Возвращенные имена
На улице Московской в Красноярске стоит обыкновенный пятиэтажный дом, каких в городе многие сотни. Здесь проживает Игорь Иванович Добровольский – ветеран «Красмаша», теперь уже пенсионер. С его помощью мы восстанавливаем в памяти годы становления завода, прослеживаем трагическую судьбу его первого директора. А уж кому как не Игорю Ивановичу знать Александра Петровича, ведь он – его приемный сын.
– У меня жизнь поначалу не очень-то сложилась, – рассказывает Игорь Иванович. – Моя мать, Лина Христиановна, сошлась с Александром Петровичем еще в Баку, когда он был комиссаром на миноносце. Потом переехали в Батуми. Вскоре Субботина послали на учебу в Ленинград. Мать уехала вместе с ним, а я остался в Батуми. Целый год беспризорничал, связался с воровской шайкой, сам «чистил» карманы... Лишь потом, когда отец уже работал в Иркутске, взялся за меня. «Я, говорит, сам несколько лет беспризорничал, знаю, что это такое. Берись-ка за ум». И настоял на том, чтобы я поступил в Иркутский политехникум. А после окончания учебы забрал меня в Красноярск, на свой завод.
Здесь я работал механиком, был секретарем комсомольской организации промплощадки...
Февраль 1933 года. Лютая сибирская зима, морозы в 46-50 градусов. А на стройку со всех концов страны каждый день прибывают все новые отряды рабочих, служащих, ИТР. Где их размещать? Спешно сооружаются бараки, закладываются 18 фундаментов под двухэтажные дома на втором участке.
Точно в назначенный начальником строительства срок – 16 июня – был заложен первый кирпич в фундамент будущей заводской электростанции
23 июня 1933 года – новая знаменательная дата в истории «Красмаша». С красными флагами, песнями, под звуки духового оркестра отправились колонны рабочих к месту закладки первого корпуса будущего гиганта машиностроения. Первый камень и бронзовую плиту заложил директор завода А.П.Субботин. Эту плиту можно увидеть и сейчас. Надпись гласит: «23 июня 1933 года здесь пересечен тракт «Великий сибирский каторжный путь».
С этого дня строительство завода пошло все нарастающими темпами.
Хорошо знал Субботина старожил Красноярска, отдавший всю свою жизнь делу строительства, Борис Вениаминович Воробьёв (ныне покойный). По моей просьбе он прислал свои воспоминания о нем. Вот несколько отрывков:
«Субботин, как только его назначили начальником стройки, первым делом переместил
управление и другие службы с левого на правый берег Енисея. С его приходом
стройка как-то подтянулась, все сразу почувствовали опытное, требовательное
руководство...
Я был в то время прорабом, сооружал кирпичный завод (за счет и для нужд «Красмаша»). По работе часто приходилось иметь дело с Субботиным. Был он энергичным и компетентным специалистом. Под его руководством в первые же годы были построены 105 двухэтажных домов на 2-м участке, клуб, магазины, стадион, школы и другие объекты...
В 1936 году завод начал выпускать свою первую продукцию. Это были катера «Комсомолец Ямкин» и «Большой Красноярск», которые помогли решить проблему перевозки пассажиров через Енисей...
В конце 1936 года и начале 1937 года началась кампания борьбы с разного рода «вредителями». Краевые газеты и местные многотиражки заполнились материалами на эти темы. Не осталась в стороне и наша заводская газета «Сталинец». Один из ее номеров целиком был посвящен «вредительской» деятельности Субботина. Запомнилось собрание, когда Субботин сидел в президиуме и вынужден был слушать самые дикие обвинения в свой адрес. Было хорошо видно, как он переживал...
И еще мне запомнилось 18 февраля 1937 года. В этот день Субботин приехал к нам на кирпичный завод. Когда Александр Петрович входил в один из цехов, к нему быстрым шагом подошел заведующий кадрами кирпичного завода Прокушев и сказал, что только что звонили по телефону из заводоуправления. Просили передать ему, что в Москве скончался Орджоникидзе... Мы знали, что Субботин лично знал наркома, что Серго очень ценил нашего директора.
