Завтра — 88 лет со дня рождения Авраамия Павловича Завенягина
В ТИПИЧНОМ питерском дворе — без солнц а, серые стены, почти сумрак даже в
апреле -— я нашел нужную мне квартиру, и через считанные минуты почувствовал
себя... как дома. Хозяйка очаровала, но самое важное — мигом родившееся ощущение
родственности. причастности
нас обоих к одним и тем же корням.
— С Перфиловым видитесь, с Ванечкой? Дети уже большие, наверное... С Четвериковым, Петром Антоновичем? Масловым, начальником Дорстроя?.. Зоей Ивановной Туманишвили, председателем поссовета (ее брат был, по-моему, директором Кремлевского театра)...
— А как же! Как же не знать! Мне ведь ровно сто лет, если посчитать год за два то время, которое я прожила в Норильске!
Это я слушаю и записываю Екатерину Федоровну Третьякову, инженера-экономиста Норильстроя завенягинского периода, вдову того самого Василия Васильевича Грязнова, о котором упоминал в «Весне тридцать девятого». Авраамий Павлович знал его по Уралу, пригласил в Норильск как опытного специалиста в геодезии; тот признался, что не очень-то хочется забираться в такую северную даль, и услышал в ответ: «Поезжай... Все равно пошлют...».
— Скольких таким образом Завенягин спас — разве посчитаешь? Но я вам совсем о другом поведаю... Или наоборот. о том же самом?.. Пусть мелочи, возможно... Но показательные.
Каждый день по всем цехам составляли для него сводку, сидели до десяти вечера, Бывало довольно прохладно, хоть и топили. И вот — Восьмое марта. Собрание в зековском клубе (второго еще не построили). Вдруг, совершенно неожиданно. меня вызывают к президиуму: Шерстяная кофта крупной вязки Куда моей тоненькой кофточке! И тут я вспоминаю, что Чачик, снабженец, подкатывался с внезапно охватившим его интересом «Какой ваш любимый цвет?». Это ему Абрам Палыч поручил всех опросить, не выдавая до срока о замысле.
И ещё символ. Мы переехали в деревянное управление — рядом с больницей Уборной. извините за прозу, нет. Старшая машинистка, сам мая бедовая и деловая, написала обращение: «Мы требуем... женщины простудятся... » Собрала подписи — и к Завенягину Прибегает от него: «Катя, все я порядке, будем в тепле ». Действительно, в тот же день выселили диспетчерскую... А «суворечня» во дворе служила прохожим,
Спрашиваю о тех. кто о тепле мог только мечтать.
— Так ведь под одной крышей с нами, вольными, были и репрессированные. Впрочем, они старались помалкивать, и про лагерь мы знали не много. Но все же до нас доходили страшные слова вроде «Коба свирепый» и т. ж Связи? Конечно! Вот открытка от Белько, бывшего референта Коллонтай (в Швеции). Он только что умер. Это — книги Сергея Алексеевича Далина... «Военно-государственный монополистический капитал в США»... «Китайские мемуары».. А вы зияете, что Далин и Дубровский — одноклассники. Как же! Заканчивали 2-ю орловскую гимназию...
Такое можно было узнать только из личной беседы, которая, увы, уже никогда не состоятся. Оба крупных наших историка встретились в Норильске и могли вспоминать губернский город, учителей, батюшку — он же родной отец Сергея Митрофановича Дубровского, рано «свернувшего» на другой путь (член партии с 1905-го).
— А вы знаете геолога Бориса Романовича Компанца? А то, что он был родственником Сергея Васильевича Рахманинова — женаты на сестрах?
Конечно, вряд ли можно отнести факт к норильской истории, но все равно, интересно каждое слово Екатерины Федоровиы И узнаю я, как приехала к ней в Норильск племянница Мара (давно уже Марья Васильевна — врач в Таллинне); Наталья Михайловна Царева, не будучи уверена в учебных успехах новенькой «с материка», не хотела принимать ее в десятый класс: «Показатели школы пойдут вниз». И тогда был разработан «суточный график подготовки к I сентября» (дело было о июне). В.В, Грязнов взял на себя репетиторство по математике и немецкому, Б. Р. Компанец чувствовал себя достаточно «подкованным» по истории, А. И. Корешков, еще един друг сеьи и тоже геолог, давал урои экономической географии... Операция развивалась и закончилась успешно.
