СЕМЬЯ БУДА. В истории Тасеева, богатой удивительными событиями н судьбами, это все-таки семья особая. Семья-легенда, о каждом из членов которой нужно рассказать.
Отец Мартемьян Николаевич был первым после революции управляющим Троицкого сользавода, он пользовался полным доверием и уважением рабочих. Мать Пелагея Семеновна занималась семьей и домом, но никогда не была в"стороне от того, чем жил муж, их И детей и весь народ в селе.
Сын Анатолий одним из первых стал работать в составе Тасеевского революционного Совета, погиб от рук карателей в 1918 году.
Николай Буда — начальник штаба тасеевских партизан, погиб в годы сталинских репрессий. Роли Семена и Антонины в истории партизанского движения тоже не назовешь эпизодическими. Их жизни трагически оборвались в 1937.
Участниками партизанского движения были Mapтемьян, Михаил, Иннокентий и Алексей, все, кроме двух младших детей — Фаины, Георгия и брата Леонида, находившегося в то время на военной службе. Мартемьян погиб в 1924 году от предательской пули.
Сейчас в первом поколении семьи Буда жива только младшая сестра — Фаина Мартёмьяновна. С 20-х годов живет она в Москве. Можно сказать, коренной москвичкой стала. Но о Тасееве помнит и свято чтит традиции семьи.
В мае прошлого года мы встретились с Фаиной Мартемьяновной Буда. Трудно ей вспоминать прошлое, тяжелым катком прошлась жизнь по судьбам ее родителей, братьев, сестры. Пережитое сжимало горло, но она говорила о нем так, как оно осталось в ее памяти. Потому что очень нужно, чтобы знали об этом люди н помнили всегда земляки-тасеевцы.
В дни 70-летия Тасеевской партизанской республики в декабре 1988 года Фаина Мартёмьяновна Буда переслала рубашку брата и другие семейные реликвии в Тасевскнй музей. Большое ей спасибо за бесценные экспонаты.
Хочу обратить внимание читателей на то, что в сведениях, взятых из газет прошлых лет, к которым мы будем обращаться, и непосредственно в воспоминаниях Ф. М. Буда возможны разночтения. По-разному, например, называется дата рождения А. М. Буда. Думаю, это объясняется отдаленностью событий, о которых идет речь, и вполне извинительно.
Предлагаем читателям воспоминания Фаины Мартемьяковкы Буда, записанные мною в мае 1988 года, с искренней благодарностью автору.
РАССКАЖУ о нашей семье. Отец всю жизнь вел дневник: о погоде, кто родился, приехал, фиксировал получение писем от близких, сыновей, дочерей. В дневнике отец записал: «Буда Мартемьян Николаевич венчался с Пелагеей Семеновной Фоминой 4 ноября 1886 года.
Николай родился 4 октября 1886 года,
Иннокентий — 24 ноября 1887 года,
Анатолий — примерно 1888 года,
Леонид — эта запись почему-то выпала,
Антонина — 10 марта 1896 года,
Алексей — 17 марта 1889 года,
Семен — 18 мая 1990 года,
Мартемьян — 15 июня 1902 года,
Михаил — 1 сентября 1904 года,
Фаина — 31 декабря 1910 года,
Георгий — 31 декабря 19До года.
Все родились в Троицком.
Отец всю жизнь был служащим, управляющим Троицким солеваренным заводом. Потом какую-то часть своей жизни провел на золотых приисках, тоже управляющим.
Мать наша была мало-грамотной женщиной, но с очень светлой головой, большая умница. Столько детей воспитать, всем какое-то образование дать! Всегда она была хранительницей домашнего очага.
Смутно, но помню я себя в некоторых моментах с 4 лет. Отец называл меня снегуркой. Была я в семье одна девочка среди парней, сестра на 13 лет старше, она училась в гимназии.
Однажды отец решил меня с матерью взять с собой на прииски. Ехали мы в закрытом возке, укутанные в дохи с головой. Д£и- иск назывался "Счастливый». Там же работали буровыми мастерами братья Николай, Иннокентий. Алексей.