Услышав такое известие, Субботин сразу остановился и сразу как-то «подломился»,
что при его высоком росте было особенно заметно. Затем резко повернулся,
быстрыми шагами пошел к автомашине и уехал.
С тех пор я его больше не видел».
Из автобиографии, написанной самим Александром Петровичем, мы узнаем, что родился он 13 мая 1900 г. в городе Усолье Уральской области в семье рабочего-кузнеца солеваренного завода. Через два года отец умер, оставив на руках матери четырех детей. Пришлось ей хлебнуть лиха. Средства к существованию добывала тем, что пекла и продавала хлеб, пускала на квартиру постояльцев, в основном, рабочих-строителей.
Уже в восемь лет познал труд – помогал рабочим-котельщикам. В 12 лет поступил на пароход мальчиком в услужение капитану, затем был кочегаром, масленщиком... Подрос – приняли юнгой на Балтфлот, затем учился в машинной школе.
Вот на Балтфлоте, которому он отдал несколько лет, и повернулась круто судьба рабочего парня. Здесь он сблизился с большевиками, его избрали комиссаром эскадронного миноносца «Войсковой». Еще во время Февральской революции 1917 года Александр Субботин твердо определил свой дальнейший жизненный путь. Он горячо агитировал за власть Советов и потом первым, как и подобает красному комиссару, пошел за нее в бой. Южный, Северный фронт. Тяжелые бои, контузия, ранение...
После окончания гражданской войны Политотдел РККА откомандировал его на руководящую хозяйственную работу в «Азнефть» (Баку), затем – работа в Батуми, пять лет учебы в Ленинградском институте и опять работа, сначала в Иркутске, затем – в Красноярске, начальником строительства и одновременно директором завода «Красмаш».
***
О многом могут поведать архивные документы. Вот я держу в руках некоторые из них. Они рассказывают о том, как трудно складывалась судьба Субботина.
«Выписка из протокола № 93 заседания бюро горкома ВКП(б) от 25 февраля 1936 г.
...объявить Субботину А.П. за демонстративный уход с заседания парткома
выговор.
Секретарь горкома ВКП(б) М.Степанов».
Еще один документ – постановление бюро Кировского райкома от 28 августа 1936 г.,
называется оно так: «О проявлениях либерализма и небольшевистского отношения к
самокритике тов.Субботина», а говорится в нем следующее:
«Бюро райкома ВКП(б) считает, что тов.Субботин, возглавляя важнейшее предприятие
в крае, допустил в практике своей работы притупление большевистской
бдительности, выразившееся в допущении на работу «Красмаша» сына Троцкого, Закса – племянника Зиновьева и других социально-чуждых людей. Несмотря на
сигналы отдельных коммунистов, тов.Субботин продолжал оставлять этих врагов
народа на заводе».
На этот раз бюро райкома предупредило Субботина, что если он не исправит своих
«политических ошибок» – к нему будут применены более жесткие меры партийного
воздействия.
Наконец, еще один документ – протокол заседания Партийной Коллегии Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) по Красноярскому краю. Заседание состоялось 25 сентября 1936 года. Партколлегия обвинила Субботина в том, что он, «зная Седова, как сына Троцкого, принял его на работу в штат завода..., но когда в штате стало держать его неудобно, Субботин заключил с ним Договор на отдельные работы, создав ему более благоприятные условия для работы. И даже после ареста Седова тов.Субботин продолжал заботиться о Седове...»
В итоге – строгий выговор с занесением в личное дело.
Следует дать некоторые пояснения. Выговор «За демонстративный уход с заседания парткома» Субботин получил за то, что хотел отстоять некоторых инженеров, толковых специалистов, приносящих заводу несомненную пользу. Однако, поскольку они были «классово-чуждыми элементами» (кто из дворян, кто бывший белый офицер, кто просто держал себя независимо), партком требовал от директора их увольнения.
