Остаться человеком
Эта боль не утихает - так называлась
статья о судьбе бывшей репрессированной Клавдии
Сергеевны Барской(Красноярский рабочий, 5.11.88).
Сегодня автор статьи Алексей Бабий разбирает
письма, которые пришли в ответ на
публикацию.
Сталинщина оставила нам в наследство миллионы замороженных душ.
Читаю коллективное письмо из Шалинского. Авторы - 12 женщин, одна них сидела в Норильске. "Мы возмущены всякую грязь начинают на Сталина лить. Если в лагере надзиратели и издевались. думается, он не давал таких указаний и не присутствовал сам. Зверских издевательств было а если кто в лагере показывал из себя очень умного и действительно вел разговор против власти и получал по заслугам".
Не будем обсуждать, давал ли, присутствовал ли. Тем более. что в статье "Эта боль не утихает" речь - не о Сталине, а о сталинщине. Обратите внимание на взгляд авторов: не было зверских издевательств, были только по заслугам. А если заслугам, то уже не зверские. Если слишком умный - заслужил. Если говоришь против власти - заслужил. Это кажется человеку естественным. Он не может себе представить, что другой человек имеет право думать и говорить все, что считает нужным. Сталинщина и начинается с образа мышления, не допускающего других точек зрения, кроме своей собственной. с признания только одного аргумента в споре - кулака.
А вот какие чувства вызвала статья у группы (опять группы!) бывших работниц завода цветных металлов: "Поумерьте свои аппетиты, обнаглевшие донельзя сталинские сироты!". Это - о льготах для бывших узников лагерей. Разве лучше, считают они, "жили те, которых гнали на лесоповал, на сплав, на шахты и заводы где они должны были с утра до темна трудиться полураздетыми, дети, судимые за горсть зерна, за одну или две картошки, или мы, молодые девчата, которых гнали на завод в газы. Мы задыхались, падали, нас отливали водой, отпаивали молоком и снова ставили к аппаратам".
Я понимаю их боль, и мне не хотелось бы доказывать очевидное, что ПО ТУ сторону проволоки было все-таки хуже, хотя ПО ЭТУ казалось, что хуже уже некуда. Достаточно сказать, что, по некоторым данным, средняя продолжительность жизни в северных лагерях была два года, а в некоторых лагерях Магадана, например, в Бутугычаге вообще три месяца). Кто протянул больше - тому просто повезло. Понятно, почему во время войны перевод в штрафной батальон (то есть в смертники) был для заключенных мечтой. Но речь не о том, где было хуже. Речь о том, что женщины, отстрадавшие ПО ЭТУ сторону колючки, не смогли, не захотели понять тех, кто был ПО ТУ. Они увидели в статье только одно: что еще кому-то будут льготы. Не им. Этого оказалось достаточно, чтобы озлобиться на "амбициозных жертв", которые вслед за ветеранами Великой Отечественной войны будут отнимать у них кусок пирога. Вот парадокс: эти люди, ненавидящие Сталина, на самом деле пропитаны духом той эпохи. Подозрительностью (за чужого человека вы бы не стали бескорыстно хлопотать), злобой, неуважением. Сталинщина отучила нас сочувствовать. Она будет жива, пока мы будем считать, что есть разная мораль - "для своих" и "для чужих". Пока будем искать причины наших бед в происках врагов. Питательный бульон для нее будет существовать до тех пор, пока мы не научимся видеть в каждом человеке Человека, пока не почувствуем ценность его жизни, пока не признаем его права на свою точку зрения, на свой образ жизни, пока не научимся сострадать.
Вот ведь бывшая колхозница Анна Алексеевна Кулиева, пишет, казалось бы, о том же, что и работницы эавода цветных металлов: "Чем отличалось наше бесправное положение от лагеря или тюрьмы? Разве что без колючего забора!". Но пишет, сначала наплакавшись о тех, кто был за забором. Не противопоставляет узников колхозникам - объединяет: "Не обойдите же и нас, прежних безропотных подневольных!". За свой многолетний труд в колхозе Анна Алексеевна заработала пенсию в 34 рубля.
Льготы для бывших узников - не только материальная помощь (хотя и в ней многие нуждаются). Это - моральная поддержка, запоздалое но признание их полноценными гражданами общества.