Стоял там одинокий дом, но оборудован он был динамо-машиной, чтобы светило электричество. В доме имелось все, вплоть до постельного белья, питание было исключительным. Доставляли на прииск даже глазированные и свежие фрукты, хоть это очень далеко и только на лошадях. Надо отдать должное хозяевам прииска, они дорожили своими служащими и заботились о них, учитывая отдаленность местности и суровые условия работы.
Была у нас лошадь, звали ее Залетайка, так она взбиралась прямо на крыльцо, и мы угощали ее сахаром.
Работы на прииске были механизированы. Как-то отец взял меня на драгу и показал песок, из которого мыли золото. Летом тайга производила на меня потрясающее впечатление. Голубика росла в двух шагах, мы собирали ее ведрами, варили и ели.
Потом мы вернулись в Троицкое, а затем в Тасеево.
Жили недалеко от церкви, в 7 комнат, огромная кухня. а при ней еще большая комната. Отец служил. Мать всегда занималась хозяйством. Было 11 детей, 9 сыновей и 2 дочери. Антонина уже окончила гимназию и работала учительницей в Хандале.
Между прочим, нас переделали — Буда, Будинские, а наша фамилия не склоняется, и отец всегда произносил Буда — с ударением на первом слоге. Это более правильное произношение. И я себя так называю, оставила свою фамилию навсегда, хотя в тяжелые годы, в 1937, мне предлагали сменить фамилию. Я ответила: «Нет. Я воспитана этой семьей, знаю, кто мои отец, мать, братья, и я никогда этому не изменю, тому, что дала мне эта семья».
В Тасееве жизнь семьи была наполненной. Вывали у нас в доме политссыльные Каулин, Бе;юглазов, Мотор, акцизный чиновник Клопов. У Клоповых были Дочери Нонна, 'Наташа и. еще приёмная дочь. Они были интеллигентные люди, принимавшие участие в революционных событиях: сразу после революции. Каулин и Мотор уехали в Москву, Каулйн был директором завода Лихачева, в 1937-м его арестовали. Жена была тасеевская, она скончалась в Москве несколько лет назад. С семьей Мотор я здесь поддерживала связь. Жена его хорошо пела, в Тасееве в народном доме она исполняла «Дубинушку», которая считалась тогда революционной песней. Великолепное контральто.
Ко времени революции брат Семен окончил реальное училище, Николай и Иннокентий вернулись в Тасеево с приисков, приехала и сестра Антонина. Вся семья собралась, кроме брата Леонида, он был на военной службе. Выл призван и Николай, тоже получил Георгиевский крест, по ранению вернулся.
Первым из братьев вступил в революционную борьбу Анатолий Мартемьянович. Смелый был человек, Георгиевским крестом награжден.
Вот храню газету «Труд пахаря», ответственный редактор Чучкалов. Заголовок: «11 лет борьбы, строительства. Октябрь в Канском округе». Здесь фотография Каулина, руководителя Тасеевской большевистской организации в 1917 году. И статья «Как мы боролись за Октябрь» с портретом брата Анатолия, который был начальником штаба Тасеевского партизанского отряда. Люди, работавшие в первом Совете, свидетельствуют.
«С нами не стали работать канцеляристы бывшего волостного земства, устроили саботаж. В Совете делали все сами — Яковенко был председателём, Буда Анатолий казначеем. Гапонов ведал продовольственным отделом, Гришненков - секретарём. Была проделана большая работа по Тасеевской волости, среди населения в смысле агитации за Советскую власть. Результаты этой работы не пропали, они сказались в геройском партизанском движении тасеевцев».
Анатолий Буда
Есть еще статья об Анатолии Мартемьяновиче Буда и стихи поэта. Могу их прочесть:
СРАЖЕННОМУ БОРЦУ / Светлой памяти
Спи с миром, огненный борец,
Не дожил, брат, ты до развязки,
Когда пришел святой конец
Для боевой лазурной сказки.
Когда сыны родной тайги,
Забыв страдания и раны,
Туда, где правили враги,
Влилися лавой партизаны.
Да, рано ты убит врагом,
Не довершил свои труды,
Но в сердце мы храним своем
Лик Анатолия Буды.
Спи с миром, друг, твои заветы
Собратья честно сберегут,
И пролетарские поэты
Твой светлый подвиг воспоют.
