Для
этой беседы особый повод: у Гунара Робертовича Кродерса, старейшины норильской
журналистики, редактора «Горняка», постоянного нашего автора, тройной юбилей: 65
лет со дня рождения, 35 — журналистской деятельности и 25 лет, отданных
Норильску. Разговор завязался как бы произвольно, м вопросы рождались
естественно, без дежурной обязательности. Юбиляр, так много отдавший читателям,
оказался не менее щедрым м в товарищеской беседе.
— Как вы, Гунар Робертович, пришли в журналистику?
—Мне было уже тридцать, когда я стал профессиональным журналистом, хотя писал всю жизнь. Начиная с 12-летнего (возраста печатался в школьных журналах Риги. Вообще мечтал я не о журналистике, а готовился стать театральным художником, учился в художественной студии. Ведь у нас вся семья театральная. Отец был театральным критиком и драматургом, мать — драматической актрисой, а брат Ольгерт стал режиссером...
— Тот самый Ольгерт Кродерс, которого мы знаем по фильмам «Опознание», «Никко|ло Паганини», «Голова профессора Доуэля»?
' Только что он снялся в |роли Иммануила Канта в кинокартине о жизни гениального мыслителя, родоначальника немецкой классической философии. А так-то Ольгерт вовсе не актер, на сцене не сыграл ни одной роли. В кино его приглашают как «типаж», говорят, уж очень выразительная у него «фактура»...
— Так что же заставило вас измеиить своей юношеской мечте?
— Репрессивная машина сработала. Вместо того чтобы гордиться к поступлению в академию, пришлось в качестве спецпереселенца поработать и рыбаком, и лесорубом, и плотником, и даже бухгалтером рыбучастка. И знаете, нет худа без добра Весь этот весьма пёстрый жизненный опыт мне очень пригодился, когда сделался журналистом. На протяжении десяти лет был корреспондентом Таймырского радио, объездил всю тундру вдоль и поперек. Тогда-то заболел Севером по-настоящему, оттуда у меня и сегодня ностальгическая тоска по далеким факториям, охотничьим зимовьям, полярным станциям. По географическому расположению Норильск — тоже Таймыр и тоже Крайний Север. Но в то те время это вполне благополучный индустриальный город, где ничего «первозданного» уже не осталось. А для меня Север —- это беспредельность тундры, это такой простор, от которого дух захватывает и и очень хочется думать...
— Серия очерков, за которую вам была присуждена премия краевого отделения Союза журналистов СССР, кажется, так и называлась — «Таймыр— любовь моя»?
— В этих очерках я стремился показать именно духовное начало в коренных жителяхТаймыра.
— На Талнах вы приехали, когда вам стукнуло сорок, так?
— Да. Талнах тех лет был полон романтики. Тогда все только начиналось — первые колышки, первые фундаменты, первые составы с талнахской рудой. В поселке нас было всего несколько тысяч. Мы, естественно, считали себя первопроходцами и очень гордились ртим. Поначалу работал в «Огнях Талнаха», а затем, вот уже двадцать лет, в «Горняке»...
— Редактором которого являетесь, если не ошибаюсь, последние пятнадцать лет. Скажите, что вам больше по душе — работа редактора или деятельность в качестве публициста, из статьи в статью ведущего свою собственную тему?
—Гм... Быть редактором — это значит ни от кого не зависеть, иметь, так сказать, свое дело, в котором можешь, не опасаясь опасаясь ни чужой правки, ни чьего-то диктата, разворачиваться, как твоей душе угодно и как считаешь правильным. А это, знаете, здорово!
— Тем более что «Горняк» из года в год «загребал» первые премии то по группе отраслевых многотиражек, то в краевых конкурсах!
— Это заслуга всех журналистов «Горняка», не только моя. Но это, разумеется, было приятно. Зачем скрывать? К сожалению, среди великих только у одного Бернарда Шоу хватило нахальства на вопрос интервьюера; «Какое ощущение для вас самое приятное?» — честно ответить: «Слушать, когда меня хвалят». Все мы, увы, из одного теста сделаны — и великие, и средненькие. А что касается публициста, как вы выразились, «из статьи в статью ведущего свою собственную тему», то это уже не профессия, а крик души, если хотите, жизненная позиция. Но и, разумеется, очень тяжелая работа, делать которую могу только в субботу да воскресенье. Остальное время съедают редакторские обязанности.
