Этап Соловки—Норильск
Сотрудники музея истории освоения и развития норильского. промышленного района продолжают ропотливую работу по сбору материалов о первых строителях города и комбината жертвах политического террора 30—50-х годов.
1938 году на строительстве Норильского комбината сменилось начальство. В. 3. Матвеев был арестован, на его место назначен А. П. Завенягин. В следующем году темпы и масштабы стройки должны были возрасти многократно. Заявки на потребную рабсилу для Норильска ГУЛАГ решил частично выполнить за счёт закрывающейся Соловецкой тюрьмы особого назначения.
Списков этапированных из Соловков в настоящее время никто не видел. Как прежде держали миллионы невинных людей взаперти, так доныне обходятся с документами, проливающими свет на преступные деяния чудовищной системы. Поэтому источниками информации являются воспоминания бывших заключенных, литературные публикации, а также личные дела в объединенном ведомственном архиве (ОВА) НГМК. В этом архиве хранится часть дел, заведенных в свое время на уже освободившихся из лагерей и вступивших с комбинатом в трудовые отношения по вольному или невольному найму.
Как свидетельствует анализ отложившихся в ОВА документов, мы можем изучить личные дела, как правило, только тех, кого успел вытащить с общих подконвойных какой-нибудь гражданин начальник еще до того, как они успевали оформиться в «этап» на тот свет. Но большинство этих бумаг появилось спустя 10 —20 лет после закрытия Соловков как места «для сидения». Выявить даже приблизительный процент доживших до этих славных лет не представляется возможным.
'Около ста фамилий из того этапа удалось установить. Наиболее известные из последующей истории личности: В. М. Алексеевский, П. М. Афанасьев, В. В. Буре, Н. 3. Векслин, В. Н. Глазанов, М. И. Евзеров, Б. Б. Зееман, И. Г. Капитановский, Н. Н. Лазарев, Г. М. Мамулашвили, А. С. Озеров, Д. В. Пронин, А. А. Прохоров, П. И. Савенко, Ф. А. Старшинов, А. Л. Шипов-Шапиро, С. И. Эпштейн.
Самуил Исаакович Эпштейн участвовал осенью 1990 года в открытии памятника в Москве всем погибшим от репрессий. Из Соловков привезли огромный камень — он теперь хорошо виден из окон Лубянки. Сейчас в Норильске живут Дмитриев, Ромашкин, Рубеко, в Дудинке — Чахвадзе. Вот некоторые подробности режима на Соловках из воспоминаний норильчан.
М. П. Рубеко, А. П. Бабушкина, А. Герцулина, ослабевших на следствии в Ростовской тюрьме и этапах, принял на станции Кемь конвой из четырех человек. Один из конвоиров шагал впереди с револьвером, остальные — с саблями наголо. В таком живописном составе они дошли от железнодорожного вокзала до пристани.
О ложных расстрелах, о борьбе за чистоту в камерах (бывших кельях) в форме издевательств охрены над заключенными за каждое пятнышко на полу, о надписях на срезах бревен кровью из отрубленных пальцев рассказывал своему сыну Иосиф Михайлович Мах новецкий. Сюжет Из фильма Абуладзе «Покаяние» — не выдуманная метафора.
Симон Эрастович Чахвадзе рассказал, что иногда их выводили гулять: «Там был дворик небольшой, метров пять-шесть в диаметре. Разрешалось пройти пять кругов по нему, и все. Расписание прогулок было так составлено, чтобы мы не встречались с теми, кто сидел в соседних камерах. Поэтому я не знал, что рядом со мной .(я сидел в 88-й) брат Георгий. Он не перенес всего этого, умер в Соловках».
Только во время этих прогулок заключенные и узнавали о событиях на воле, видя на тюремных зданиях очередную смену портретов вождей НКВД.
Симон Чахвадзе, земляк Орджоникидзе, был арестован вместе со своим братом в годы «большого террора» — в тридцать седьмом. Братья Чахвадзе оказались настолько «большими террористами», что, не выезжая из Грузии, «участвовали» в убийстве Кирова и «покушались» на самого Лаврентия Берию. На суд их привезли в саму «первопрестольную».
После этапа из Соловков Симон Эрастович остался в 4-м л/о Норильлага и начал работать «совершенно бескорыстно» в -Дудинском порту в год его рождения.