Любопытно было услышать, то быстро «акклиматизировавшаяся» Мара могла позволить себе иа волейбольной площадке реплику; «Мазила!» по отношению к... Панюкову («А что? Здесь он игрок, а не начальник комбината!» — был ответ дома, на воспитательном часе).
Но это — позже. А вот ещё один «завенягинский» эпизод. О, не всегда и не со всеми Авраамий Павлович проявлял себя как душа-человек! Бывал и крут, и жесток, но — по делу. Единожды солгав, легко было попасть в «черный список», прощения обычно и не дожидались. Я и раньше знал о случае с главным обогатителем Дубровским, Семеном Константиновичем. который — нет чтобы признаться в неведении —- стал отвечать на вопрос по делу без должного основания и поплатился недоверием на годы! Теперь слышу похожую историю:
— Некто Сергеев докладывал. а Петя, Петр Васильевич Кавенкин, пониженный в должности за опоздание, скромно стоял рядом, покручивая ремешок. чтобы чем-то занять руки. Завенягин в плановом службе разбирался почти как бог. к ему не составило труда уловить, что докладчик не владеет предметом, а его зам не позволяет себе перечить начальству... Стукнул ребром ладони по столу: «Все? Вы мне больше не нужны! В Подтесово хотите? — переведу. Петр, приступай к делу». Кавенкина как специалиста и человека очень уважал, забрал в .Москву своим референтом. Жаль Петю, рано ушел — рак печени.
...Вот так сидели мы с Екатериной Федоровной наедине, я старался не слишком смущать ее раскрытым блокнотом, чтоб не выбирала слова и выражения, не отсеивала и не отбрасывала сюжеты («можно — нельзя?»). Узнал о трагической судьбе семьи Башинских (директор школы, погибшая под новый год. 1939-й). записал последние слова Морозова, умирающего секретаря окружкома партии («Ради бога, освободите проводника! Он меня вынес из огня»), оценил юмор старой норнльчанки, вспомнившей несколько амурных историй поселкового Норильска полувековой давности...
И ТУТ стук в дверь — «Открыто!» — и входят новые гости, женщина и мужчина, еще далеко не старые, хоть и в возрасте, она миловидная, он — хоть в кино снимай героем; взаимные приветствия, представления, ахи, охи. короче говоря, — иорильского полку прибыло; Лия Николаевна плачет неподдельными слезами, приговаривая «Я до сих пор плачу» (имеется в виду —- по Норильску), муж ее, как и подобает, ведет себя сдержаннее, но вижу, что и его, Виктора Николаевича, эмоции переполняют... Она сорок лет назад заведовали в поселке загсом, он и вовсе из могикан 1935 года, а в шестьдесят восьмом довелось побывать в Норильске, прошел от медного до проспекта и по всему проспекту. который ему знаком нс только как «им. Сталина», но и как «огородный», т. е. где были сплошные грядки, которые поливали из бочек, доставляемых хозлошадками.
О Соснине много хорошего слышал я от комсомольцев 1937-го, — они и считают его вполне своим, хоть в комсомоле ему было «не место». На письмо мое в Волгоградскую область он не ответил, и на контакт я уже не рассчитывал. Но очень уж привлекала меня его принадлежность не просто к первым, а к первым изыскателям...
И тут вдруг — на ловца — явился человек, своими глазами видевший Дудинку 1935-го, Нулевой пикет 1935-го, все до единого пикеты в обе стороны — к Енисею н к Норилке. Который имеет право произнести: «на первом километре позволил себе внести... отсебятину» (на трассе, проложенной экспедицией «Желдорпроекта»). Которому Аппорович и Юрченко верили, как самим себе: «Придумай, как с минимальной работой соединить две узкоколейки: вальковскую и дудинскую». Которому Завенягин в 22-00, случалось, приказывал: «Сосиин! К восьми утра приготовь для Саввы фронт, чтоб он мог брать людей и начинать,..». (Это когда Лев Александрович возглавлял строительство дорог).
Конечно, многое забылось, но кое-что... Будто вчера:
— С Валька до 12-го километра дорогу уже притащили. Надо перебираться через Угольный ручей — там у Кудрявцева предполагался мост десятиметровой высоты... А я вижу родничок». Спустился в долину... Пошел по Шмидтихе, поднимаюсь в сторону Дудинки... Вот эта точка: от Вадька четырнадцать с половиной, до Дудинки — сто тринадцать километров.
Эти сто тринадцать километров он уже неплохо представлял: прошел с этапом, кое-что на всякий случай отмечая в памяти. Предстояло их пройти еще многократно — и по трассе узкоколейки, и — с Георгием Александровичем Найденовым — изыскивая трассу широкой колеи.