О приеме на работу сына Троцкого – Сергея Седова.
В своих многочисленных объяснениях, и устных и письменных, Субботин пытался правдиво рассказать, как все произошло.
Да, действительно, однажды в его кабинете появился молодой человек, назвался Седовым и предложил свои услуги в качестве специалиста по газогенерации. Пояснил, что работал в научном.автотранспортном институте в к. ве доцента, что у него есть труды по данному вопросу.
Надо сказать, что Субботин лишь три-четыре дня как вернулся из командировки в Москву, где получил от своего непосредственного руководителя, начальника Главзолото А.П.Серебровского, важное задание – освоить впервые в стране производство газогенераторных двигателей, На прощание Серебровский вручил небольшую книжку «Легкие газогенераторы автотранспортного типа» трех авторов – Н.С.Мезина, С. Л. Седова и Б. М. Черномордик.
Сейчас, увидев книжку на столе, Седов сказал Субботину, что это он и есть, один из трех авторов.
До этого момента Субботин и понятия не имел, что перед ним стоит сын самого Троцкого. И лишь когда он поинтересовался, каким же ветром доцента НАТИ занесло в Сибирь, посетитель сказал, что он – административно-ссыльный, что он – сын Троцкого.
После согласования с секретарем крайкома партии П.Д.Акулинушкиным и управлением НКВД Седов был принят на работу. Вот текст приказа:
«Приказ № 228 по управлению «Стройкрасмаша» от 21 сентября 1935 года.
§ 1. Начальнику эксплуатационного отдела А.В.Шауб подготовить и приступить к производству газогенераторных установок для моторных судов, заказываемых золотой промышленностью.
§ 2. Работа и испытания по газогенераторным установкам должны проходить в срочном порядке с тем, чтобы суда, начиная с пятого теплохода, непременно были оборудованы такими установками.
§ 3. Для руководства работами по газогенераторным установкам назначить в эксплуатационный отдел инженера Седова Сергея Львовича.
Начальник строительства и директор завода А.Субботин».
Добавим, что оклад новому инженеру был установлен в сумме 750 рублей в месяц.
Однако вскоре Субботин был вынужден освободить Седова от занимаемой должности и заключить с ним трудовое соглашение.
В «Деле» Субботина подшит личный листок по учету кадров и самого Седова Сергея Львовича. Из него можно узнать, что родился он в марте 1904 года в Вене, беспартийный, окончил Московский механический институт, имеет научные труды в области газогенераторов, двигателей и термодинамики. Состоит на учете, как административно-ссыльный. В Красноярск выслан постановлением Особого совещания НКВД по ст.58 УК сроком на пять лет.
Приложено и фото – молодой человек интеллигентной наружности, стрижен наголо, одет в осеннее пальто, шарф, галстук. Взгляд спокойный, внимательный. По воспоминаниям Добровольского, Сергей Седов отличался общительным характером, был доброжелателен, азартно играл в составе заводской футбольной команды.
Известный биограф Троцкого Исаак Дойчер отмечал в своей книге «Пророк в изгнании», что, в отличие от своего старшего брата Льва, Сергей Седов сторонился политики, старался ни в какие дела отца не впутываться. Видимо, был неплохим специалистом в своем деле, мог принести стране пользу. Но...
Ясно, что никакие доводы, никакие ссылки Субботина на «производственную необходимость» при приеме Седова и других специалистов на работу не возымели действия. Всех, кто состоял в любых родственных отношениях с Троцким, главным врагом Сталина в то время, ждал трагический конец. Как и тех, кто им «покровительствовал».
