Как писатель и врач А. Д. Аграновский помогал заключенным выжить
РЕЧЬ ПОЙДЁТ о событиях давних. Ближайшее из них произошло почти три десятилетия назад. В 1960 году в издательстве «Советский писатель» вышел сборник произведений Абрама Аграновского «Очерки разных лет». Составлен он был сыновьями писателя — Анатолием и Валерием Аграновскими, известными литераторами. Предисловие у сборнику написал Владимир Тендряков.
Позволю себе привести из этого предисловия краткие сведения о первом этапе жизни Аграновского.
«Родился В 1896 году. Прямо из гимназии взят в солдаты, ранен в первую империалистическую войну. Революция застала студентом Харьковского университета. С 1913 года —- член Коммунистической партии. В гражданскую войну — комиссар госпиталей на Южном фронте, комиссар санчасти 12-й армии. В 1922 году врач Аграновский печатает свой первый фельетон в украинском «Коммунисте». А дальше... очерки, хлесткие фельетоны... в «Известиях», в «Правде». Он зовет к новой жизни, к знаниям, к культуре, он бьет бюрократов, перерожденцев. нэпманов, кулаков».
Аграновский выступал не только как наблюдатель, но и как активный участник происходящего. Иногда трудно отличить автора-корреспондента от тех партийных и советских работников, в контакте с которыми он действовал. В большинстве очерков проявляется талант Аграновского-сатирика. Перечитав его очерки и. фельетоны, поражаешься, как актуальны они в наши дни.
Вот отрывки из книги «Через брюкву к социализму». В каждой странице как на ладони — год ее написания: 1929. Очерк «Герой первоначального накопления». кончается филиппикой в адрес руководителей-бюрократов, которые не в состоянии снабдить деревню самым необходимым, а когда такие, как крестьянский Савкин, возмущаются, их клеймят эсерами, наклеивают на них ярлыки классовых врагов. Савкин, «который впервые после долгого голода попробовал вкус собственного хлеба», считает, что «спешить с коллективами не следует, другое дело — машинное товарищество». И его больше всего возмущает, что он не находит в этом помощи от тех, кто по долгу службы обязан оказать её. «Как не волноваться, — пишет Аграновский. — если прошло еще два месяца после встречи ё Савкиным, а перфоратора и по сей лень нёт?„ Я лично тоже трижды обращался на правах сотрудника центрального органа в Вязьму, в московское шефское бюро и в Накромздрав. и никто не удостоил даже ответом... Товарищ Савкин, руку!»
Как похоже на то, что мы видим сейчас, на третьем году перестройки, когда старые методы ведения хозяйства отвергнуты, а новые никак не утвердятся, бюрократизм и равнодушие по-прежнему правят бал.
А вот фельетоны на очень близкую я хорошо знакомую ему тему — о медицинском обслуживании!
«Врач Лазарев..; внес предложение считать врача стахановцем в том случае, если на его участке будет выдано больным мало бюллетеней... Директор поликлиники... доктор Швндко объявляет приказом «стахановскую пятидневку и основным тезисом провозглашает: «Каждый врач обязан внести в течение пяти дней не меньше трех предложений с общим экономическим эффектом в 300 рублей».
ПОСЛЕ ТОГО как мы познакомились с, автором, широко известным в тридцатые годы, продолжим рассказ о его жизни, ведь часть ее связана с Норильском,
Обратимся к письму старого норильчанина И, А. Шамиса: «Жил он рядом с Гарри в 15-м бараке, — мне сейчас кажется» что он был несколько выше среднего роста, подтянутый; Обходительный товарищ. В Норильске обратился к своей специальности врача. Только не лечебника, а санитарного.
...там жила вся «элита» тогдашняя; прежде всего проектировщики, а затем и все остальные представители «мозгового центра» — ИТР. Вагонок тогда не было и в помине, спали сплошняком на нарах в два этажа, разделенных довольно узким проходом. В «секции» стояла печка, вечерами раскаленная докрасна. Верх печки сплошь уставлен эмалированными кружками, в которых варился чай — прямо-таки варился, подолгу, аж до черноты. У самой печки и были места Гарри и Аграновского, и инженера Ивана Максуты, моего давнишнего друга, страстно влюбленного в Гарри и буквально за ним ухаживавшим. Максута чай кипятил, брил многих (лезвие от «самобрейки» он долго точил о стенки кружки, затем вставлял в деревянную щепку и — бритвенный прибор готов), но прежде всех брил он Гарри, затем Аграновского. И обшивал их. и в бане мыл... Вот у печки-то и собирались, — сиживали на нарах Гарри—Аграновского и вели разговоры до самого отбоя».