В бывших кельях «сидельцы» не имели права подойти к окну (сокамерник Митрофана Петровича Рубеко попал за это в карцер). Зато могли бесконечно перечитывать классиков марксизма-ленинизма-сталинизма, искать в этом «вечно живом наследии» ответы на животрепещущие вопросы, которые им задавала жизнь (из воспоминаний дочери «Деда Снегодуя» — М. Г. Потапова).
Почти ни в одном архивном документе не встретилось перечисление работ, на которых были заняты в Соловках заключенные, кроме личного дела И. Г. Малышкина. Заведующий архивом УВД Красноярского края Клопов сообщил о нем: «...с 15 июня 1935 г. по август 1939 г. работал в цехе производства йода при Соловецкой тюрьме внутрицеховом рабочим- аппаратчиком».
Как написал Василий Васильевич Баранов, «все мы были «тюремщиками», то есть сидели в тюрьме. Но в июне тридцать девятого .«всем тюрьму заменили лагерем — работа до упаду, а паек тюремный».
А. А. Баев, В. Н. Коляда, И. М. Махновецкий, М. П. Рубеко, С. И. Штейн (Снегов) поведали, на каких работах Советская власть их «перековывала»: «Мы успели разорить монастырское кладбище (буквально костях поставили детсад), вывели под крышу тюрьму, е на песчаной косе острова построили военный аэродром».
Снегов, с присущим ему лагерным юмором, дополнил рассказ Баева: «Мы с нетерпением и надеждой ждали формирования этапа. Два месяца земляных работ у Белого моря, вымотали самых стойких. Многие, добредя до площадки будущего аэродрома, валились на песок, к даже мат майора Владимирова и угрозы охраны не могли поднять их. Тюремные врачи, называвшие симулянтами даже умиравших, стали массами оставлять заключенных внутри тюремной ограды. Соловецкое начальство поняло, что хозяйственной пользы из нас уже не выжать и сотне особо истощенных — мне в том числе — дало двухнедельный отдых перед этапом».
Из-за угрозы оккупации Соловков в предстоящей войне с Финляндией их было решено закрыть. Дату эвакуации заключенных называет Снегов — 5 августа.
Лесовоз (или сухогруз) «Семен Буденный» пришел к Соловецкому архипелагу загруженный в Архангельске четырьмя сотнями уголовников, которые расположились на корме. /
Вспоминает Дебола Алкацев: «Заключенных - соловчан августовской ночью разбудили в необычное время. Тюремную одежду велели снять и надеть свою».
Около бани на соловецкой пристани погрузили в баржи, из них перегрузили на сухогруз , меблированный по-гулаговски. Количество этажей нар называют разное: от двух до семи.
Чахвадзе, ссылаясь на слова конвоиров, определяет число этапированных в Норильлаг в 3800 человек.
На этом же судне плыл и Николай Васильевич Волохов, по свидетельству М. П: Рубеко, начальник Соловецкой тюрьмы. По данным ОВА, Волохов с октября 1938 t. по июня 1939 г. числился в резерве назначения отдела кадров НКВД.
17 августа 1939 г, Завенягин подписал Приказ N9 368: «На основании предписания ГУЛАГа НКВД № 1820 от 20 июля 1939 #, назначается заместителем начальника Норильского комбината по лагерю капитан Госбезопасности т. Волохов Н. В.»
Лесовоз шел о сопровождении ледокола, который участвовал еще в проводке караванов Карских экспедиций. Плыли тяжело. Море сильно штормило, качка была жестокой, поэтому невольничий груз лежал вповалку. Мало кто мог подняться на палубу, туда, где стояла общая параша, А те, кто выходил наверх, видел холодное, неприветливое море, низкое небо и льдины, угрожающе бившие в борт корабля.
Кроме морской болезни, худшей из мук была неизвестность, ибо никто не знал нй цели, ни конечного, пункта этапа большого пути. Василий Феоктистовии Ромашкин, который на Соловках был недолго, «проездом» между Вологодской тюрьмой и Норильлагом, назвал имя журналиста из Ленинграда Александра Ефимовича Старовойтова, который не заболел , морской болезнью и был единственным, кто помогал в пути людям, подавая им пищу, воду, .поддерживал тех, кто пытался подняться... А кормили так, что ни по Белому, как говорит Рубеко, ни по другому морю не убежишь.
