Читатели уже хорошо знакомы с Федором Трифоновичем КИРЕЕНКО, норильским металлургом-исследователем в военные и послевоенные годы, руководителем ГМОИЦ, дважды лауреатом Госпремии СССР. Публикуемые сегодня фрагменты | воспоминаний, написанных в 1987 году, прямо или косвенно характеризуют А. П. Завенягина, его окружение, обстановку жизни и деятельности в разные периоды.
МАГНИТОСТРОЙ. В 1932 г. обнаружилась деформация плотины первого водохранилища на реке Урал и возникла угроза водоснабжению. Было принято решение форсировать строительство второй плотины ниже по течению Урала. На эту стройку я и был командирован управлением «Союзводстрой» в качестве мастера пневматического оборудования. Предстояло организовать мастерскую и обеспечить горные работы специальным инструментом и сжатым воздухом.
К весне 1933 года уже существовал небольшой поселок, построили помещения для разных мастерских и складов. Начало поступать оборудование, приезжали рабочие. Как-то, еще в холодную пору весны, в мастерскую вошли девять парней 19—20 лет, грязные, худые, настороженными и выжидающими взглядами. Из записки отдела кадров следовало, что они направляются к нам слесарями. Я не стал тогда их расспрашивать, ясно было, что прежде всего нужно накормить, умыть, выдать аванс, карточки и прочее. Пока выполнялись «пункты» этого минимума, не исчезало сомнение: останутся ли? Убегут сразу или потом? Однако утром следующего дня все они вовремя оказались в мастерской на смене — умытые, повеселевшие.
Завербовали их в Коломне. Все — кз рабочих семей. Каждый два-три года пребывал учеником у заводских мастеров. Став слесарями, имели бросовую, неинтересную работу. В то время, в начале тридцатых годов. выбрать, а то и вообще получить работу можно было не везде. Поэтому парни решились отправиться в Магнитогорск в надежде найти там более широкие возможности для выбора. Однако устроиться на заводе, как им обещали при вербовке, не удалось, послали куда-то на неуютную стройку» которая только начиналась. Я понял, почему они вчера были недовольны, и предложил каждому отдельный участок с полной ответственностью за его состояние. Чувствовал» что их могут привлечь самостоятельность я доверие.
Дела наши пошли превосходно. Работали уверенно, спокойно, и не требовались какие-либо обязательства или призывы. Стремились к одному: что-бы никогда не было ни единого упрека со стороны горняков.
Во время первой пятилетки существовало нормирование , всех средств для жизни — питания, одежды и прочего. Зарплата, ее размеры не имели значения. Нормы потребления были одинаково скудные, и для покупки пайка требовалось очень немного денег. При по ступлении на работу интересовались не зарплатой, а нормой хлеба. Проблема хлеба в той или иной мере преследовала нас все четыре года пятилетки. Что же тогда побуждало всех работать? Скажу так — одна надежда. Надеялись, что, построив 518 заводов и 1040 МТС, избавимся от удручающих лишений.
Можно поэтому представить, что для нас значило вышедшее в последние дни пятилетки постановление правительства об отмене нормирований продовольствия. Предписывалось в первый день следующего года, в шесть часов утра, открыть все булочные и торговать весь день.
Я был тогда студентом первого курса института, жил в общежитии, в огромном зале, вместе с 28 товарищами. В ту новогоднюю ночь никто из нас не спал, и в шесть часов мы всей оравой отправились в ближайшую булочную. Вошли и обмерли: полки были завалены хлебом. Недоверие улетучилось, и мы возликовали. Шум, гам, ура — и нас попросили вон из магазина. Пошли в другие, и увидели то же самое.
Для меня и, наверное, для многих первая пятилетка запомнилась так, как ни одна из последующих: во многом она похожа на период Отечественной войны — такие же лишения, такой же трудовой подъем и радость победы. Проявился огромный энтузиазм народа. Бескорыстный энтузиазм, вдохновенный. Прагматизм утверждает, что в экономике ка энтузиазме далёко не продвинуться. Видимо, так. Но сделать большой шаг вперёд, оказалось, можно. И радости приносит он больше, чем холодный расчет и всевозможные компенсации свыше насущной потребности.