А СЕЙЧАС я хочу пробежать пикеты этой жизни, которые Норильску предшествовали.
— Я родился в . Чувашии. Отец кузнечил неподалеку от Чебоксар. «Накузнечил» -грыжу — занялся торговлей, и мне по ходу пьесы подтыкали не раз: сын торговца!
В ’928 году 19 лет от роду закончил техникум и до 1934-го работал в
Центральной России — Штаб лесоустроительства Волжского края находился в
Ульяновске. Полгода — в лесу, на природе, хорошо. Потом
перешел в Жигулевский леспромхоз, по решил учиться и взял отпуск па сдачу
экзаменов. В Красноярский лесотехническнй институт оказался недобор, и все «с
техникумом»«легко поступили.
Вскоре, помнится. в понедельник, собрали нас в актовом зале, и человек в военной форме объявил нам. что в крае сложилась серьезная обстановка, пшеница под снегом, мобилизация. идите и получайте в магазине пайки, время отплытия в Балахтинскнй район такое-то.
Косить пришлось мало, зато молотили денно и нощно, к ноябрьским праздникам вернулись, вечером 6-го банька, ужин... Пошла нормальная учеба: те. кто занимался на курсах подготовки, успевали, а остальным пришлось несладко. Однако в конце учебного года я оказался в первом десятке: геодезия была моим коньком, остальные подогнал.
Прекрасным весенним днем меня попросили зайти на площадь в здание краевого управления НКВД... откуда я уже не вышел.
— Мне, — пытался я втолковать следователю, — надо чертежи сдавать!
—Мы сами сдадим.
И довольно быстро объявили. не вдаваясь в детали: статья 58, пункт 10, срок — три года. «Как? За что? Почему?»
Отвечать пришлось себе самому. В комнате общежития нас было семеро. Я — староста. Соседняя койка — Вани Петровича. Он осодмилец, ему некогда делать чертежи, Попросил меня — я отказался. Его ребята спрашивают: «На практику едсшь?» Он отвечает: «Это еще будет видно—кто куда поедет».
Оказывается, собирал на меня компромат. Что-то не так я сказал о Василии Ивановиче на обсуждении фильма «Чапаев». В какой-то связи выразился о Кагановиче, мол, не пошлют же его колеса по дороге собирать.
И, наконец, поведал окружающим о Пилсудском, что того студентом, арестовали, т. е. участвовал в революционном движении (если не ошибаюсь, это добавили за меня). Короче, три утверждения - обошлись по году каждое, и оставалось благодарить, не знаю уж кого, что обошел меня пункт 11-й (групповщина), который влек за собой более серьезный срок.
Парнишка я грамотный — определили в производственный отдел красноярской тюрьмы» А тут стали прибывать этапы в неведомый мне Норильск, и командиры конвоев собираются как раз в моей комнате. Судя по их разговорам, затевается на Севере большая стройка. И решил попытаться: «Возьмите меня». — «Сколько тебе дали?.. Нет, мало. У нас в основном люди с «заслугами».
И все же уговорил, а тюремное начальство не возражало: «Пусть свет посмотрит, коль сам желает».
Переполненный лихтер. Плыли без приключений. Получили в Дудинке от Матвеева и его команды но наволочке с пятидневным харчем, ее прикрутил веревками за спиной.... Построили нас, человек двести» около того. Несколько смущало меня отсутствие сапог, но люди знающие успокоили: «Да вы проклянете сапоги, намучаетесь выливать из них воду, а ноги постоянно мокрые, не будут просыхать». Точно! Я В своих скороходовских ботинках в ус не дую: сколько вольется столько выльется. А обутые «по правилам» — изнемогают.
Через Косую перевозили на лодке, но много ли лодочнник переправит? Пошли пехом через речку и дальше, под крики: «Не расползайся!». Переночевали на Боганидке (кто в доме, кто в конюшне). Следующая ночёвка — на Амбарке. А там уже .и Норильск близко... Я-то в душе изыскатель, читаю на колышках: пикет такого-то, Чуть ли не все запомнил, Потом речь зайдет, я знаю: как же, знаком...
Сказать, что весело шли, 6ыло бы преувеличением. Со мной рядом оказался один с куриной слепотой, чуть стемнеет — с вообще еле-еле... Ну ничего, дошли.
Спрашиваю Соснина о том, что, кроме него, вряд ли кто сегодня знает: сколько при было, сколько осталось в Дудинке, сколько было пеших этапов до Норильска, как выглядел Норильск? Не нарисуете?
