МЫ ПЕРЕД ПАМЯТЬЮ В ДОЛГУ
«Я безвинно отстрадал пятнадцать лет, получил увечье... Не имел возможности ни учиться, ни заняться любимым делом... Не мог создать семью... Даже рассказать о страданиях и обидах не имел права...
Люди ничего не понимают и не имеют представления о нас...»
(Из письма И. И. Фролова. репрессированного в 1937 году).
ПРОЧЛА и попыталась вспомнить... Перед глазами вновь и вновь вставали картины страданий, описанные В. Гроссманом, А. Рыбаковым, и молчаливые люди, с которыми приходилось встречаться. Если они и заговаривали. то только о дне сегодняшнем: о прошлых страшных отвечали, как на допросе. Больно? Боязно? Давит давний запрет? Или сомневаются — поймем ли мы их?
К Ивану Ивановичу долго приставала; помнит ли он кого из прежних «солагерников», не поможет ли в розыске?
Не помнил. Но почему? Ведь 15 лет кто-то был рядом с ним, помогал, сочувствовал. Потом поняла; там старались тайн своих друг другу не раскрывать.
Прослушивая магнитофонную запись беседы, обнаружила, что вопросы задавала невпопад; там было (и в душе Ивана Ивановича осталось навсегда) другое измерение мыслей, поступков, нравственности.
В корпункт Иван Иванович заходит часто. То взвинченный, то неестественно спокойный. То требует кого-то поторопить, то безнадежно, но с вызовом, махнет рукой. Откуда такая чувствительность к справедливости в этой истерзанной жизнью душе?
...Жил в начале века мальчишка. С 10 лет одно увлечение — спорт: волейбол, баскетбол, лыжи. В восемнадцать — секретарь районного спорткомитета, в двадцать — преподаватель физкультуры в школе, игрок сборной команды области (Кемеровской), в двадцать один...
В 21 все и сломалось.
11 марта 1937 года Ивана Фролова специальный наряд НКВД прямо на посту (он был в охране, Кемеровского коксохимического завода) взял под стражу. Арестовали «свои» — он проходил срочную службу в войсках НКВД. Судил Ивана военный трибунал за то, что на политзанятиях, где «прорабатывался» материал о «вредительской» деятельности троцкистов, он высказал удивление: это надо же — Бухарин, Троцкий так умно вели политику, что могли находиться в рядах партии и работали в ЦК!
Ему приписали восхваление политики троцкизма.
— Может, и обошлось бы,— вспоминает И. Фролов, — да на процессе выступил мой лучший, как я считал, друг, тоже из Боготола. Он и рассказал, как меня, безродного и некрещеного, двух недель от роду, подкинули в церковь, а дьякон Иван, Фролов, светлая ему память, взял младенца, то бишь меня, окрестил своим именем- отчеством и до семи лет воспитывал. Так вот, дружок и сказал, что скрываю я свое церковное воспитание. Вот когда я заплакал и больше никогда никому не верил. А ведь я ничего и не скрывал, просто до того никто меня не спросил об этих подробностях.
И припаяли ему по 58-й десять лет Колымы каторжной да пять лет — «свободной», с поражением в правах.
Из архивной справки:
«Фролов И. И. находился а местах лишения свободы МВД... а районах Крайнего Севера, в Дальстрое МВД, на территории Магаданской области с 20 ноября 1938 года по 11 марта 1947 года...»
Иван Иванович безразличным голосом, часто прерываясь, рассказывает о приисках «чудесной планеты» Утином - туда его привезли спустя месяц после трибунала, Перспективном, Юбилейном, Нелькан «Индигирзолота». Каждый из них оставил свой изуверский след в душе.
— Привезли на Утиный. Тогда еще начальником Дальстроя был Берзин. Условия сносные, деньги платили хорошие, ссыльные занимали должности согласно специальности. Затем последовало указание по НКВД; осужденные по 58-й — только на общие работы. Ученые, художники, врачи, они же мало приспособленные к физическому труду, умирали в страшном количестве, мы не успевали хоронить, штабеля мертвых лежали высотой с дом.
Мечта была моя незабвенная — хоть 200—300 граммов хлеба на ужин достать дополнительно. Вкалывали по 16 часов в сутки. Выходили на смену со знаменем, под лозунгом «Выполним норму на 200 процентов!» Пока есть силы —' работали в одной бригаде, ослабнешь — в другую переводили, а паек все сбавляют, сбавляют, пока не умрет человек.
Орудия — лом, кайло, лопата, тачка, бадья. Бригада из ста человек должна была в сутки сдать два килограмма золота. Для этого — нарубить в вечной мерзлоте, вывезти из штрека, поднять на-гора 100— 150 кубометров земли, промыть. А условия? Не успеют взрывники уйти — нас уже гонят под землю. Задыхаемся от газов, но ползем.