«Все это помню по зиме 39—40 гг..— говорится далее в письме. — Ох и снежная, н пуржливая была зима, и морозы здоровые! Однажды сам видел термометр на промплощадке ,показывающий 51 градус. Но было тихо —воздух застыл. Мы не работали, но в зону почему-то не уводили, мы то и дело бегали к метеобудке... После этого не помню уж Аграновского; позднее мы слышали, что его выпустили, но что жить ему назначено -, в городе Красноярске... Из тех вечеров запечатлелось, что Гарри с Аграновским подолгу друг с другом говорили. Мыс Иваном Максутой нолеживали рядом и, конечно, не мешали им...».
Интересны воспоминания об А. Д Аграновском в Норильске, принадлежащие врачу 3. И. Розенблюму. Жил Аграновский, по словам Захара Ильича, не в 15-м бараке, а в 14-м. Аграновский первый . начал в Норильске борьбу за подлинное . соблюдение техники безопасности на производстве.
— И каждой вечер он являлся и все спрашивал меня правильно ли поступил в том или другом случае, Я давал ему консультации. Это относится к тому времени, когда Абрам Давыдович был назначен инспектором САНО (его возглавлял тогда, если не ошибаюсь, Сергей Михайлович Смирнов), Прикрепили Аграновского к Жилстрою-2, который вед работы по сооружению) жилых домов так называемого Соцгорода, на Октябрьском шоссе... Во главе Жилстроя-2 был Николай Николаевич Рознатовокий. Аграновский ходил по стройплощадке и лесам этих деревянных двухэтажных домов с сумкой через плечо. Тогда еще и медпунктов не было на норильских стройплощадках.
Из письма И. А. Шамиса (1972 год): «И вот, рассказывает Захар Ильич,
случилось так, что один работяга получил на стройке серьезную травму — сломалось
бедро. Беднягу увезли в эону, но и там медицина еще была в стадии
становления (начало зимы 1939—1940 гг.). Привезли больного, явились к докторам —
говорите, что вам нужно, чтобы лечить. Ну Кузнецова — травматолог, ортопед,
хирург, имевшая уже тогда степень кандидата медицинских
наук, взяла да н нарисовала, цто нужно: станок для вытяжки и еще какие-то
приспособления...
— И представьте себе, — восклицает Захар Ильич, — всё это было изготовлено по сем правилам к утру. Ну да вы же знаете, — в Норильске и Луну могли бы наготовить, если бы это надо было..
Но дело тут в Аграновском: он поднял шум! «Как это так? Кто это допустил? Что
это за организация работ такая, что люди калечатся?». Взялся он за это, как
старый заправский
правдист. Потребовал, чтобы такое больше не повторялось; чтобы приковать
внимание к вопросам техники безопасности на стройке и т. п., чтобы судили
виновного в травме, нанесенной. работяге. Такого еще не бывало в Норильске:
травмы, конечно, случались, но всё сходило с рук. Аграновский восстал против
этого.. Судили виновного. И прорабы; и строймастера стали внимательней
относиться к вопросам техники безопасности.
Д-р Розенблюм говорит, что Абрам Давыдович был, по всем данным, первым, кто поднял вопрос техники безопасности .на стройках Норильска на . принципиальную высоту; по крайней мере, одним из тех, кто организовал первую конференцию врачей в Норильске, Так как объекты Жилстроя-2 были в разных местах, то Абрама Давыдовича расконвоировали, он получил возможность организовать всю медицинскую братию и созвать конференцию. С тех пор это вошло в традицию: собирались, делились опытом, прочитанным... В маленьком деревянном здании рядом с ДИТРом, где находилась больница ддя вольнонаемных, был оборудован конференц-зал. Там вывесили всякие экспонаты, там регулярно собиралась врачи. Дел и вопросов было много, ибо многое было внове: работа в полярную ночь, возможность заболевания цингой, санитария-гигиена в тех условиях и т. д.