В помощи нуждаются и члены семей, разметанных в годы репрессий по всей стране: многие люди так и не нашли друг друга. До сих пор, например, разыскивает сестру Лину-Капитолину Фоминичну ее брат Андрей Фомич Пирогов (по некоторым данным, она может быть в доме престарелых около Лесосибирска). До сих пор Екатерина Абрамовна Акименко из Красноярска разыскивает племянника Бориса Трофимовича Глущенко, след которого потерялся в спецдетдоме города Харькова.
Люди просят узнать судьбу репрессированных.
"Дорогие друзья и добрые люди! - пишет Вера Ивановна Семенова из Канска. - Мой отец Павлов Иван Дмитриевич был честным и никаким врагом народа никогда не был. Где он захоронен? Где его найти? Где было его последнее пристанище?
"Мемориал", к сожалению, очень редко располагает такой информацией. Нами установлены несколько мест массовых захоронений около Красноярска, но узнать, кто именно в них захоронен, будет, вероятно, нелегко
Мы надеемся, что ведомства, обладающие такой информацией, откроют свои архивы.
Процитирую еще несколько писем.
Лидия Федоровна Гирс (Красноярск): "На станции Боготол было арестовано много работников железной дороги: Дробышевский, Степанов, Завальнюк, Редько, Пироженко, Шлетцер. Першин, Андреев, Козельский, Битим, Князев, Никольский, Напрягло, Ефремов и другие. Хочется сказать о начальнике боготольской нефтебазы Белобородове Иване Николаевиче, начальнике Боготольского отделения железной дороги Муратове Семене Харитоновиче: эти люди, несмотря ни на что помогали семьям репрессированных.
А 16 мая 1937 года увели нашего отца Бабышкина Федора Дормидонтовича, члена партии большевиков с 1924 года. В октябре погрузили семьи репрессированных в товарные вагоны и повезли. Одежды разрешили взять столько, сколько унесешь. Довезли до станции Ачинск, там обманным путем отобрали детей от матерей и поместили младших в детприемники, а старших - в тюрьму. Совсем маленькая девочка Изольда Редько очень плакала и скучала по маме и умерла. Взяли нас в октябре, в легкой одежде, а везли в декабре. 200 километров от железной дороги до детского дома, Везли навалом в коробах на лошадях. Ноги примерзали к ботинкам. отогревались бегом - и опять в короб".
Мне понятна и озабоченность Геннадия Владимировича Микиявичуса, пробывшего в сталинских застенках 8 лет: "А что если вчерашние палачи завтра окажутся опять у дел? Если мы всерьез говорим о гласности. давайте все-таки осмелимся выявлять тех матерых преступников, которые хладнокровно уничтожали цвет нашего общества".
Григория Кирилловича Желудкова из Нижнего Ингаша это тоже беспокоит: "Почему только он, Сталин? А где те, что изо всех сил дули в его парус? Где сталинята? Почему их не убрали с дороги? Не потому ли, что не хватило мужества сказать народу всю правду? Боязно стало: а вдруг с этим кровавым пластом истории оголятся те корни, какие питают и его благополучие?"
У "Мемориала" уже есть картотека, в которую занесены следователи, охранники. начальники лагерей и т. д. Народ должен знать не только своих героев. Но. главное, он должен знать правду, как написала об этом Маргарита Ивановна Путренко из Ачинска. Ее письмом, в котором она еще раз прожила свою нелегкую судьбу, я и завершаю этот обзор.
"За 1937 - 1938 годы на станции Сон пересадили всех мужчин. А моего отца, Ивана Перфильевича Путренко, арестовали в Абакане. Следователь сказал: не наводите справки, а то и вас посадим. Нас зимой высепили на улицу, в снег, а квартиру заняли. Мать с работы уволили. Мы сели в поезд и поехали на Урал в Кунгур к брату матери. Но и он нас выгнал на второй день. Все родственники от нас письменно отказались, а на квартиру никто не пускал. Так мы с узелками и скитались. Где только мы не жили - и в сарае и на чердаке, и в сенках, и в коридоре. Постели вообще не было, в чем ходили, в том и спали, тем и укрывались. И ведь это не год и не два. А уж издевались над нами как! Не описать этого, целая книга будет... Только в 1974 году в Ачинске я почувствовала себя человеком. Работала в прекрасном коллективе. Но при выходе на пенсию заново пережила все прошлое, так обидела меня завкадрами. И где я брала силы, чтобы остаться человеком чтобы не покатиться вниз, не потерять веру в людей, в себя! Некоторые говорят "не надо старое ворошить". Нет надо! Пусть люди знают правду. какая она есть и остаются людьми".
Красноярский рабочий 05.03.89