Евгений ДОЛГОРУКОВ.
1924 год.
Арест Анатолия помню очень ясно. Это было раннее утро, пришли белогвардейцы в наш дом в Тасеево и провоцировали его на побег, чтобы застрелить. Повели на гумно за селом, босиком, и только потом дали возможность обуться. Михаил спал в это время на сеновале, и при обыске его оттуда сбросили. Отца тогда тоже арестовали, а Антонина поехала за ними. Отец потом вернулся, а Антонина осталась там связной.
Когда уводили Анатолия и отца, мать вышла на дорогу и сказала: «Осталась только пыль». И потеряла сознание, Я не знала, жива ли она. Только знала, что нужно приставить зеркало. Я сделала это, и оно отпотело. Потом к нам пришла Аксинья, крестьянка - беднячка, очень волевая, сильная. Она привела мать в чувство, дала ей воды.
Где был в это время Николай, я не помню, как- то выпало из памяти. А потом они с Яковенко были на нелегальном положении. Двоеглазов так и погиб в тайге.
Вместо с Анатолием было арестовано 18 человек, среди них Денисов с сыном. Увезли их в Канск, а потом в Иркутск. Место, где их казнили, по преданиям, называлось «Звездочка», а потом до нас дошли слухи, что их их просто посадили на катер и бросили в Ангару.
Мать была очень верующим человеком всю свою жизнь, и когда арестовали и увезли брата, она очень много ходила в церковь, молилась за его жизнь. Ей долго не говорили, что Анатолия нет в живых. Она повторяла: если бог есть, то ни в чем не повинный мой сын вернется домой. И когда узнала, что брата убили, сказала: «Бога нет». И больше не ходила в церковь никогда. Перестала верить.
Когда брата повели на расстрел, он снял с себя рубашку и попросил передать ее матери. Эта рубашка у меня! Храню ее вместе с другими семейными реликвиями.
(В декабре прошлого года рубашка передана в Тасеевский музей).
НА СНИМКАХ: большая семья Мартемьяна Николаевича Буда. Здесь вы видите родителей, Мартемьяна Николаевича и Пелагею Семеновну, Семена с женой Надеждой и детьми, Николая с женой н сыном Владимиром, Михаила с женой Галиной н сыном Михаилом, Иннокентия с женой Клавой и детьми, Антонину с сыном Артуром и Георгия; портрет Анатолия Мартемьяновича Буда.
-----------------------------
Я ПОМНЮ первый бой. Мы слышали залпы, выстрелы, сидели в подполье у себя дома. Нам было просто интересно вдруг среди бела дня сидеть в подполье, мы там играли, дурачились, а потом нам сказали, что бой закончился успешно.
А потом мне рассказали, что в нашем подполье под картошкой еще до восстания были спрятаны винтовки. Я уже начала ходить в школу, и мне запомнились такие страшные моменты, когда приходишь домой, а здесь все разворочено, выброшено из сундуков. Приходили с обыском: искали литературу, оружие. Мать была страшно взволнована, но нас, маленьких, Георгия и меня, как-то оберегали от этого. А потом мы перестали ходить в школу, потому что было не безопасно.
Брата Николая я запомнила очень энергичным, ролевым, веселым, собранным. В семье царила дружба, у нас были инструменты — мандолина, гитара. Они собирались, пели, и мы тут же. А сестры ведь уже не было. О ее трагической судьбе я потом расскажу.
Помню брата Николая на Оне и Кайтыме после отступления партизанской армии. Поначалу мать и отец хотели оставить меня и брата Георгия в Троицком. Но в самую последнюю минуту мать передумала, посадили нас в телегу, прямо в нижнем белье, я была в белых панталонах, укрыли шторами и какими-то тряпками. До Кул тука мы ехали на телеге, а потом только верхом, на навьюченных -лошадях. Мать сшила мне потом какую-то юбку из штор, и брату что-то надели. Так мы и ехали на этой рыжей лошади, которую дал брат Николай. Спускаясь с какой-то горы, я упала через голову этой лошади, и она остановилась (до того была умная), пока меня назад не посадили. Это какие-то детские воспоминания, которые остаются навсегда.
