НОРИЛЬСК ТВОРЧЕСКИЙ
Этот незабываемый вечер я бы назвал вечером чудес, правда, чудес печальных, даже горестных. Волшебным чудом в погрузившемся в темноту концертном зале выглядит сам академический хор. Единственные источники света — мерцающие во мраке свечи, которые держат в руках хористы. Словно из далекого прошлого пришли сюда девушки в строгих черно-белых одеждах монахинь, чтобы собирать у мирян пожертвования.
Самым невероятным чудом еще совсем недавно показалась бы и сама программа концерта, составленная из православных песнопений, без малого семьдесят лет находившихся под строжайшим запретом бдительной идеологической цензуры, а уж тем более — программа концерта, посвященного пробуждению нашей совести, памяти жертв сталинского геноцида.
В первом ряду, на самом почетном месте, заботливо усажены уцелевшие свидетели тех, теперь уже далеких, однако же незабываемых трагических лет, приехавшие сюда но приглашению городской организации общества «Мемориал», а также по сей день проживающие в Норильске, бывшие узники Норильлага. У каждого на коленях — красные тюльпаны.
Ничуть не удивительно, что самым неожиданным образом трансформировалось в этот вечер восприятие культовых произведений. исполняемых, как всегда, полнозвучно и внушительно- нашим академическим хором. Обычно при слушании этих теперь уже, слава богу, известных нам церковных хоров в воображении возникали древние соборы и монастыри, хоругви и иконы, пророки и великомученики, Владимир Святославович и сожженный по царскому указу Аввакум —- весь 1000-летинй путь христианства на Руси. Но в этот раз все, решительно все воспринималось совсем по-другому.
Ассоциативный ряд, порожденный пением хора, рисовал совершенно иные, куда более сумрачные картины, иных великомучеников. Перед мысленным взором, будто зловещие призраки, сплошной вереницей проплывают нескончаемые ряды гулаговских бараков, места массовых захоронений, урановые рудники, изможденные лица узников, расстрелянных и скончавшихся от голода, душевных мук и непосильного труда. Вспомнились мне аккуратно сложенные в штабеля до костей промерзшие трупы детей, стариков и женщин, умерших голодной смертью в Дорофеевском, теперь уже не существующем рыбацком поселке в низовьях Енисея. В обнимку, плечом к плечу лежали в дощатом складе окостеневшие останки высланных из родных мест немцев из Поволжья, латышей, украинцев, финнов, эстонцев. Никогда не забуду и однажды встретившихся мне похожих на теней, скелетообразных людей в серых ватниках, по пояс в ледяной воде погружающих на кунгасы добытый в Нордвике каменный уголь и пресную воду для заходящих в залив моря Лаптевых пароходов. Если бывших «врагов народа», отбывавших срок здесь, в Норильске, и сегодня можно встретить повсюду, то из многочисленных острожников лагерей, расположенных в Хатангском заливе, в живых не остался никто...
За что погибли эти люди, возможно, самые честные, самые совестливые представители своего времени? За какие грехи, во имя какой такой высшей справедливости?.. Нет, нельзя, не имеем мы права забывать высокую трагедийность бытия тех лет, когда благородные идеи существовали в отрыве от человека, а он, человек, был принесен им в жертву — бессмысленную, по-людоедски жестокую. Настало время очищения, всеобщего покаяния. И мне кажется, что именно через великую очистительную работу, маленьким звеном которой явился и этот необыкновенный по своей атмосфере концерт, разбудим мы в людях да и собственных сердцах голос совести — человеческой и гражданской.
Да, на этом концерте наш академический воспевал память именно их — миллионов, безвинных жертв кровавого сталинского режима. И если проникновенно, на огромном эмоциональном подъеме исполненные произведения П. Чайковского (фрагменты из «Литургии святого Иоанна Златоуста»), Д. Бортнянского, М. Березовского, М. Ипполитова-Иванова, С. Дегтярева, С. Рахманинова и П. Чеснокова (в части из его всенощного бдения «Блажен муж» вместо заболевшего Э. Тараканова сольную партию с блеском спела сама Фаина Даниловна Чепель, руководитель хора) — если возвышенная скорбь, которой, напоены эти бессмертные произведения, разбудила в нашей памяти события и лица давно уже канувших в Лету времен тотального расчеловечивания, то по-другому, очевидно, и не могло быть. Ведь такой, пронизанной горестными воспоминаниями, была вся предпасхальная неделя — неделя памяти, организованная по инициативе Норильского отделения общества «Мемориал».
В программу этого длившегося семь дней реквиема вошли многие крупнейшие события общественно-культурной жизни города. Это и открывшаяся в историческом музее экспозиция работ Сергея Морозова, представляющих собой своеобразное, глубокое художественное осмысление тех пронзительных впечатлений, которыми обогатился художник, совершив поездку по теперь уже мертвым зонам упомянутого мною бастиона
ГУЛАГа, раскинувшегося в бухте Кожевниково. Это поистине эпохальная для Норильска панихида на кладбище под Шмидтихой. Это, наконец, концерт, о котором я уже говорил, однако же не отметил, что, кроме академического, принял в нем участие и хор девушек музыкального училища (руководитель Людмила Орлова), наряду с произведениями русских композиторов слаженно, вдохновенно исполнивший четыре церковных хоровых сочинения Ф. Мендельсона.
На заключительном концерте, состоявшемся в самый канун Пасхи во Дворце культуры и техники, где показали свое искусство. ансамбли скрипачей и виолончелистов музыкального училища и детский хореографический коллектив «Юность Заполярья» — правнуки тех, кто по праву снова занял место в первом ряду, Неделя памяти передала эстафету гуманности и сострадания неделе милосердия. Вахта совести, стало быть, продолжается.
Г. КРОДЕРС
Заполярная правда 26 апреля 1990 г.