МНЕ бы очень хотелось рассказать об одном, весьма характерном для того времени, случае. Только что закончился XXII сьезд КПСС. Мы с Иваном Фомичом Колесовым, начальником отдела кадров вагонного депо г. Иланского, находились на семинаре лекторов-международников в Красноярске и, естественно, просили, чтобы перед нами выступил первый секретарь крайкома КПСС А. А. Кокарев, возглавлявший краевую делегацию на съезде. И вот он к нам приехал. Первую часть своего выступления Кокарев посвятил тому, что съезд осудил использование в сельском хозяйстве травопольной системы севооборота. Он так и сказал; «Всех, кто дальше будет защищать и применять травопольную систему, будем исключать из партии». Как же так, думал я, ведь тот же Кокарев, когда ехал на съезд, был ярым защитником травополки, а через несколько дней после съезда резко поменял свою точку зрения, более того — угрожает своим бывшим сторонникам исключением из партии?
Вторую часть своего выступления, как и ожидалось, первый секретарь крайкома посвятил разоблачению культа личности Сталина. Это сейчас вроде все ясно: народу представлено столько фактов о сталинских репрессиях. Хотя даже сегодня еще находятся люди, которые продолжают защищать Сталина. А тогда, поверьте мне, была совсем другая картина. Людей, для которых развенчание культа личности Сталина было, как гром среди ясного неба, людей, которые просто не могли во все это поверить, согласиться с этим, было большинство. Нужны были доказательства, а их тогда, кроме доклада Н. С. Хрущева, не было. Не скрою, я сам прошел этот длительный и мучительный путь познания истины. Только время и неопровержимые факты заставили меня поменять точку зрения на Сталина.
Кокарев говорил: «Товарищи! К нам, участникам съезда, часто обращаются люди с вопросом, что им делать с орденами и медалями, на которых изображен Сталин? Что я могу посоветовать данным товарищам? Спрячьте в коробочку эти ордена и медали, найдите себе другие ордена и медали...» (кстати, замечу, этот вопрос не-ясен ведь до сих пор). А тогда... Я вырвал из блокнота листок и написал вопрос Кокареву, который почти дословно помню до сих пор: «Скажите, пожалуйста, как считают в верхах: больше пользы Сталин принес для страны или вреда? Стоит ли в связи с этим уничтожать все, связанное с именем Сталина. Например, в фойе зала, где мы сейчас находимся, еще вч¬ра висела картина, изображающая Сталина в Нарымской ссылке. Сегодня мы ее с товарищем нашли в закутке коридора на первом этаже. Как вы сами относились к Сталину до XX съезда КПСС?». Я расписался, в скобках четкор поставил свою фамилию.
Я не был уверен, что мой вопрос дойдет до Кокарева. Однако записка прошла по рядам, попала в президиум. Там она повергла многих в шок. Но я отлично видел: мой вопрос вместе с другими был передан Кокареву. Последний внимательно прочитал все вопросы и начал прямо с моего: «Вот тут один товарищ спрашивает меня, как я сам относился к Сталину до XX съезда КПСС? Это провокационный вопрос, товарищи! Это плохой пропагандист, товарищи! Ему не место в наших рядах! Оставьте нам его! Мы с ним будем говорить» Из зала в это время кто- то крикнул: «Кто написал этот вопрос?». Кокарев, к моему великому удивлению, ответил: «Он не подписал своей фамилии». Я вскочил с места, но сразу от возмущения и обиды не смог выговорить ни слова, мой товарищ рывком посадил меня на место и, по сути дела, уговорил меня шума не поднимать. Теперь я благодарен ему за это: тогда все для меня могло закончиться плачевно.
Тем временем Кокарев сказал: «Как я относился к Сталину? Когда Сталин умер, я работал секретарем Красноярского горкома. И мы, во всяком случае я точно, плакали». «Вот с этого бы начинать надо было, и все стало бы понятно», — подумал я. Многие из нас в те времена явно заблуждались насчет Сталина, только и всего. Между тем объявили перерыв, и я увидел, как между слушателями снуют какие-то люди. Позднее я узнал, что это были инструкторы крайкома, которые разыскивали меня. Трусом я вроде никогда не был, за словом в карман не лез и потому пошел навстречу этим людям Выяснилось: сюда специально вызван второй секретарь крайкома, чтобы поговорить со мной. Но почему-то «второй» так и не приехал.
Меня пригласили еще к одному секретарю крайкома, женщине, фамилию не помню. Она прямо спросила: «Как я мог задать такой провокационный вопрос первому секретарю крайкома?». Я, как мог, защищался. В конце концов секретарь крайкома, видя бесполезность дальнейшего спора, сказала инструктору прямо при мне (чего церемониться?), чтобы тот позвонил в Иланский райком партии, необходимо, мол, т. Выходцеву запретить всякую пропагандистскую и лекторскую деятельность. «Нам не нужны такие пропагандисты! Вы свободны!» — сказала она напоследок.
А. ВЫХОДЦЕВ,
член КПСС с 1954 год*.
Красноярский рабочий 01.05.1989