Мрачными были трюмы судов, которые везли на Север репрессированных. По Енисею из Красноярска в Дудинку и Норильск, из Архангельска — по Северному морскому пути — в Нордвик.
Стонали от качки «зэка» —
Ежовских чистилищ исчадья.
Срывались сквозь бред с языка
Чернее пучины проклятья.
Эта цитата — из лагерного песенного фольклора.
Трудна была уже сама по себе дорога. Многие осужденные так и не добрались до пункта назначения. Среди них и те, кто принял смерть не от цинги или пули конвоира, а от фашистских бомб или торпед. Об одном из таких случаев рассказывает журналист А.Левенко
Многим читателям «Красноярского рабочего» известно о неравном поединке гитлеровского рейдера «Шеер» с арктическим «Варягом» — ледокольным пароходом «Александр Сибиряков». Произошел этот бой в августе 1942 года у Диксона. Меньше людей знают о драме, разыгравшейся в Карском море в августе 1944 года с пароходом «Марина Раскова». Фашисты расстреляли транспорт новейшими в то время бесследными торпедами. И пучина поглотила вместе с оборудованием и материалами, предназначавшимися для «Нордвикстроя», сотни репрессированных.
Немецкие подводные лодки первыми обнаружили промысловики Сметанин и Жильцов. Случилось это 10 августа. Охотники заметили фашистскую субмарину, когда она входила в бухту Полынья (эта гавань с безлюдными берегами вдается в материк в 40 километрах восточнее Диксона). Жена Жильцова добралась по пустынной прибрежной тундре в ближайший поселок и предупредила о появлении вражеской лодки старшего морского начальника капитана первого ранга В.С.Киселева. В ночь на 11 августа Киселев дал радиооповещение об опасности.
Трагедия с «Мариной Расковой» произошла 12 августа, во второй половине дня. Несмотря на все предосторожности (конвой держался ближе к отмели у острова Белый), у правого борта, в районе второго и третьего трюмов «Марины Расковой», неожиданно поднялся в небо столб студеной воды и дыма. Торпедная атака. Транспорт дал хрен на правый борт.
Вскоре торпеда пропорола борт поспешившего на помощь «Марине Расковой» флагманского тральщика Т-118. Он затонул.
Аварийные работы на «Марине Расковой» велись самоотверженно. Но никто не мог дать гарантии, что удастся избежать взрыва котлов, к которым подступала вода из затопленных трюмов. Начались спасательные работы. На кунгасах, шлюпках и спасательных плотах перевозили людей с парохода. Тральщик Т-114 принял в первую очередь женщин и детей (их было здесь 136). И тут грянул взрыв. Водяная шапка накрыла тральщик и увлекла в пучину. Вместе с экипажем, со спасенными с флагманского тральщика Т-118 и более чем с двумястами эвакуированными пассажирами «Марины Расковой». Подоспевший катер поднял из воды и со спасательных понтонов в районе погружения Т-114 лишь двадцать шесть человек.
Разыгрался шторм. Катера » тральщики с частью спасенных пассажиров и краснофлотцев вынуждены были уйти к базе. А гребные, парусные суденышки, спасательные плоты оказались во власти разбушевавшейся стихии, которая не унималась более недели.
О том, какой героизм проявили военные летчики с Диксона, вылетавшие на поиски оставшихся в живых, объективно и сердечно рассказал инженер-полковник Юрий Дмитриевич Капралов на страницах книги «В конвоях и одиночных плаваниях» (Архангельск, Северо-Западное книжное издательство, 1985). Ветеран Великой Отечественной войны сумел насытить очерк «Трагедия в Карском море» обширным документальным материалом. Это было непросто, тогда о лагерях репрессированных даже упоминать не разрешалось, и поэтому о конвоируемых на Нордвик осужденных он писал обтекаемо — «строители Нордвикстроя». Обладающий огромным жизненным опытом, автор ни разу не погрешил против истины и в условиях острой цензуры.
Сегодня, знакомясь с воспоминаниями и понимая, что стояло за бесстрастным «строители Нордвикстроя», еще большим уважением проникаешься к авиаторам, вылетавшим на поиск кунгасов с людьми. Хотя в те дни штормило, над океаном стояли туманы.
Капитан С.В.Сокол нашел спасшихся в море. При четырехбалльном волнении умудрялся подойти к кунгасу, и экипаж передал обессиленным людям бачок с водой. Авиаторы кричали, чтобы люди прыгали в воду и плыли к гидросамолету. Но те, и без мытарств по океану ослабленные в тюрьме, не решались броситься в бушующие волны.
В ночь на 23 августа полковник И.И.Козлов барражировал над кунгасом, посылая радиопеленг, чтобы подошло спасательное судно. Но корабля не было. Тогда коммунист, посоветовавшись с экипажем, принял решение садиться и снимать погибающих людей. Обессиленных пассажиров на руках затащили в гидросамолет. Живых на кунгасе оказалось лишь четырнадцать человек. И около тридцати трупов осталось лежать в утлом суденышке.
Экипажу Козлова не удалось взлететь. Пришлось рулить десятки километров по вздыбленному морю к проливу Малыгина.
Корабли и гидросамолеты беломорской флотилии продолжали поиск до 3 сентября, но в найденных плавсредствах живых уже не было.
Лишь в экипаже «Марины Расковой» печальный список составил 23 имени. Количества погибших заключенных мы пока не знаем. Не знаем и имен. Известно лишь одно — медсестры Галстуховой, которая, теряя последние силы, пыталась хоть чем-то помочь обреченным, не имея ни медикаментов, ни перевязочных средств.
В те трагические дни все люди невольно объединились и даже на «врагов народа» не смотрели, как на изгоев, видели в них лишь глубоко несчастных людей. Работники радиомаяка острова Белый отдали последний долг двадцати умершим «зэка» из кунгаса, прибитого к мысу Рогозина. Сегодня одна из братских могил находится на островке, отделенном от Белого Рогозинской протокой.
Жертвы «Нордвикстроя» умирали на арктических берегах до конца сороковых годов. Но, как и их собратья с «Марины Раскосой», утонувшие в пучине, они не имеют персональных могил. Только ударники-стахановцы, вольнонаемные работники и младенцы покоятся под пирамидками памятников или под металлическими, деревянными крестами. Десятки тысяч погибли от истощения и цинги, от каторжного труда в штольнях и среди белого безмолвия. Еще предстоит поставить стелы над сопками и распадками у моря Лаптевых, где многолетняя мерзлота поглотила тела заключенных.
В списках репрессированных должны значиться и около трехсот пассажиров из трюмов «Марины Расковой».
...Безвинно обреченные. Безвестные, но не забытые поколением, которое пробуждается от безгласности. Мы обретаем историческую память.
А.ЛЕВЕНКО
«Красноярский рабочий», 09.12.89