Начало 4933 года сложилось трудным для Магнитогорска. Вступившие в строй предприятия осваивались медленно, планы строительства не выполнялись, задерживались проектные работы. «Городское» хозяйство было страшно запущено. Рабочий поселок представлял собой длинные линии бараков, чередовавшиеся с такими же рядами уборных с выгребными ямами. За зиму доски со стен сорвали на растопку печей, остались одни каркасы. Территория поселке завалена мусором, залита помоями. Соцгород был еще небольшим, выглядел совсем невзрачно, уныло да и прильнул к заводу — жители страдали от этого соседства.
Между тем «американский» поселок, где жили иностранные специалисты, располагался а стороне, в единственной не всей местности березовой роще. К нему тянулась хорошая дорога, там виднелись красивые, уютные коттеджи, Такой коитраст вызывал досаду.
После того как Серго осмотрел все хозяйство, он решил обратиться к магнитогорцам со своими мыслями. Был созван слов ударников, проходил он в рабочий день. Выступал один Серго. По-виднмому, он раньше не бывал в Магнитогорске и о многом не знал. Несомненно, поразился увиденным и речь произнес необычайно страстную, гневную. Он упрекал и стыдил проектантов, администрацию, техническое руководство. Досталось и рабочим — за аварии, некачественную работу и нежелание учиться. Орджоникидзе обратился с призывом к НТР на время стать на рабочие места и научить неумелых управлять механизмами. процессами. Тут же отдал распоряжение разработать специальную тарифную сетку для рабочих на ИТР.
С приездом Серго у нас как-то сразу многое изменилось. Появились новые люди я руководстве стройкой, поступило в большом количестве новое оборудование, в основном импортное. Но главное, существенно улучшилось снабжение продовольствием и промтоварами. Мы избавились от хронического голодания, и наше настроение очень поднялось. Магнитогорцы навсегда запомнили события того времени и необыкновенный облик большевика-ленинца.
Мне не довелось видеть А. П. Завенягина в Магнитогорске. Серго назначил его, а был ли Завенягин в Магнитогорске вместе с Сорго, приехал ли позже, не знаю. Но события развивались потом так последовательно, что, казалось, не произошло разрыва во времени между приездом Серго и назначением Завенягина. Авраамий Павлович успешно продолжал начатые Серго усилия по улучшению жизни и работы жителей города, по-видимому, имея достаточные для этого полномочия и ресурсы. Я недолго работал в Магнитогорске, осенью меня послали в Иркутск. на строительство моста через Ангару. Но ребята из нашей мастерской продолжали работать до завершения стройки, а трое из них остались затем навсегда и обслуживали водопропускные и водозаборные сооружения плотины. Из их писем я знал, как развивались дела и жизнь на стройке и и городе. Серго побывал в Магнитогорске второй раз и остался, кажется, доволен, существенных изменений в руководстве ее произошло. Ну а то, что Серго взял потом Завенягина к себе заместителем, свидетельствует, как высоко оценил его деятельность.
Впервые я увидел Завенягина только в 1942 г. на совещании по перспективам развития Норильского комбината. Встречался с ним всего два раза и, разумеется, не могу характеризовать его. Скажу лишь, что показался он мне не таким, как иногда его изображают. Я не заметил в нем ни красоты, ни импозантности, медлителен в движениях и речи, на собеседника смотрел не отводя глаз, даже когда слушал.
На совещаниях он вынимал карманные часы с боем и клал на стол перед собой. Это могло служить предупреждением для всех: быть кратким в выступлениях. Но вместе с тем никого не торопил, не предупреждал, не перебивал. Всех выслушивал внимательно, не отвлекаясь.
В 1942 году я докладывал о предложении но усовершенствованию технологии переработки руд. С замечаниями против применения старого способа получения хлора выступил профессор П. Лукьянов, и между нами начался спор. Профессор сердился, я сопротивлялся, хотя мои позиции были слабее. Профессор наблюдал за процессом не заводе в Германии и знал воочию его недостатки, мое же мнение еще предстояло доказать на практике. Я проигрывал.
Завенягин оживился было во время спора, но никак не обнаружил своей позиций. Это обеспокоило меня, но запрещения не последовало, исследования мы продолжали беспрепятственно. Позже профессор А. А. Цейдлер рассказал, что Завенягин интересовался состоянием исследований, спрашивал у него подробности. Следовательно, он знал, что они продолжаются... Не знаю, всегда ли таким образом Зевай ягин разрешал споры.
Редактор
Т. М. ОРЛОВА.
Ф.Т.Киреенко
Заполярная правда 13.04.1989