Петля, наброшенная на шею Субботина, начала постепенно стягиваться. Конечно, работать в таких условиях, руководить огромной стройкой и одновременно готовить цеха к выпуску столь нужной стране продукции, было крайне тяжело. Но Субботин, человек закаленный в житейских бурях, умел, когда надо, проявить характер, противостоять начавшейся травле. О его большом личном мужестве, о порядочности и человечности свидетельствует такой факт. Вспомним фразу из протокола заседания партколлегии: «...и даже после ареста Седова тов.Субботин продолжал заботиться о Седове».
По сути дела, так оно и было. Субботин, после ареста Седова 16 июня 1936 года, не мог оставить без средств к существованию его жену Г.М.Рубинштейн. Приняв и выслушав несчастную женщину, Субботин наложил на бумаге в бухгалтерию резолюцию: «Прошу произвести расчет с тов.Седовым немедленно и деньги не задерживать».
Этот и другие факты вскоре же были поставлены в вину Субботину его преследователями, В одном из доносов говорится:
«...жене (Седова – К.П.) выдали 993 рубля в то время, когда на заводе хронически задерживалась зарплата рабочим».
И далее: «Имея полное представление о Седове, как о последыше Троцкого, Субботин допустил не только притупление большевистской бдительности, но и расшаркивание перед врагом партии, именуя его товарищем...»
И дальше: «Кроме Седова на завод 17 марта был принят племянник Зиновьева – Закс, который неоднократно имел перемещение по заводу с повышением в окладе жалованья... При попустительстве Субботина, как члена парткома, он редактировал стенную газету и руководил кружком немецкого языка, посещаемым рабочей молодежью...»
Гневно «разоблачает» директора, этого «пособника врага», на страницах печати и на партийных собраниях редактор многотиражки «Сталинец». Строчит кляузу за кляузой секретарь парткома. Лихорадочно, боясь опоздать, проявляя «бдительность», отсылает докладные в крайком партии секретарь Кировского райкома. В травлю включаются краевые газеты.
***
25 сентября 1936 года Партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) по Красноярскому краю объявила Субботину строгий выговор с занесением в учетную карточку «За притупление классовой бдительности, выразившееся в засорении строительства антисоветскими элементами».
28 января 1937 года Кировский райком принял постановление: «Вывести Субботина из состава бюро и поставить на пленуме крайкома вопрос об исключении его из членов райкома.
Поставить перед горкомом и крайкомом вопрос об исключении Субботина из рядов партии. Партийный билет Субботина задержать».
10 июня 1937 года Субботин был исключен из рядов партии (дело об этом в архивах пока не найдено).
Немного раньше, 11 апреля 1937 года, Субботина вызвали в горком партии. Здесь секретарь горкома М.Степанов в присутствии первого секретаря крайкома П.Д.Акулинушкина учинил Субботину подлинный допрос (в стенограмме он стыдливо именуется «беседой»). На голову Субботина обрушился целый град вопросов-обвинений, один зловещее другого: когда и почему он принял на завод Седова? Почему доверил ему производство газогенераторов? Почему, когда на заводе тяжелое положение с жильем, предоставил Седову квартиру с бесплатными коммунальными услугами? Правда ли, что книга Седова была принята им, Субботиным, в подарок и с надписью от автора «На память»? С какой целью он послал в Москву, в Главзолото, телеграмму, в которой извещал Серебровского об аресте Седова? Почему дал положительную характеристику Кутузову, изобличенному, как троцкист? Да еще сидел с ним на диване «в приятельской позе»?
Субботин мужественно защищался, отметая наветы и клевету. Седову была предоставлена не квартира, а комната, наряду с другими специалистами, коммунальные услуги — платные, как у всех. Книгу Седов ему не дарил, надписи не делал, можете проверить. Телеграмму в Москву Субботин не посылал, был обычный телефонный разговор. С Кутузовым приятельских отношений не поддерживал, а на диване никогда не сидел, только на стуле.
