать из них - в сибирских лагерях и тюрьмах. За что обвинен и осужден? За смелость, за талант, молодой и светлый. За произведения, наполненные острыми социальными темами, романтической борьбой, пафосом социалистического будущего. Осужден за то, что в роковые тридцатые-сороковые годы задумывался о судьбах народа, пытался разобраться в событиях, происходивших в стране, искренне и страстно доносил их суть людям.
Родился Микулич в белорусском городке Бобруйске. Родителей лишился рано, и поэтому юность будущего писателя была далеко небезоблачной. Единственным светлым пятном в ней стала страсть к литературе, к писательскому труду. Пятнадцатилетним школьником публикует он свои первые рассказы, поражая потом необычайной работоспособностью. За пять лет им опубликовано несколько сборников рассказов и повестей, многочисленные рецензии и статьи. Но суровая действительность тех лет, изображенная им с такою силой, заносит свой безжалостный меч и над ним.
Осенью 1936 года Микулича арестовали по ложному
обвинению. О том, что пришлось пережить молодому
писателю в те дни, лучше всего рассказывают его
дневники. "Во-первых, мне инкриминировали
участие в какой-то фантастической и мало
осязаемой троцкистской организации. Оказалось,
что по возрасту это не увязывается. Отпало. Затем
- шпионаж в пользу Польши. Но и здесь нельзя было
найти хоть какие-то связи. Отпало и это. И что же?
Однажды следователь Сотиков ночью сказал мне:
"Вы, Борис Михайлович, ни в чем не виноваты".
Я резонно заметил: "Тогда пишите определение о
моей невиновности". В ответ на это следователь
сказал: "Нет. Вас передадут другому
следователю. Мне жаль вашей молодости".
Все вынес он и остался человеком, не поступился совестью. Позже он напишет о бесчеловечной жестокости, царившей в сибирских лагерях, об унижении человека человеком. Напишет, что не потерять достоинства здесь было очень трудно, "Я остаюсь таким же, каким пришел сюда. Никто не помянет меня худым словом. Найдется, конечно, немало людей, которые скажут обо мне - чудак". Чудак потому, что не смог, не захотел приспособиться к лагерному начальству, дать взятку, стать вымогателем, обеспечить себе относительно безбедное лагерное существование.
В первый послевоенный год им написано особенно много. Оказавшись на свободе, на родине, писатель торопится, пишет. Ему есть о чем рассказать людям. Он словно чувствует быстротечность, краткость возвращенной свободы. И не ошибается в своих предчувствиях. В апреле 1949 года его снова арестовывают. Приговор: "На вечное поселение в Красноярский край". Местом ссылки писателя определена Машуковка тогда еще Тасеевского, а ныне Мотыгинского района.
Как жилось здесь писателю? Каким было его окружение? Чем он занимался в этот последний пятилетний период жизни? Об этом рассказывают машуковские старожилы Афанасий Евгеньевич Лапшаков и супруги-пенсионеры Мария Васильевна и Григорий Иосифович Марченко. Оказывается, в те трудные послевоенные годы жизнь в Машуковке - леспромхозовском поселке, была намного интересней теперешней. Наполняли содержанием, обогащали ее именно ссыльные. Кого только не узнала далекая северная деревенька: режиссера Александра Матвеева (в поселковом клубе он был и постановщиком пьес и киномехаником), московского артиста Евгения Толубяка (он заведовал машуковским клубом), Елизавета Ивановна Кузьменко, сосланная вместе с мужем - работником Ленинградского обкома партии по известному "ленинградскому делу", - отлично пела, и все сельчане заслушивались ее песнями. Жил здесь и литовец Карл Линтин, бывший командир корпуса из армии генерала Уборевича, и инженер Орловский, и многие другие.
Но, пожалуй, чаще вспоминают старожилы Микулича - человека редчайшего обаяния, высокой культуры, скромности. Он прибыл в Машуковку в тридцать семь лет, но был уже совершенно седым. Вспоминают его молодое, одухотворенное лицо в обрамлении седых волос и невероятную печаль в глазах. Все ссыльные работали в леспромхозе. А свободное время отдавали любимому делу. Микулич много писал. Писатель работал диспетчером в конторке леспромхоза (теперь в этом здании почта), а жил в небольшом домике на Набережной улице, куда возвращался после трудового дня и снова садился за рукописи.