— Это позиция просветителя, проповедника высокой культуры?
— Если откровенно, то иногда мне кажется, что это «глас вопиющего в пустыне». Или, как по-крестьянски сочно сказал об этом Валентин Овечкин: «Пишешь, пишешь — и ни хрена. Как кнутом по воде». До чего же мы докатились! В предвыборную кампанию один кандидат в депутаты (или его «команда») расклеивает на стенах домов листовки о другом кандидате, написанные сплошным матом. На недавней конференции горняков и металлургов оппоненты не только переругались, но и передрались возле трибуны. Столько жестокой энергии при полнейшем отсутствии культуры!.. А интеллигенция? Приехавший в Норильск столичный драматург, перед тем как выступить по местному телевидению, не постеснялся пропустить такое количестао спиртного, что, глядя на него, весь город хохотал... Не то что других — даже себя перестали уважать!
— А что делать прессе, если сама жизнь — сплошная чернота?
— Нельзя человеку, которому очень плохо, беспредельно говорить о том, как ему плохо. От этого, знаете ли, звереют. Человеку нельзя без веры. Чтобы не задохнуться, ему нужна кислородная подушка. Журналист должен находить примеры, а их не так уж и мало даже а Норильске, показывающие, что не все еще отупели, не заглохла мысль, не заросла тиной душа. Есть еще, слава Богу, и в нашем городе, пусть немногочисленная, прослойка интеллигенции — той подлинной духовной элиты, К которой могут встретиться и музыкант, и рабочий, и художник, и инженер, — суть не в дипломе.
— Это и есть та аудитория, которой адресованы ваши статьи?
— Надеюсь, что не только. У этой аудитории обязательно должен расти резерв из числа молодых. Чтобы принять благословенный груз свободы и демократии, необходимо терпеливо накапливать, растить нравственные силы, понимаете? Мы уже воспитали поколение с атрофированными чувствами красоты и благородства. О том, что можно ожидать от таких людей в делах повседневных, только что говорили. Да, не хлебом единым жив человек. Но дело теперь уже не только в том, что, кроме хлеба насущного, общество нуждается и в хлебе духовном — без культуры даже хлеба насущного не будет! Потому что все, абсолютно все наши беды исходят от дефицита культуры — духовной, производственной, парламентской, веком хотите.
— Вам пришлось перестроиться в последние годы?
— Главным для меня, пожалуй, было вырваться из оков того чрезмерно бдительного цензора, который сидит внутри каждого из нас, по крайней мере тех, кто принадлежит к старшему поколению журналистов. А так-то чего перестраиваться? Сторонником тоталитарной системы а-ля Нина Андреева я никогда не был да и не мог быть ведь три поколения в нашей семье стали жертвами именно этой системы. В 37-м был расстрелян дед, в свое время, кстати, приговоренный царским правительством к смертной казни за участие в революционном движении, в 41-м осудили отца по пятьдесят восьмой статье, а меня и брата как детей «врага народа» сослали в Сибирь...
— Что вас особенно пугает в сегодняшней жизни?
— Абсолютная неспособность людей учиться на трагических ошибках своих предшественников. Ведь так, чего доброго, все яростно порицаемое старое, лишь чуточку видоизменившись, может завтра повториться. Такая угроза уже вполне реальна. А ведь это страшно!
— Какой из человеческих пороков вам кажется особенно опасным в нынешней ситуации?
Прямо-таки патологическое уважение и собственной персоне при полнейшем неуважении окружающих.
— Без каких нечаста, по-вашему, нет настоящего журналиста?
—- Без своей позиции и, разумеется, усидчивости.
— А что самое пагубное для журналиста?
— Равнодушие. Лишь в том случае, если у тебя есть боль, радость, тревога — не наигранные, а «свои», выстраданные, если ты пропустил тему «через себя» — только тогда статья вызовет отклик у читателя. Убедит тот, кто убежден сам. А вообще, в журналисты надо бы постригаться, как постригались в монахи. Это адски трудная черновая работа (даже руки всегда черные — то от типографской краски, то от ленты пишущей машинки), не отпускающая от себя ни днем ни ночью. И еще. Чтобы написать нормальную статью, необходимо сосредоточиться, ощутить, по крайней мере на несколько часов, хотя бы относительный покой. Но ведь его нет—этого желанного покоя! Отовсюду, точно пулеметная очередь, летит на тебя град новостей—одна тревожнее другой... У журналиста, чтобы сохранить трудоспособность а такой взъерошенной, поминутно меняющейся обстановке, должны быть поистине стальные нервы!
