Ее зовут Алиса. Алиса Алекс
из штата Нью-Йорк, с острова Лонг Айленд. Я ничего не
перепутала. Пожилая сгорбленная женщина, что каждый день пьет кофе в «Кулинарии»
дома 43 по Ленинскому проспекту Москвы, - это и есть та самая Алиса, □всем не
похожая на безликих старушек, что снуют по очередям, заменяя сегодня этим любимое
занятие — сплетни на лавочках. Я
видела ее не однажды. Она останавливалась передохнуть, приветливо смотрела
в лица прохожих. С ней, рядом была собака. Опора и двигатель. Сегодня Алиса
одна. Рука, что когда-то держалась за туго натянутый поводок, похоже, не
находит себе места.
— Где ваша собака? — спрашиваю я, чуя беду.
— Ее увели соседи. Они и меня скоро...
«— Коммуналка?
— Еще какая! — она виновато улыбается.
...Мы сидим в полутемной обветшалой комнате в квартире к 30 дома 41 по Ленинскому проспекту. Алиса курит одну сигарету за другой. Я смотрю на портреты, Вот Алиса на руках у матери, вот она — девушка, гордая и независимая. Как она оказалась здесь, - в этой тесной клетке, отгороженной от враждебного ей мира лишь полуоткрытой дверью?
История для нашей Родины, к сожалению, банальная. Окончила университет в Нью-Йорке. Отца, инженера-автомобилиста, пригласили на завод АМО. Он взял дочь и жену Патрицию Махер с собой в Россию. Вскоре семья осиротела. Близ дома на Автозаводской, куда поселили американцев, зверски убили Патрицию. Но это был только первый «звонок».
Началась война, и Алиса пошла работать в цех. Эвакуировалась на восток, но вскоре была арестована и отправлена в Заполярье. За что? «За так», что явствует из документа о реабилитации. Но это выяснилось поз-же. Сначала же — Воркута, Инта, Абезь. Застыли надежды, ушла молодость, а с ней и здоровье. Восемь лет из жизни. Она уже вернулась в Москву, когда умер отец Джон Алекс. Алису приняли на работу в фотохронику ТАСС. Дали комнату на Ленинском проспекте. Казалось бы, по нашим меркам чего еще желать? Но она была одинока. Ибо с иностранцами у нас связываться боялись. Она «ударилась» в работу. Вся связь с англоговорящими странами шла через Алису Алекс - Максимову. Дома почти не бывала. Наверное, еще с тех времен соседи привыкли считать квартиру своей.
А теперь Алиса постоянно дома, и только изредка звонят сослуживцы. Ни они, ни общество «Милосердие», ни социальная служба не видят и не догадываются, что ей не дотянуться до люстры и не сменить там давно перегоревшие лампочки. Да и где они, эти лампочки? Где эти службы? Наверное, там же, где постельное белье, полотенца и прочая «роскошь». Все исчезает со временем, а за новым она не может выстоять очередь... Талонов ей никто не дает. Помощи тоже. Сложными стали проблемы неработающего приемника, сломанного замка, неисправной розетки. Наверное, есть у нас в Москве и средства — специально для этих нужд, чтобы не бедствовали старики...
Полноте, есть ли? Разве не люди живут с ней в одной квартире и не видят ничего в упор? Впрочем, видят, как они займут всю квартиру. Поскорей бы куда-то «спихать» старуху! Для этого они уже побывали в райсобесе, походатайствовали, чтобы поскорее «убрали» соседку. А та, чтобы не быть им в тягость, сушит свое ветхое белье в комнате, живет без горячей пищи (чтобы не «торчать» на кухне), в туалет и ванну выходит только тогда, когда никого нет... Запугали? «Нет, я не боюсь никого, — смело говорит Алиса. — Мне не надо милостыни».
Сторонние «наблюдатели» поговаривают, что ее в квартире бьют, выгоняют на улицу, убили собаку, словом, «гонят» с азартом к пропасти, откуда нет выхода, — в дом престарелых. И опять, что удивительного? Так воспитаны. Но почему Алиса Алекс должна уйти из своей комнатушки — последнего неуютного прибежища ее страшной жизни?! Почему никто — ни государство, ни люди — не почувствует вины перед ее беспомощным одиночеством?
Конечно, я ее не оставлю. И мои дети тоже. Мы постараемся не дать ее в обиду. Мы почистим и перестираем ее наряды (когда-то модные), вымоем окна, найдем лампочки... Потом поедем в театр. Летом возьмем Алису на дачу. Но каждый день, закрывая за собой ее дверь, мы боимся, что Тузик — не последняя жертва, которую принесла Алиса этой угрюмой стране.
...Господи, до чего светла ее улыбка, как похожа она на себя самое в счастливой Америке! И как несчастна. И после всего, что с ней было, она еще мечтает завещать свои великолепные книги библиотеке нашей Родины! Как величественна эта женщина в своем всепрощении! И как мелки и презренны те, кто вокруг нее творит зло.
Р. БУДРИНА.
«РОССИЙСКАЯ ГАЗЕТА» 1 марта 1991