Судьба не обошла его простым человеческим счастьем, хотя и недолгим. В 1950 году приехала учительствовать в деревню выпускница Канского педагогического училища Мария Смелякова. Они встретились - истерзанный жизнью 38-летний Микулич и молодая женщина - и в том же году поженились. Мечтали жить долго, любить друг друга. Но судьба распорядилась по-иному, отмерив им малый срок - всего четыре года. Все чаще и чаще острая боль схватывала сердце. И все труднее было выносить эту мучительную боль. 17 июня 1954 года Микулич, придя на работу, бессильно склонился над столом и умер.
Всего три месяца не дожил писатель до своей реабилитации. Обидно и больно говорить об этом. Произведения Микулича, написанные им в ссылке, уцелели. Более того, приезжали в Машуковку важные гости из Москвы, интересовались домиком писателя. Забрали все бумаги. А жена писателя, говорят, вскорости выехала к родителям в Игарку.
Время поставило все на свои места, вернуло нам некогда запрещенного Микулича. В белорусском издательстве "Мастацкая литература" недавно вышел сборник его повестей. Прислало издательство такой сборник и в Машуковский леспромхоз. На память. В третьем номере журнала "Неман" за 1987 год была опубликована первая часть "Повести для себя". Готовятся к печати и остальные произведения писателя, ставшего теперь классиком белорусской литературы.
...Не уцелел домик на улице Набережной, в котором провел последние годы жизни Борис Михайлович Микулич, но зато остался дом, в котором он работал. И надо, наверное, сделать так, чтобы, проходя мимо, люди вспоминали о человеке необыкновенном, о человеке, жившем по законам добра и справедливости.
Л. ЛОМАЕВА
корреспондент газеты "Ангарский рабочий".
п. Мотыгино.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ. Так случилось, что в эти же дни пришло письмо и из Белоруссии, от учителя Карповичской школы Гродненской области, краеведа Юрия Владимировича Комягина. Он первым на страницах "Красноярского рабочего" рассказал о судьбе писателя в статье "Возвращение Микулича" (30.09.87). И вот наш автор делится радостью: увидела наконец свет "Повесть для себя" Бориса Микулича. В журнале "Неман" (№ 12, 1988) опубликованы ее заключительные части. Земляк писателя пишет: "Эта повесть - для всех". Судьба дала писателю небольшую передышку от тюрем, ссылок, лагерей. Он постарался использовать ее максимально, пока вторая, уже бериевская волна не настигла выжившего узника ГУЛАГа. Он и в ссылке работал. Но как много не успел. В "Повести для себя" Микулич пишет: "Образы ненаписанных книг теснятся вокруг меня, снятся мне, со мною рядом ходит красивая моя мечта, которая поддерживала меня и в ветреной новосибирской степи, и в морозы Красноярска, и в грязи этапов, и в угольной пыли "пятьсот восьмого"... Я хочу, чтобы "конспект" повести был для всех, чтобы они любили и ценили жизнь и чтоб не расставались с мечтой..." Вот такое завещание оставил он нам.
В ответ на мою публикацию на страницах вашей газеты я получил письмо из Красноярского края от сотрудника производственного объединения "Красноярсклес" Л.М.Корчевского, который рассказал о последнем периоде жизни писателя в Машуковке. Л.М.Корчевский работал там мастером лесозаготовок. "Однажды летом, - вспоминает он, - я приехал из леса, было очень жарко, он был один, сели мы в тени за диспетчерской. Я сильно болел тогда, он мне говорит: "Сделай ты операцию". Задрал майку и говорит, что вот мучился с желудком, а вырезали, и стало гораздо лучше. Но окружающие редко видели на его лице страдания, причиняемые полученной еще в лагерях болезнью. Самодеятельные артисты под его руководством готовили представления, пьесы писал сам Микулич".
Помнит Корчевский и прощание с писателем: "на машуковском кладбище народу было много".
...Тихо на сельском кладбище, сиротливо стоят кресты времен репрессий. Но, наверное, большего достойны эти люди и писатель Борис Микулич, книгами которого машуковцы гордятся.
"Красноярский рабочий", 02.02.89