Прииск Нелькан, позднее — имени Покрышкина (!), был последним в горькой судьбе Ивана Фролова. В 1946 году, когда до освобождения оставалось чуть больше года, жизнь нанесла ему очередной жестокий удар. При подъеме из шахты сорвалась с крюка бадья, в которой он поднимался с напарником. И они ухнули с пятидесятиметровой высоты на дно колодца. Напарник умер через сутки, Ивану чудом повезло — повредил позвоночник. И его, подержав в лагерной больнице девять дней, выписали на работу.
— Боли страшные, двинуться не мог. А меня обвинили в симуляции, бил бригадир и его подручные. И... поднимался, шел, спускался в шахту, катил тачку...
В марте 1947 года кончилась каторга, но выезд не разрешался, и остался Иван Иванович на том же Нелькане еще на пять лет. «Статейность» не допускала работы по специальности, и снова он спускался в шахту забойщиком, мастером. Потом, после реабилитации, это зачтется в льготный стаж. Писать письма тоже нельзя. Да и кому бы он писал? Дьякон Фролов давно исчез с его горизонта, родных не было.
И все же мечтал он; после освобождения вернется в Бого тол, там помнят его с незапятнанной честью. И он приехал. Был 1952 год. Иван пришел к С. Сидорову, работали когда-то вместе в комсомоле. Теперь он был председателем райпо. Встретил по-доброму, рассказал, как в городе. «Но взять на работу, извини, не могу, спросят, привлекут...» Обратился к В. Иванову—росли на одной улице. Он и устроил Ивана грузчиком. С. его «легкой» руки и таскал Иван Иванович на своем перебитом позвоночнике 50—70-килограммовые мешки- ящики до ухода на пенсию по возрасту.
Из справки военной коллегии Верховного суда СССР:
«Дело по обвинению Фролова И. И. пересмотрено пленумом Верховного суда СССР 16 июля 1998 года. Приговор военного трибунала... и определение Военной коллегии Верховного суда СССР... в отношении И. И, Фролова отменены, и дело прекращено. Фролов И, И. по данному делу реабилитирован...»
Вы думаете «на воле», после реабилитации, обрел покой Иван Иванович? О страшных тайнах приисков он не забыл, но и не рассказывал (врачи говорят, что сохраняемая тайна дает стресс наибольшей силы). Семью завести тоже не смог, так как загс не оформлял бывшему политзаключенному брак— работнику грозило увольнение. Знакомые обходили стороной. Даже грузчики, большинство из которых тоже несчастные, бессемейные, его не понимали. Они знали, что Фролов «оттуда», и считали, что его место именно с ними, «на дне». Так же считало и начальство. Но не Иван Иванович!
— Судаков, бывший начальник орса, удивлялся, почему со мной не хотят работать. Причина простая: не курю, не пью, не ворую...
Ну а известное постановление 19ЬЬ года, подписанное Н. С. Хрущевым, уравнивавшее реабилитированных в правах? До Фролова оно не дошло, у кого-то под сукном пролежало. Не знал он о постановлении. Потому и на пенсию пошел в 60, а не в пятьдесят пять лет. Правами своими воспользовался только в 1978 году; попросил у начальника Восточно-Сибирской железной дороги Тетерского квартиру. Ответ получил через три дня. Был поражен чуткостью. Впрочем, Иван Иванович был образцовым грузчиком, имеет медали—юбилейную, в честь столетия со дня рождения В. И, Ленина и «Ветеран труда». И живет не один теперь; рядом с ним, хотя и «незаконная», — жена. Она тоже инвалид второй группы, о муже заботится сердечно.
А вот официальные власти по- прежнему невнимательны.
В последний раз в корпункт Ивана Ивановича привела обида. Прочтя в «АиФ» ( № 18) сообщение о решении Моссовета приравнять в льготах пострадавших от сталинских репрессий к инвалидам войны, он с аналогичной просьбой Обратился в крайисполком. В ответ получил странный листок за подписью заместителя начальника краевого управления соцобеспечения Е. А. Вторых с перечнем тех же льгот, что напечатаны в его удостоверений. И ни слова о сути запроса! Попросил вернуть справки — в ответ молчание... Не поняли ветерана в крайисполкоме? Или внимания не хватило?
Иван Иванович, как и сотни других, надеется, что созданная при крайисполкоме специальная комиссия по делам реабилитированных будет более внимательна. Как и все мы.
Л. МЕДВЕДЕВА, соб. корр. «Красноярского рабочего», г. Боготол
Красноярский рабочий 17.10.1990