На Кайтыме был страшный бой. У отца были общественные деньги и документы, и когда возникла опасность поражения, он отдал эти деньги мне. маленькому ребенку. Я хранила их, а когда бой благополучно закончился, отец забрал пакет вновь.
Потом была дорога на Ону. Здесь были вырыты землянки, мы жили в них. Комары ели страшно, не осталось на мне живого места, спасло только то. что меня с ног до головы намазали дегтем, сделали из меня негритянку.
Мать выпекала из зерна пшеницы какие-то лепешки в земляной печке, кормила детей.
Спасли меня о.т комаров, а потом случился со мной приступ, наверно, аппендицита. Кто-то из мужчин донес меня до землянки. Отходили. Видимо, здоровый детский организм, прекрасный воздух — я выжила.
Потом вновь мы пошли с мамой по ягоды вдоль Оны. Там дивный лес был. Такого я больше никогда в жизни не видела и не увижу. Были сосны прямые, и все это желтыми иголками засыпано. Все было прозрачным, хрустело. Я каталась на этих иголках.
Это было изумительное зрелище. Оно осталось во мне на всю жизнь. Тайга звенела своей прозрачностью, своим воздухом, своей нетронутой девственностью.
Мы спустились к реке и вдруг увидели на песке следы медведя. Что тут было! Как мама за ручонку меня схватила, как мы бежали!
Потом .тайга горела, пожар подбирался к нашему стану.
Когда нас выводили из тайги, приехали братья, Михаил и Мартемьян, как все его в Тасееве называли, Лялька. Дети имя Мартемьян выговорить не могли. Так он всю жизнь и прошел с этим именем. Он служил в отряде Нижегородова, это отряд разведчиков. Нижегородовцы славились своей лихостью, бойцовскими качествами, а Нижегородов неустрашимым характером. И брат был в этом же отряде.
Когда мы возвращались, то в первой деревне (не помню ее названия, но назывались они тогда почему-то участками), услышали пенье петухов. Это была нескончаемая радость, что мы вдруг что-то живое услышали.
Платье мне сшили из половиков, я была страшно горда тем, что хожу в платье.
Брата Николая в это время уже с нами не было, он уехал на Канский фронт, потом на Восток с Блюхером, командовал полком, брал Перекоп. В его полку был и брат Мартемьян. Когда Николай вернулся, он был на разных ответственных постах. Ну это вы о нем знаете.
Мартемьян потом был в отряде, который воевал с махновцами, там ему в бою выбили глаз. Есть у меня фотография тех лет. А жизнь его тоже окончилась трагически. Он погиб в 1924 году, из Тасеева повез груз в тайгу, и его убили из-за угла. Ему, раненному, никто не оказал помощи, только когда из Троицка об этом сообщили, выехал к нему брат Иннокентий. Но Мартемьян не был перевязан, истек кровью.
Похоронен он в Тасееве, не знаю, есть ли там его. могила, но когда туда ездил брат Михаил, он находил могилу, на ней был памятник со звездочкой. Может, кто из старых людей помнит.
Николай был_яагражден одним из первых орденов Боевого Красного Знамени. Он им oчень гордился и никогда с ним не расставался. Работал он одно время дирёктором лесотехнического института в Красноярске, потом на выборных должностях.
Когда брата пришли арестовывать в 1937-году, он сидел и что-то готовил для охоты ведь был Николай Мартемьянович страстным охотникам всю жизнь. Первый из вошедших схватил его за орден. Брат такие слова сказал: «Не ты его мне давал, не ты и возьмешь». И замахнулся на них табуреткой. Отец его чуть удержал.
В тюрьму отец носил передачи, но они возвращались. Там же, в Красноярске, жила, получив назначение, 'сестра Антонина Буда-Романова —двойная фамилия. Она в то же время была арестована и тоже не вернулась. Они оба были реабилитированы в 1956 году.
Семен Мартемьянович работал в органах НКВД в Нижне-Удинске, Томске, потом долгое время заместителем начальника Оренбургского областного управления НКВД. Награжден почетными значками чекиста.
Николая я иногда встречала в Москве в Доме Красной Армии. Здесь они виделись с Тухачевским, помню его как сейчас, очень красивого, интеллигентного человека, прекрасно владеющего речью. Тухачевский с братом был хорошо знаком, они общались. Николай Мартемьянович был близок с Блюхером, Эйхе.
