Те. кому довелось прошагать огненными дорогами войны, никогда их не забудут. Но и среди событий тех лет есть отдельные моменты, которые врезались в память с такой остротой, что и через десятилетия видятся так, словно это было вчера.
Одним из таких событии для.меня стало освобождение фашистского концентра и ионного лагеря Треблинка,. располагавшегося на территории Польши. Освобождать Польшу мне довелось в составе 19 Минской танковой бригады, входившей в Третий гвардейский танковый корпус Второго Белорусского фронта. В один из дней мы получили приказ командования двигаться на предельной скорости, а она у танков Т-34 была немалой — около 70 километров в час. Значит, бригаде поручалось дело особой важности. мы это поняли. За сутки нужно было продвинуться на 600 — 700 километров. причем это ведь не марш-бросок — эти километры предстояло пройти с боями. В экипаже нас было пять человёк, я в нем — командир орудия и наводчик, да еще на броне пять бойцов десанта.
Сперва повзводно, по три ганка, идем в головной походной заставе, время от времени меняясь, потом все чаще — в первом эшелоне. Справа остался город Ченстохов. На обочинах и прямо на дороге все чаще стали попадаться трупы в полосатых пижамах. На спине и на груди пижам — длинные номера. Некоторые трупы прикрыты хлопчатобумажными одеялами. Такую картину мы уже встречали: немцы угоняют военнопленных, пристреливая по дороге тех, кто не может идти.
Танк взлетел на небольшой пригорок, и тут по рации поступила команда остановиться. Здесь нам быстро объяснили задачу: освобождаем наших братьев и сестер, томящихся в концлагере Треблинка. Большую часть людей немцы угнали, но в лагере еще есть живые. 108 танков бригады окружают лагерь. Ряды колючей проволоки, вышки. Ворота заперты. Прямиком на колючую проволоку лезть нельзя — она под током. Первым делом надо уничтожить трансформаторную» будку. Сворачиваем колпачки с осколочно-фугасных снарядов и кладем их в одно место около 30 штук. От будки ничего не осталось. Начинаем разрушать ограду. Столбы, на которых укреплена проволока, каменные, внутри стальная арматура. Крепка была фашистская неволя! Разворачиваем башни орудием назад и всей 32-тонной массой танков наваливаемся на столбы. Каждый из них приходилось штурмовать не по одному разу. Рвем колючую проволоку, но и с ней не так просто справиться: она наматывается на гусеницы, на катки, и танк останавливается, словно связанный по «ногам».
На территории лагеря на земле, лицом вниз, лежат люди в тех же полосатых «пижамах». Убитые? Опоздали мы с освобождением? Но нет. Едва мы начали ворочать ограду, они стали поднимать головы, вставать. Изможденные, измученные до неузнаваемости — без дрожи на них смотреть было нельзя. Они шли к нашим машинам, обнимали и целовали нас, гладили броню танков и тоже целовали. Рассказывали, что уже третий день лежали ничком на земле. Немцы-охранники удрали, но перед тем из их разговоров можно было уловить «Иван» и «рус-панцер». А когда лежали, слышали отдаленный гул артиллерии и содрогание земли. Немцы заблаговременно убежали, но в лагере оставались охранники из числа предателей, и эти до конца выполняли свою иудину работу. Стоило поднять голову — и получишь пулю. Некоторых предателей мы поймали, и суд над ними был скорый и беспощадный.
Помимо наших, были в лагере и поляки, и французы, и бельгийцы, пленные других национальностей. Несмотря на крайнее истощение н слабость, они обязательно хотели чем- либо помочь нам. С энтузиазмом принялись разматывать с гусениц колючую проволоку, лезли на танки н никак не хотели слезать. Они рвались в бой — бить фашистов, мстить за свои страдания, за замученных товарищей, за поруганные отечества. Но, конечно, в таком состоянии вояки из них были бы плохие...
И вот уже 44 года прошло с той поры, а эти картины не стираются из памяти. и сейчас, когда многие факты предвоенной нашей истории стали достоянием гласности, думается, что многих из этих жертв можно было избежать.
С. СОКОЛЕНКО,
ветёран войны.
д. Красная.
Сельская новь (Балахта) 23 февраля 1989 года
Материал предоставлен Балахтинским краеведческим музеем