Далее – очень характерный диалог, показывающий Субботина как человека твердых убеждений:
«Субботин. ...но ведь Рамзин тоже был враг, а ему потом орден дали. Я дал ему характеристику (положительную – К.П.) за внимательное отношение к работе...
Степанов. Но ему можно было дать отрицательную характеристику, раз он враг!
Субботин. Но ведь враги исправляются.
Степанов. Значит, Вы его не считаете врагом!
Субботин. Я считал его работником.
Степанов. А врагом!
Субботин. Не считал.
Степанов. Приходится констатировать, что вся система Вашей работы была построена на покровительстве врагам. Вы покровительствовали врагам – Смирнову, Кутузову, Седову.
Субботин. Если Вы это находите. Но фактов, по-моему, пока нет».
И позже, уже находясь под арестом, Субботин оставался человеком твердых убеждений:
«...Я, наконец, не мог мириться с внутрипартийной жизнью, которая лишала прав члена партии высказывать свои взгляды по вопросам политики партии, а решения низовых партийных организаций принимаются по прямому указанию партийного руководства. (Как современно звучат сейчас эти слова!) Я не разделял также линии партии в вопросах массовых репрессий, применяемых иногда совершенно необоснованно к лицам, не разделяющим полностью политики партии».
Еще в 1934 году Субботин побывал на квартире своего непосредственного руководителя, начальника Главзолото Серебровского. У того гостил наш военный атташе из Франции. Хозяин квартиры сказал тогда:
– Сколько бы мы в своей стране не нажимали на развитие промышленности, все равно нам не догнать передовые капиталистические страны. – И привел в качестве примера производство автомобилей.
И военный атташе, и Субботин, по сути, поддержали подобное мнение. А это, по тем временам, могло быть расценено только как капитулянство, антисоветская пропаганда. Естественно, что Серебровского тоже потом арестовали, и расстреляли, как «врага народа». Атташе, вероятно, тоже.
Да, были люди, настоящие коммунисты, которые и тогда, в годы бурного расцвета культа личности и развязавшейся кампании террора в отношении инакомыслящих, не соглашались с политикой командования в партии, слепого и безумного копирования идущих «сверху» указаний. Находились люди, которые открыто протестовали против произвола и необоснованных репрессий, видели серьезные изъяны в политике индустриализации. Одним из них и был Александр Петрович Субботин. Естественно, подобное свободомыслие и «строптивость» ему простить не могли. Первый секретарь крайкома партии П.Д.Акулинушкин, вначале, защищавший директора «Красмашстроя» от необоснованных нападок и травли, видимо, решил откреститься от человека, ведущего себя столь независимо и дерзко. И вот на свет появляется документ, который показывает нам, к сожалению, иное лицо Акулинушкина. Это – официальное письмо на имя тогдашнего секретаря ЦК ВКП(б) А.Андреева.
В письме приведен длинный перечень фактов «вредительской деятельности» как самого директора, так и нашедших у него убежище «врагов народа», в том числе срыв выполнения приказа С.Орджоникидзе о начале выпуска на заводе четырехосных вагонов и т.д., и т.п.
В заключение – выводы крайкома партии: «органически сросся с троцкистами, вредителями и классово-враждебными элементами», «сомкнувшись с этими врагами народа, сам встал на путь вредительства».
Это был, по сути дела, смертный приговор...
***
16 июня 1936 года был арестован Сергей Седов, а вместо с ним – большая группа руководителей отделов, других специалистов. Официальное сообщение о том, что на предприятии раскрыта крупная диверсионно-террористическая организация (в одном из документов приводится цифра 100), парализовало коллектив. Резко упала производственная дисциплина, люди боялись всего – неосторожного слова, жеста, поступка.