Бывал Николай в доме у Василия Григорьевича Яковенко на улице Грановского. Эту квартиру я очень хорошо помню и сейчас ее могу найти. Обстановка там была старинная, красивые кровати, мебель, разрешалось зайти н в кабинет Василия Григорьевича. Братья Николай и Семен к Василию Григорьевичу часто приезжали, они ведь писали записки. Помню их споры, в чем-то они друг с другом очень крепко не соглашались.
Василия Григорьевича помню с бородой: Очень колоритная фигура, самобытный человек, приятный сибирский выговор у него был. В его доме я встречала Новикова-Прибоя и других видных людей.
Мария Алексеевна была всегда приветливой хозяйкой, угощала всех чаем, этот дом всегда был полон.
В последние годы у Василия Григорьевича часто бывал муж моей сестры Вениамин Флегонтович Романов. Они писали великолепный, очень объемный материал. Куда делся он? Погиб, видимо, при аресте. Романов жил в Хохловском переулке, где и мы с сестрой. Они потом разошлись, и только на политической почве. Потому что Романов и Яковенко примыкали к бухаринской группе, а сестра была в какой-то степени сталинисткой. Она уехала в Сибирь и забрала сына Артура. Я осталась в Москве учиться. Артур Вениаминович и сейчас живет в Москве, он инвалид Великой Отечественной войны.
Литературная работа Яковенко и Романова была о Северо-Канском фронте. Василий Григорьевич ведь был не очень грамотный человек, самоучка, как он сам о себе говорил, а Романов был образованный, окончил коммерческие курсы, институт, хорошо подготовлен литературно. Очень много он Василию Григорьевичу помогал.
Как мне стало потом известно, как будто эти записки были спрятаны у Романова на чердаке дома в Хохловском переулке. Мы с племянником ходили туда, но этого дома не осталось. Это был маленький флигель, его снесли. Так и погиб этот труд. А может, был он взят при аресте? Романов тоже был арестован. Он старый член партии, прекрасный оратор, активный участник революционных событий.
НА СНИМКАХ: братья Николай Мартемьянович н Семен Мартемьянович Буда,
активные участники партизанского движения в Тасеевской республике, а затем
ответственные работники советского аппарата и органов ВЧК. Трагически погибли в
1937 году;
гимнастерка Николая Мартемьяновича Буда с орденом Боевого Красного Знамени.
Хранится в музее г. Красноярска;
Снимки из фондов Тасеевского музея.
Удостоверение
Командир б. 1 Тасеевского дивизиона вверенной мне дивизии той. Буда Н. М.
Революционно-военным Советом 5-й Армии награждается орденом Красного Знамени за
то, что во время действий партизан, будучи главнокомандующим Северо-Канским
фронтом, тов. Буда сумел объединить неорганизованные выступления партизан в один
общий неудержимый порыв для борьбы с насильниками. Всегда подавая пример
храбрости и хладнокровия, Буда при небольших силах обращал в паническое бегство
белогвардейские банды. В бою по рекам Кайтыму и Оне, воодушеви» свои отступающие
части, тов. Буда наголову разбил 7-тысячный отряд белых под командой
Красильннкова, в чем и выдается тов. Буда настоящее удостоверение, что подписями
и приложением печати удостоверяется.
Выдано начальником 30-й стрелковой дивизии 5-й Армии в июле 1920 года
Справка
Дело по обвинению Буды Н. М. пересмотрено Военной коллегией Верховного Суда СССР 25 апреля 1956 года.
Приговор Военной коллегии от 30 октября 1937 года в отношении Буды Н. М. отменен, и дело за отсутствием состава преступления прекращено.
Буда Н. М. реабилитирован посмертно.
21 сентября 1956 г. № 44-05602 Подполковник юстиции Подюцкий.
Копии документов хранятся в Тасеевском музее.
В ТАСЕЕВСКОМ музее хранятся Грамоты, врученные Семену Мартемьяновичу Буда, как отличному стрелку из нагана в соревнованиях слушателей курсов высшего руководства ОГПУ, за победу в стрелковых соревнованиях партизан в Верхне-Удинске. Две Грамоты отмечают его революционное мужество, решительность и преданность Советской власти в годы гражданской войны, они вручены Восточно-Сибирским краевым исполкомом и ЦИК Бурят-Монгольской автономной республики.