— Вы в Норильске очень популярны. Что вам это дает?
— Журналистская популярность —- капитал весьма даже неустойчивый. Газетная строка, говорят, живет один день. Поэтому, кем бы ты ни был вчера, завтра снова должен доказывать свое право на внимание читателя.
А это, вами понимаете, не так-то просто... Иногда появляются непрошенные мысли об уходе на пенсию, но я упорно их отгоняю...
— Почему же?
— Брат Ольгерт старим меня на пять лет, однако в минувшем году, несмотря на возраст, на побоялся принять на себя художественное руководство самым крупным в Латвии академическим театром имени Андрея Упита. Даже представить себе не могу такого, чтобы написать ему: «А я вот, братишка, на пенсию собрался...». Стыдоба же!
—Что вы считаете самой большой удачей в вашей жизни?
— Свою жену. Не зря ведь героиня одного фильма утверждает, что при хорошей женщине даже мужчина может стать человеком.
— Что, Гунар Робертович, в вашей жизни является источниками радости?
— Это вечные и в то же время очень простые вещи: друзья, любовь, дети, природа... У нас множество еще непрочитанных книг, огромная коллекция пластинок, которые хочется слушать еще и еще. И, самое главное, три очаровательные внучки, которых я очень люблю, хотя образцово-показательным дедом себя не считаю — дефицит времени прямо-таки катастрофический.
— Что в минувшем году было для вас самой большой неожиданностью?
— Мои два года назад опубликованные в «Заполярке» воспоминания «Живу и помню», изданные отдельной книжкой в американском городе Чикаго, Такой вот сюрприз вручили мне родственники, только что вернувшиеся из загранпоездки.
— Вы, Гунар Робертович являетесь членом по крайней мере десяти всевозможных художественных, общественных, методических и прочих советов, комиссий, правлений. Когда только вы все это успеваете?
— А почему вы думаете, что я успеваю?
— Очень многие ваши статьи посвящены музыке. Скажите, для чего человеку необходима классическая музыка?
— Чтобы сохранить гармонию в собственной душе и не очерстветь. Чтобы получить положительное — повторяю, положительное эмоциональное потрясение. И, если в этом есть потребность, растворить личное свое горе в общечеловеческом. Для этого нужно слушать «стариков» — Баха, Моцарта, Гайдна... Очень точно сказал об этом Дмитрий Кабалевский: «Если кто-то проживет свою жизнь, так и не познав красоты и богатства музыки Бетховена и Чайковского, не станут от этого меньше ни Чайковский, ни Бетховен. А тот, кто пройдет мимо них, потеряет очень многое». Наконец-то родители, кажется, начинают это понимать. Это видно хотя бы по тому, что желающих поступить в воскресную школу нравственно-эстетического воспитания оказалось намного больше, чем вакантных мест.
—Как вы относитесь к рок- музыке?
— С интересом. Интеллигентный человек должен иметь представление и о том, и о другом. А ту часть молодежи, которая, кроме рока, и знать ничего не желает, мне искренне жаль.
— В завершение беседы хотелось бы спросить вас вот о чем. Как вы считаете, хорошее ли время выпало ив вашу долю?
— Не мы выбираем время, а время выбирает нас. У моего поколения великое преимущество — возможность сравнивать, сопоставлять. Представьте себе, Латвия многопартийная. а потом, с 1934 года, вообще «беспартийная»; сталинский тоталитаризм и Великая Отечественная; хрущевская оттепель и брежневская стагнация, а теперь вот горбачевская перестройка. Одно плохо, всей душой болея за судьбу демократических преобразований, увидеть их реальные плоды, увы, мне уже не придется. Такова жизнь. Зато наши дети, как зло пошутили «Аргументы и факты», будут получать льготы за то, что пережили перестройку..
— Что вы пожелали бы себе в год Козы?
— То же, но и всем другим, — жизнь, а не выживание.
—Что ж, всех вам благ, Гунар Робертович! Прожить вам еще столько же норильских лет! Острого пера, доброго сердца и, главное. железного здоровья! И помните, что мы, ваши коллеги и читатели, вас очень любим!
С юбиляром беседовала В. ВЛАДИМИРОВА.
Заполярная правда 19.01.1991