О Валерии, и Анатолии д-р Розенблюм говорит, что у него сложилась убежденность в том, что особенно большую заинтересованность в узнавании условий жизни отца проявлял Валерий. Он приехав с другими корреспондентами в Норильск (в 56-м?), нашел Захара Ильича и много расспрашивал его об отце... Валерий показал фото отца времён его житья в Норильске: бородища большая, глаза неспокойные; вообще, фотография какая-то необычная».
. Не хочу сейчас комментировать эти выдержки из писем... Важны и интересны многие детали, штрихи и к образу А. Д. Аграновского, и к истории становления норильской медицины.
В декабре 1971 года я отправил письмо Анатолию Абрамовичу Аграновскому в надежде получить от него дополнительные сведения о его отце, о его пребывания в Норильска, Овет пришел быстро:
«Благодарен вам за память об отце, мне ваше желание написать о нём, разумеется, очень приятно. Был А. Д. Аграновский серьёзным журналистом, смею даже сказать, один из известнейших фельетонистов 30-х годов, Если вы возьмете БСЭ (первое, «красное» изданиё), то в статье «Фельетон» найдете ёго фамилию в числё четырех лучших советских фельетонистов...
Потом был Норильск — где работал он врачом, стал даже одним из руководителей санслужбы... Вернулся он, сравнительно с другими, рано, в 1942 году, снова стал журналистом, работал в «Красноярском рабочем». потом был спецкорресподентом «Огонька», был принят в члены Союза писателей. Умер в 1951 году, в командировке, в деревне Баланднно Челябинской области, когда работал над очередной своей кнйгой.
К сожалению, материалов об отце дома у меня почти нет... Что ещё? Норильский период жизни отца известён мнё хуже. Но, судя по тому, что знаю, он там оставался человеком принципиальным, смелым, многих спасал от гибели, налаживал норильскую медицину и даже (это я точно знаю) провел в Норильске первую заполярную Конференцию ученых-медиков (а силы в тамошних местах собрались, увы, немалые).
Если будете в Москве, охотно встречусь с вами, покажу то немногое (фотографии, книжки), что сохранилось у меня.,, Желаю вам творческих успехов, С уважением А. Аграновский».
Встретиться не удалось, ие могу простить себе этого.17 апреля 1984 года прочитал в «Известиях»:
«Нет талантливейшего публициста наших дней. чье имя было — я останется! — гордостью советской печати. Его строка, его слово входили в память, по- грибоедовски становились нарицательными. как песня, жили среди иас.
Нет блистательного газетчика... Он был давно уже признанным писателем ~ автор десятков книг, документальных и художественных киносценариев...
Его отцом был корреспондент «Известий», известнейший журналист тридцатых годов А. Д. Аграновский...».
ИЗ ЗАЯВЛЕНИЯ В А. Аграиовского в городское управление внутренних дел Норильска 11 мая 1988 г.:
«Уважаемые товарищи! Обращаюсь к вам с просьбой, имеющей одновременно личный в общественный характер. Я — писатель, член Союза писателей СССР. В настоящий момент по просъбе центральных журналов пишу книгу о моем отце, старом коммунисте, когда-то работавшем корреспондентом «Известий» и «Правды» — Аграновском А. Д.
В период с января 1938 года по октябрь 1941 года, он отбывал наказание в норильских лагерях. В 1942 году отец был переправлен в Красноярск, приговор по его делу был отменен Пленумом Верховного суда СССР по протесту Генерального прокурора СССР, а затем 4 июля 1942 года отец реабилитирован, восстановлен в партия я возвращен в Москву. В 1951 году отец умер, работая специальным корреспондентом журнала «Огоиёк».
Мне известно, что, находясь в Норильске, отец написал книгу под названием «Записки журналиста» — о своих встречах с Калининым, Горьким, Луначарским, Бухариным, Демьяном Бедиым и другими общественными и литературными деятелями. Книга писалась нм в тетрадях с проштемпелеванными страницами, а когда отца перевозили в Красноярск для нового расследования, завершившегося реабилитацией, эту рукопись он отдал руководству Норильлага или соответствующим его службам.