Есть два документа, удостоверяющие награждение С. М. Буда личным оружием — шашкой в честь 10-летия ВЧК и 30 августа 1930 года охотничьим ружьем с надписью: «'За умелое, твердое руководство и беспощадную борьбу с контрреволюцией»,
---------------------------------
Однажды в Вологодской губернии, заболевая тифом, держал он речь и застудил горло. У него развился туберкулез горла. Романов перенес операцию и говорил потом хриплым таким голосом.
С Василием Григорьевичем они были очень дружны и. вели большую работу. Как жаль, что она утрачена. Ведь это было новое восприятие сложных событий уже в то время, когда Василий Григорьевич был наркомом. Не раз я бывала в Музее революции здесь в свое время был целый раздел Северо-Канского фронта, бюст Василия Григорьевича. После 1937 года все это исчезло. Я все собираюсь пойти и спросить, будет ли раздел восстановлен.
После окончания партизанского движения отец вновь был назначен управляющим солеваренным заводом для его восстановления, причем об этом очень просили рабочие.
У меня сохранился такой мандат: «Уездный экономический отдел Енисейского губсовнархоза. Март, 19, 1920 г., № 542. Предъявитель сего есть Мартемьян Николаевич Буда, назначенный экономическим отделом губсовнархоза при Канском уревкоме заведующим Троицким солеваренным заводом, что удостоверяется подписью и приложением печати».
Если это будет интересно для Тасеевского музея, я его вышлю. Потому что уйду я из жизни, кому еще будет нужно?
Есть удостоверение с фотографией отца. Думаю. Троицкому сользаводу это будет интересно. Есть фотографии, где рукой отца проставлены номера, кто есть кто. В центре отец, вокруг его помощники. (Фотографии, действительно, уникальны, на них четко видны люди, строения завода, крыши, даже флюгер. Они дают ясное представление, каким был завод в то далекое время.
Есть еще одна фотография, где управляющий снят вместе с рабочими и служащими. Среди них латыш Александр Норвиль, фельдшер, он лечил всех, и рабочих, и детей.
И еще удивительная фотография барки, на которой сплавляли соль. Здесь мои родители, отец и мать. Мама тоже сплавлялась на барке до Енисейска, находила время, несмотря на то. что была такая большая семья.
Из Тасеева мы уехали все как-то одновременно. Я окончила в Канске школу и год работала в Иланском учительницей. А потом меня вызвала в Москву Антонина, так что с 1930 года я безвыездно в Москве.
Еще немного подробнее о моих братьях и сестре.
Мартемьян погиб, как я уже говорила, в 1924 году, при выполнении задания Тасеевского Совета. О нем писал в журнале «Енисей» В. Боровец: Низко кланяюсь я В. Боровцу за заботу о брате Алексее. Когда у него трагически погиб сын, Алексей остался одиноким, его притесняли соседи какие-то. И Боровец часто к нему приходил, помог получить персональную пенсию, небольшую, ведь Алексей тоже всю жизнь работал, организовывал колхозы, был председателем в Канском районе. В последнее время он просто выдавал спортинвентарь на какой-то базе. Но к нему там очень хорошо относились. Так что Боровец сыграл по отношению к Алексею, очень добрую, благородную роль.
Семен Мартемьянович окончил в Канске реальное училище, во время партизанского движения работал в механических мастерских по изготовлению оружия и патронов.
'Был он, как и Николай, высокого роста, очень красив собой, веселый по характеру, прекрасно играл на мандолине и немного пел.
Но лучше всех у нас пел, конечно, Мартемьян, у него был изумительный тенор. Очень голосистый, однажды даже своя семья не узнала, что это он поёт.
В 1937 году из Оренбургского управления НКВД Семен был переведен начальником краснодарского управления, перевез свою семью в Краснодар.Его оренбургский начальник Райский, видно, уже тогда чувствовал что-то неблагополучное и только сказал Семену: «Быстрее уезжайте». Но из Краснодара его тут же вызвали в Ростов и там взяли.