— Тысячи две. Тремя этапами в Норильск был отправлен каждый четвертый. (Кстати, начальник конвоя — мужик хороший, нс из хамов). Остальные оставались на разгрузке... (Начинает рисовать). Здесь был домику Здесь был домик... (Фраза повторяется семь раз)... Здесь был складик... Здесь была конюшня... И здесь была конюшня... Все! Хозяйством занимался живой мужичок по фамилии Зыков.
Стали распределять пришедших: кого куда. Как раз караван объявился у Валька. Большинство — на разгрузку. А Соснину главный инженер Воронцов, увидя в списке «техник-лесовод», говорит:
— Вот что. Берите себе человека в помощь. Получайте байдарку и поезжайте за Норилку лес искать. Какой — на дрова, какой — в дело. Деловой древесины нет совсем.
Получили с помощником спальные мешки, брезент, который можно было на два ската поставить, и морозным утром вошли в речку Валек.
Плывем... Свежие следы костра на берегу, бочки с икрой — закупоренные я ещё не полные. лишь прикрытые... На песке — зверь: обличье лисье, но не лиса... Следы гусиные... Дальше плывем. Речка пошла бурливая, мелистая... Стойбище. детишки, отец их: «Кто такие? Откуда? Чего пришел?», Оказалось, он был проволником у Кудрявцева, чьи пикеты я разглядывал по пути в Норильск.
Так Соснин начал свое открытие норильской лесотундры. Ему было 26 лет, как некогда Миддендорфу, хак совсем недавно, в 1919-м, Урванцеву.
ОСЕДЛУЮ жизнь в первые зимы Виктор Николаевич вел, как примерный лагерник (не любит это вспоминать, тем более что познал волю за Норилкой).. Но с кем он делил рабочие будни! — с профессором Розановым, бывшим профессором Горной академии, учителем Завенягина и Воронцова... Розанов и Соснин сидели в одной комнатке. Горовец и коллекторы в другой. Профессор задавал скважины — где, какую, когда.,. Алексей Николаевич был | уже очень пожилой, рыхловатый, брюзгливый, но в свою тетрадочку типа ученической скрупулезно вносил данные по каждой точке, надуть его было невозможно, хотя попытки предпринимались: то подсунут старые керны, то еще что-нибудь выдумают, поизощренней... Разгадает и пристыдит. Случалось, и Соснина, обязанностью которого было рисовать планы и разрезы скважин.<В бумажной газете, похоже, ошибка набора, предложение не закончено - ред. сайта) >
Иосиф Дмитриевич Горовец, плотный мужчина с дореволюционным ииженерным образованием, тоже пользовался уважением, и общение с ним 1ь заменило не один институтский курс. Когда начальником приехал Завенягин, он сразу приблизил обоих, а Розанов стал первым наставником Авраамия Павловича по геологической л части.
Соснина же Александр Емельянович Воронцов на время переводил в синоптики, где в окружении снегомеров, барометров, флюгеров, термометров, самописцев и прочего Виктор чувствовал себя Нс совсем в своей тарелке и надолго запомнил, как металл на морозе пристает к пальцам.
Он помнит многое, не только физическое ощущение боли и
обидные выговоры. Авралы на вальковской пристани, первые паровозики, шпалы и
рельсы, появление Отто Юльевича Шмидта и его слова «Первая заполярная железная
дорога», лыжный поход «вохряков» в сторону Часовни и обмороженных, «хворостобетон»
первых искусственных .сооружений из льда и насыпи из снега, балласт из снега,
шпалы на снегу, подштопку снегом... Экспедиция мерзлотников удивляется, а
паровозик деркцтея из поверхности, поезда идут, Степа Мусафранов — первый
машинист («худощавый/ верткий, морда в угле мазанная»)...
Первые-то грузы шли с Валька на вьюках. Дадут одну лошадку под седло, пять
штук привяжут... Тпмоха Логвинов
погоняет (коновод служил впоследствии на железной дороге старшим мастером). А
как пустили два паровозика — разъезд в районе кирпзавода — легче вздохнули
буровики, дорожники за Норильском, да и харч перестал быть такой проблемой... До
первого таянии. Степа с напарником встали на прикол. Аврал за авралом —
переборка портящихся грузов. Вот когда Соснин схватил радикулит, он же прострел
ло-простому и люмбаго по-научному. Что не помешало (так говорится) находить
тысячу километров между Норильском и Дудинкой, Норильском и Имангдой (тоже
гнали трассу!), Норильском и Игаркой... Тут, правда, в руках были материалы
аэрофотосъемки, с ними не ходили, а сидели-размышлялй,
как продолжать салехардскую дорогу после переправы на другой берег Енисея. (Это
уже 1950-й год, а после этого, тоже с нуля, с первого колышка Соснин займется,
уже в качестве главного инженера проекта дорогой у Апатитов, на Кольском).