Просьба моя проста, хотя и сложна к исполнения: найти эту рукопись в Вашем архиве или архиве Норильского комбината.
Понимаю, что задача не из легких. Но очень надеюсь на сочувственное отношение к моей просьбе плюс ваш энтузиазм. Издание этой книги сегодня представляет чрезвычайно большую и важную задачу, уж не говорю о том интересе, который есть не только у меня, но у сотрудников и редакторов упомянутых мною печатных изданий.
Мое обращение к работникам Красноярского КГБ результата не дало: мне любезно сообщили, что в их архиве рукописи нет и посоветовали искать ее либо в Москве (я искал, но — увы!), либо у вас».
Об этом же сообщил Валерий Абрамович в аМору этих строк: «В лагере, насколько мне известно, рапа написал книгу «Записки журналиста», описывая свою работу в газетах «Известия» и «Правда», причём писал он в тетрадях, которые выдавались ему начальством.. Вдруг вы каким-то образом, тщательно и по крупицам собирая историю Норильска, что-то знаете и об отце, и о его рукописи?
Понимаю, что ставлю перед вами задачу не из простых, но прошу меня великодушно простить, тем болёе что печальный интерес к тем временам возник у меня давно. Мне удалось уже после смерти отца проехать весь его путь от Москвы до Норильска (через Красноярск — Злобино на правом, где была пересылка, — Игарку-Дудинку), найти людей, которые с ним сидели в Норильске, и даже человека, который рукояткой пистолета выбил папе зубы, уже там, в Норильске, когда отец однажды попал на Кайеркан на несколько суток. ((Думаю, имеется в виду неайекркан, а Каларгон, где быд в сороковые годы страшный штрафной лагпункт-изолятор при каменном карьере—С. Н.).
Увы, рукопись так и не обнаружилась, о ней никто ничего не знает.. Небольшой компенсацией утраты явилась найденная мною другая рукопись: в декабре 1940 года врачи-заключенные, отбывавшие срок в Норильлаге, собрались на врачебную конференцию (факт, наверное, уникальный!), и отец сделал на конференции доклад, Так вот, доклад этот я нашёл в совершенно нечитаемом виде, но восстановил его полностью не без помощи специалистов».
К сожалению, я ничем, не мог помочь в поисках рукописи, о чем и сообщил Валерию Абрамовичу. Он ответил, что книгу об отце уже почти закончил.
«В неё вошли, главным образом, письма мамы и папы нам с Анатолием из лагеря н наши письма с братом —в лагеря. Как вы понимаете. наши письма сохранились почти все, ибо их пронесли через все трудности и годы папа я мама и привезли с собой, когда вернулись. А вот от их писем — ничтожные крохи: мы, дёти, оказались менее бережливыми, и не так прозорливы, как родители... Но книга все же получается: память у меня хорошая, я почти все запомнил: и как арестовали папу. я как маму уводилн из дома, и как мы потом впервые встретились, я как жиля мы с Анатолием все годы одни, и наше пребывание в детприемнике, и если скупые рассказы папы (ои очень боялся, как бы мы с Толей не обозлились на власти), и веселые, как яи .странио, мамины воспоминании о лагерной житии сначала в Сегеже, а потом в Казахстане... И документы мне удалось сохранить в целости, и доклад папы тоже лёг в книгу с теми подробностями, которые я узнал от 3. И. Розенблюма
Книга называется «Последний долг». Это — мой долг перед вами и всеми, кто пережил и не пережил те годы».
И еще несколько строк — из другого письма Валерия Абрамовича:
«Я понял, что все, связанно^ с тем временем, когда страдали мои и наши родители, одновременно и боль моего поколения, и его исцеленье. Между прочим, эпиграфом к задуманной мною и почти написанной книге, которую я назвал «Последний долг», взят Бредбери: «Когда спросят иас, что мы делаем, мы ответим: мы вспоминаем».
А может быть, кто-нибудь из читателей «Заполярной правды», познакомившись с этими заметками, даст нам еще одну ниточку к поискам норильской рукописи Абрама Аграновского?
С. НОРИЛЬСКИЙ.
Заполярная правда 05.04.1989