По слухам, из Ростова Семена перевезли в Москву, где он был в Бутырской тюрьмё. Семье его удалось быстро уехать в Новосибирск к родственникам. Надежда Фроловна, очень милая женщина, забрала свою дочь и Олега, сына Семена от первой жены.. Там она работала на экономических должностях и так сохранила свою семью и себя. Как-то обошлось, что их не тронули. Странно, у Семена было много личного оружия, она сдала его, оружие приняли. Его дочь Мария Семеновна живет в Новосибирске. у нее было много документов отца, она как-то передала их для Тасеевского музея, непонятно почему они туда не попал. , конечно, сообщу вам ее адрес, она сама историк, была директором школы, член партии. Сейчас на пенсии.
Её брат Олег тоже в Новосибирске. Он штурман авиации,- сын его назван в честь брата Анатолием.
Известна мне ещё такая ситуация, что в 30-х годах для решения каких-то спорных вопросов в Тасеево выехал Семен Мартемьянович. Но дело ему уладить не удалось. Тасеевцы потребовали, чтобы приехал Николай Мартемьянович. Он выехал, и вопрос удалось решить, все там встало на свои места.
Михаил Мартемьянович умер_в Новосибирске не так давно. Работал в органах НКВД в Красноярском крае, был активным участником отряда но борьбе с бандитизмом. Но когда братьевв арестовали, Михаила уволили из органов, он переехал в Новосибирск, там был директором молочного завода. Из армии его тоже уволили, как брата врагов народа.
В газете «Вечерний Новосибирск» 18 мартаТ971 года о Михаиле Мартемьяновиче была опубликована заметка С. Вахрушева под заголовком «АВТОГРАФ КОММУНАРА». В ней сообщается:
«Частыми гостями у персонального пенсионера Михаила Мартемьяновича Буда бывают школьники-пионеры. Ему есть что рассказать ребятам. В годы гражданской войны он был разведчиком в партизанском отряде, а в 20-х годах стал комсомольцем и был направлен в органы ОГПУ. В это время Михаил Мартемьянович принимал активное участие в борьбе с контрреволюцией ;и бандитизмом в Красноярском крае В период коллективизации в Ачинском районе действовала кулацкая банда. Она убивала сельских активистов и держала в постоянном страхе крестьян Сюда и был послан отряд, которым командовал М. М Буда.
Прошло более месяца, как безуспешно гонялись красноармейцы за бандой. Тогда командир предложил бойцу Грищенко проникнуть к бандитам и уничтожить главаря. Так и сделали. Под видом местного жителя боец ушел в тайгу. Более недели о нем не было никаких известий. Однажды поздно вечером вернулся Грищенко и доложил командиру, что задание выполнил. С бандитами вскоре было покончено.
Вспоминает бывалый человек и о другом, о своих встречах с участником Парижской коммуны Густавом Инаром. И тут же непременно покажет юным слушателям фотографию почти сорокалетней давности. На пожелтевшем от времени снимке запечатлены в морской форме Густав Инар, его жена, которые сидят с группой военных. Среди них находился и Михаил Мартемьянович. На обратной стороне фотографии такая надпись: «Товарищу Буде, последователю ленинских заветов, являющихся продолжением идей Парижской коммуны. На добрую намять от одного из последних участников 1871 года. Густав Инар. Ялта, 7 ноября 1932 года».
О встрече с коммунаром Михаил Мартемьянович рассказывал: «Это было накануне 15-й годовщины Великого Октября. Я в то время отдыхал в санатории имени Семашко. Среди отдыхающих прошел слух, что здесь находится участник Парижской коммуны, и каждому хотелось увидеть этого необыкновенного человека. .Густав Инар преклонного возраста, с седой бородой. Густав Инар выступал перед моряками Черноморского флота. В знак признательности они подарили ему морскую форму. В ней ходил на праздничную демонстрацию старый коммунар. В то время Буда шел рядом с ним. А после новые друзья Инара предложили ; сфотографироваться на память. Как сейчас помню, говорит М. М. Буда, его ласковый взгляд и приятный говор. Рассказывал нам, как вместе с другими участвовал в разрушении Вандомской колонны, которая была возведена в честь побед императора Наполеона».