Через пятьдесят лет память цепко держит в себе портреты, имена, ситуации, шутки, словечки, судьбы... Лагерные трагедии, слава богу, прошли мимо, Да и освободили Соснина быстро, через полтора года, т. е. еще за год до приезда Завенягина. В бараке урок не было — инженеры и техники. Сосед — строитель и снабженец Всеволод Николаев пел «Гори-гори, моя звезда»... Прекрасный голос. И вообще, сколько вокруг оказалось замечательных, интеллигентнейших людей, душевных, тактичных, сердобольных...
Сморщенный старик» в чем душа держится, из Соловков —
Безперчий Николай Александрович, выпускник путейского
института, играл на пианино, и как... Рад он был найти среди коллег-изыскателей
собеседника по-французски, Ефима Островского. В Безперчем (его очень ценил
Завенягнн) безошибочно угадывали добрую душу. тянулись к нему, и тот делал все,
чтобы кому-то ослабить режим, кого-то вернуть к любимому делу... сам будучи
лишенным прав! Криштопавичус, из литовских офицеров, видимо. не мог равнодушно
пройти мимо человека с теодолитом, заглянул в будочку к изыскателям, поговорил с
Бесперчим —- и тот доказал кому надо (по методике Завенягина): |«Этот человек
мне очень нужен». Так же заметил Безперчий венгра Силади, хилого, вечно
искавшего что бы пожевать . и, конечно, подконвойного. Бесперчий обратился к
нему: -«Не зайдете выпить чайку?». Тоже стал инженером-геодезистом (сначала по
штатному расписанию, потом —- к по отдаче).
Надо отметить, что группа изысканий сектора генплана и транспорта проектного отдела (управления) считалась в известном смысле привилегированной: почти свобода! Ведь, «разгуливая» с теодолитом, число возможных встреч можно было увеличить на порядок, а то и на два. Конвой приводил людей к проходной, удостоверялся в том, что потерь нет, и всё расходились по цехам. Промплощадка была средоточием подконвойных, и постоянное рабочее место изыскателей не могло не пениться.
Здесь Р. М. Елистратов повстречал родного брата. Гилролог из Ленинграда Е. А. Попов — свою судьбу, доктора В. И. Грязнову. Сам Бесперчий — пулковского астронома Н. А. Козырева, земляка и приятеля, ставшего другом... Отметим, что ни Всеволод Корнилович Журавский, начальник сектора, ни Константин Иванович Ярцев, ни Александр Емельянович Шаройко не позволяли себе даже малейших посягательств на ужесточение порядков. Понимали: худо людям и без того, а убежать не убегут...
Куда бежать и зачем, если и кормят, и не издеваются, и работа интересна, нужна, важна!
Как известно, первые караваны везли н гвозди, и глину, и кирпич, цемент... А потом?
— Завенягина очень интересовали местные стройматериалы.,, За Рудной нашли карст — воронку на склоне. Подобную штуку я видел на плане Угольного ручья, но оказалось — не то... А тут гипса полно... «Надо использовать, — говорит Завенягин, — Виньетки? Карнизы? А если крышу покрывать? Сверху — битум». Прямо кровельных дел мастер... И столько напридумали тут же, на совещании у него! Гипсовые плиты, черный пол... «А может, попробуем в качестве дорожного покрытий? А вдруг пойдет? Соснин, приготовь-ка опытный участок дороги!» А знаете эту историю — дорожного покрытия? Уже вывели дорогу на Горстрой, оконтурена первая площадь, американцы пишут об асфальтированных тротуарах, а у нас пыль столбом... Первое покрытие было из каменноугольной смолы, которой пропитывали щебень... Терка в чистом виде! В Дудинке лежало немного .материкового асфальта — его пустили.,, йа крышу столовой по Горной улице (теса нет, железа нет). Все равно текла, трехсотваттные лампы — трах! —- значит, влага вылилась. Первый раз слышите? Как же!