Весть о тревожном положении на заводе дошла и до Наркомтяжпрома, в ведении которого находилось Главзолото. Коллегия наркомата вроде бы приняла решение об укреплении порядка на «Красмашзаводе». Сам Серго Орджоникидзе лично позвонил, и как записано со слов работника радиосети завода, сказал Субботину: «Бросьте заниматься паникерством. Вам надо руководить заводом!» А по свидетельству Добровольского еще и добавил: «Ты, Александр, не беспокойся, я добьюсь того, чтобы партбилет тебе вернули…»
Не успел. Сам пал жертвой чудовищного заговора.
А Субботин, уже в одиночку, упрямо продолжал неравную борьбу. Арестовать его, члена партии с 1918 года, в прошлом боевого комиссара, было не так-то просто. Ведь он к тому же был награжден орденом Трудового Красного Знамени, был избран в состав краевого комитета партии.
Без партии, без активного участия в общественно-политической жизни он не мыслил себя. В автобиографии писал: «В ряды партии большевиков вступил по убеждению». А в одной из объяснительных есть такие строки: «Будучи членом партии с 1918 года, я никогда не был обличен в двурушничестве или за связь с чуждым элементом, я никогда не был в лагере контрреволюционных групп и не буду...»
Но тщетно. Обвинения, одно страшнее другого, налипали, росли как снежный ком, «улики» становились все более тяжелыми: приятельские связи, почти семейные отношения с изобличенным врагом народа Серебровским, подозрительная командировка в Москву в 1935 году к самому Пятакову.
Петля затянулась. 16 июня 1937 года Субботин был арестован.
Войдя в раж, преследователи «вредителей» и «врагов народа» уже не могли остановиться. Масштабы репрессий все увеличивались, аресты учащались. Был взят и позже расстрелян Акулинушкин. Очевидно, не избежали ареста Степанов, другие руководящие работники партийно-советского аппарата.
Теперь мы знаем, какими методами тогда выбивались «признания». Поэтому не приходится удивляться, что Субботин, в конце концов, подписал все, что от него требовали, и даже то, что он «возглавлял контрреволюционный центр на заводе». А то, что он оговорил и Акулинушкина, и Серебровского, и других – теперь уже никакого значения не имело: они давно, как и он, были обречены на смерть. С того злосчастного дня, когда появился на заводе Седов...
И вот – приговор.
«…На основании изложенного и руководствуясь ст.ст. 319 и 320 УПК РСФСР, выездная сессия Военной коллегии Верховного суда Союза ССР приговорили Субботина А.П. к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества.
Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года подлежит немедленному исполнению...»
В заключение – еще один документ – Определение Военной коллегии Верховного суда СССР от 14 ноября 1956 года:
«Произведенной дополнительной проверкой по делу установлено, что Субботин А.П. в суде виновным себя не признал и заявил, что на предварительном следствии он себя и других лиц оговорил. Что же касается Серебровского А.П., который якобы завербовал Субботина А.П. в антисоветскую организацию, то он осужден был необоснованно и дело в отношении его Военной коллегией Верховного суда СССР 19 мая 1956 года прекращено за отсутствием состава преступления.
Проверкой также установлено, что обвинявшиеся в принадлежности к контрреволюционной организации, созданной Субботиным – Ермилов, Раввин, Рагимов, Дорохов, Бурмакин и ряд других лиц осуждены были необоснованно и в настоящее время полностью реабилитированы.
Никаких объективных обстоятельств виновности Субботина в антисоветской деятельности в материалах дела не имеется, и он был осужден необоснованно.
Соглашаясь с доводами заключения. Военная коллегия определила: приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 13 июля 1938 года в отношении Субботина А.П. по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело о нем за отсутствием состава преступления прекратить».
В 1957 году, после обращения жены Субботина Лины Христиановны в КПК при ЦК КПСС, Субботин был реабилитирован и в партийном отношении.
Остается надеяться, что коллектив «Красмаша» найдет возможности и средства, чтобы увековечить память о первом директоре завода. Он достоин этого.
К.Попов,
член Союза журналистов СССР
«Вестник Красноярского краевого комитета КПСС», № 4, апрель, 1990
Издательство «Красноярский рабочий»