В партизанском движении Михаил участвовал совсем мальчиком. Но у него была винтовка, он стрелял. Все участвовали, кроме меня и брата Георгия. Он тоже воспитан этой семьей, окончил Томский политехнический институт, геолог, искал золото в Якутске, потом работал ведущим инженером в Алма-Ате. Заболел и умер.
Поистине трагична судьба у "сестры Антонины. Членом партии она была с 1917 года.
Я уже говорила, что когда арестовали Анатолия и отца, она поехала за ними следом и осталась там в качестве связной , между партизанами и Канском. Но ареста не миновала. Ее посадили красильниковцы. Она была тоже очень хороша собой: большие глаза, длинные волосы, высокого роста, с красивой фигурой. Когда она еще училась в гимназии, за ней ухаживал офицер, Марченко, по-моему. В тюрьме после пыток ее хотели отравить. Принесли шоколад, но Антонине подсказали, что его нельзя есть. А в один из дней вывели из арестантского вагона на расстрел. И тут появился этот офицер, взял ее на поруки, Антонина вышла за него замуж и поэтому осталась жива.
Но потом, когда был освобожден Канск, ее командировали в Москву. Здесь она работала по народному просвещению. Затем в счет парттысячи ее командировали в зоотехнический институт. А до этого она вышла замуж за Романова.
Часто вместе с мужем бывала у Василия Григорьевича Яковенко. После окончания института Антонина работала в наркомзёме. потом ее командировали в Красноярск в 1935 или 1936 году. В это время Антонина разошлась с мужем и уехала с сыном. Проработала она не так долго, в 1937 году была арестована. Отец ходил, носил передачи ей в тюрьму. Каким-то образом Антонина передала родителям из тюрьмы салфетку, вышитую нитками, выдернутыми из платья: «Дорогим папочке и мамочке».
Вместе с ней сидела жена партизана Колпакова. Она видела Антонину, когда ее приносили на носилках совершенно избитую с допросов. Потом Антонина из камеры исчезла.
В 50-х годах сестра была реабилитирована. Так что хорошего она в своей жизни видела мало: была и белыми арестована, и своими.
ТАСЕЕВО дорого мне, как каждому человеку его родина. Это для меня святое место, связанное с очень многим. Там воспитала нас семья, отец, мать, братья. Там окружали нас изумительные люди.
Сколько связано с этим селом хорошего! И очень несчастлива я тем, что не смогла по состоянию здоровья побывать. И потом, после ареста братьев, я даже боялась там показаться. Но моя племянница Мария Сёменовна и. сын Николая Владимир в Тасееве были. Он сейчас живут в Канске.
Для меня люди Тасеева кажутся очень близкими. К сожалению, мало осталось тех, с кем мы были вместе. Была такая семья Бурмакиных — Шура, с которой мы вместе играли. Помню хорошо своего учителя Михаила Ивановича Поповича. Он тоже погиб. Помню Нину Алексеевну Муллову, которая стала женой моего брата Леонида. Когда она приходила к нам в дом, комнаа будто наполнялась солнцем.
Традиции в Тасееве заложены политкаторжанами, ссыльными, старыми большевиками. Вот наша семья, все-таки были служащие, люди обеспеченные, споры были даже между братьями, но все стали большевиками. Моя мать была беспартийной, а бросила во время голосования бюллетень за большевиков, не за эсеров. Такое окружение было. Многие крестьяне и середняки пошли за большевиками, и семьи богатых пошли. Какая-то сила духа у этих людей, несправедливость не могли терпеть, и к Колчаку не пошли на поклон. Доброта какая-то в этих людях была особая.
О Тасееве у меня самые теплые воспоминания. Я и семье своей, мужу, дочери говорю об этом. И они это чтут. Тасеево очень много для меня значит.
На снимках: портрет Михаила Буда во время его работы секретарем Тасеевского волкома комсомола; фотография со старым коммунаром Густавом Инаром. 1932 год, Ялта.
Фотографии из фондов Тасеевского музея, переданы туда семьей Буда.
Запись воспоминаний А. ЛИБРЕХТ.
Москва, Май, 1988 год.
"Сельский труженик" (Тасеево) 22, 24, 26 мая 1989 г