А как нашли глинку и пошли печь кирпичи? А про паровую иглу?.. В одной скважине прогревают, в другой булькает... Ох и намучились!.. А как на бугорке (Нулевой пикет) поставили котельную? На столбы, все честь честью. Вывели теплотрассу. В землю ее закапывать н — трудоемко и недолговечно... Короб дощатый, Трубы в него, и пошла трасса к банку, клубу-театру, клубу в тупике Заводской... Вдруг — котельная заваливается. Ровненькая теплотрасса пошла волнами. Банк-почта развалились (бункер из бетона отстал).. Еще ничего не умели! А с ДИТРом какой был переполох — трещит! Завенягин приехал в командировку — «Ищите!», Нашли: от мойки в кухне капли попадали в грунт, растепляли его, и стенка у лестничной клетки отошла...
Еще при Завенягине: уезжает Фундаментстрой, забирает все полевые материалы,, оборудование и ничего не хочет сказать, что у нас под ногами. За венягин: «Оборудование не отдавать, Ярцеву продолжать работу своими силами, строго фиксировать скалу, чтобы печки было на что посадить». Помню, для большего электролитного скалы так и не хватило...
И опять я слышу имена тех первых, о которых мы знаем так немного — Александр Александрович Тростин и Алексей Александрович Полянский, изыскатели, топограф Новиков и Качаев из культурно-воспитательного отдела» начальник станции Нулевой пикет Евгений Константинович Скворцов (который буквально сутками мог не спать и сутками... спать), метеоролог Дмитриев и пожарный, консультант проектов Фигуровский, тракторист Добрыдень и начальник автобазы Абелевич, пилот Иванов и бортрадист Лебедев (последних искали — «кто владеет лыжами» — вдоль узкоколейки, а самолет нашли к северу от Дудинки).
— Виктор Николаевич, многие из хорошо знавших Завенягина оставили свои характеристики Авраамия Павловича. Если попросить вас...
— Административная работа трул была не по нему. Организатор — да. Главный инженер — да. Эрудит. Сразу хватал быка за рога — что умел, то умёл, Спокойствие. Отсутствие крика, мата.. На общем фоне выделялся очень... Примерно так!
Не скажу, что не было на него у меня обид. Выли. В августе сорокового собрался я в отпуск. Шаройко подписал — г^е Завенягин отказал: «Санаторий? Не пропадет, Я позабочусь». А знаете, когда уже настроишься?...
Продержал до конца навигации! Чуть не пошли с Пинегиным, Васиным и Шаройко в во; экипаже последнего «моряка»... Догнали в Игарке самолетом речной теплоход, а из Красноярска — в одном купе. В Ленинграде зять спрашивает: «А что там у вас в Норильске?» т Отвечаю намеками. Тогда он: в «Сейчас я тебя познакомлю...». И читает целый раздел из календаря.
— Об этом календаре Завенягину рассказала после своего отпуска Анна Андреевна Никонова. Тот отнёсся к сообщению с горьким юмором: «У нас и не такое бывает. Любая ерунда — совершенно секретно, а секреты — всему свету»... Скажите, а Шаройко...
— Да, конечно, провожал его пи в последний путь. Ведь, кроме всего прочего, Александр Емельянович был моим соседом по Октябрьской, 10. в Норильске — дверь в дверь. А в Кировске последний раз разговаривал с ним часов за пять... Он зашел к нам, юрильчанам, Он зашел к нам. норильпаиам, спросить, как устроились, удостоверился, что неплохо, сказал, куда нас позже переселят... Была вторая половина субботнего дня.... И он отправился в гостиницу, где жил... Такой дом — дугою, как у нас на Гвардейской... А утром уже свезли тело в Дом техники, там прощались,. оттуда отправляли гроб в Москву.., Сорокалетний иижеиер-полковник, выученик Авраамия Павловича... В тот год и Заренягину-то было всего пятьдесят, в 1951-м.
...Я познакомил вас с Сосниным. Это имя — из Указа о первом награждении норильчан (1943). Сегодня ему восемьдесят, ровно 80, почти совпадают дни рождения Завенягина и Соснина. Где бы ни находился Виктор Николаевич — в Камышине или у детей, на ленинградской улице Сантьяго де Куба—«Заполярная правда», надеюсь, найдет его с этим приветом от нынешних норильчан.
Заодно хочется поздравить от имени читателей еще двух ленинградцев: с 85-летием Е. Ф. Третьякову, с 75-летием Ф. Т, Киреенко. Живите, люди добрые, долго и, но возможности, радостно.
А. Львов
Заполярная правда 13.04.1989