15 августа «Семен Буденный» подошел к Дудинке. Ночь простояли на рейде. Причала не было, поэтому с лесовоза посреди Енисея перегружали людей на баржу и на ней везли к берегу. 800 человек, по словам Чахвадзе, оставили в Дудинке. Одна группа заключенных дальше на восток ехала по узкоколейке.
Когда колонна подошла к составу, то обнаружилось, что она вдесятеро длиннее линии платформ, поэтому з/к «нанизали» друг на друга: одних посадили другим на колени, на плечи и даже на головы... Таким образом в сопровождении охраны, станкового пулемета и доехали до пункта, для многих оказавшегося действительно конечным.
Другая группа,, как писали Алексеенко и Алкацев, в Норильск пришла пешком.
По слухам, в том году в Норильлаг прибыло более 10 тысяч з/к четырьмя этапами: 13 июня, 19 июля, 17 сентябрям 9 октября — все по Енисею. Соловецкий этап был самым многочисленным, но наименее работоспособным.
Потом в Норильске всех долго сортировали. Принимали в этом участие врачи-соловчане: Александр Александрович Баев, Павел Евдокимович Никишин и Михаил Абрамович Райвичер. Им пришлось определять рабочую пригодность заключенных: «кого в работяги, кого в доходяги».
Осенью в ИТЛ вспыхнула эпидемия дизентерии, о чем вспоминали Алексеенко, Рубеко, Снегов: «В те октябрьские дни ежедневно умирали люди из нашего этапа. Соловки поставили в Норильск очень ослабленный контингент», — так это формулировалось лагерной медициной.
Настолько велик был приток специалистов в то лето и осень, что УРО формировало бригады «инженеров-землеколателей». Но были в списке соловчан-норильчан и специалисты другого профиля. Ян Витолс — старый чекист, работавший еще при Дзержинском. Иосиф Михайлович Мгебришвили, начальник Отделения ГрузГПУ, затем НКВД Грузии. Ян Карлович Мергин в 18-м году работал следователем ВЧК. Ян Маркелоаич Ходзинский в 1922 году .участвовал в подавлении восстания кулаков-колонистов и немецких поселенцев в Одесской области... Органы госбезопасности, давно превратившиеся в органы народной опасности, четко проводили а жизнь лозунг; «Перед беззаконием все равны».
А произвол был бесконечен и многогранен. Вот какие «университеты» прошел «сталинский комсомолец» Алексей Иванович Горский, живущий ныне в Киеве.
Лукьяновская тюрьма с 16 июня 37-го. И приговор: «сто шестнадцать пополам», пополам с женой...
38—39 гг. — Соловки, где получил ледяной карцер за отказ стать стукачом.
С 39-го — Норильлаг. Ему, агроному, совместно с Н. И. Невским поручается работа по созданию овощной базы в условиях открытого грунте. Его друг, тоже соловчанин, Василий Алексеевич Одинцов, бывший директор Мичуринского института, освободившись, увозит в подошве валенка письмо жене Горского и заявление на имя Хрущева, бывшего тогда секретарем ЦК КП Украины.
Заявление вернулось с ответом: «Материалы осужденных врагов народа пересмотру не подлежат. Хрущев». А жена Алексея Ивановича. врач, решается повторить путь жен декабристов. Но допускает оплошность: письменно извещает мужа о своем желании приехать в Норильск. Письмо попадает «куда следует». Не успев тронуться в путь, она уже получает предупреждение: если она не оставит задуманное, то к ней будут приняты административные меры. И в Москве, и в Красноярске на эту же тему с ней «задушевно» вели беседы уполномоченные. На караван вниз по Енисею в тот год она не попадает, до весны в совхозе «Таежный> на работу в медпункт се принимает . Николай Сидорович Демьяненко.
А Алексей Иванович... даже участвовал в художественной самодеятельности и с оркестров народных инструментов на концерте в ДИТРе исполнил песню на слом Симонова «Жди меня». а также «Летят перелетные птицы». За что ему выносится благодарность самим Панюковым, а копия яриказа выдается на руки.
И вот Евгении Павловна, оформив пропуск на караван до Дудинки, попадает в Норильск.Там ее заверили, что з/к Горского отправили за пределы лагеря, и предупредили, что встреча с мужем не состоится до тех пор, пока он в заключении. XX век по сравнению t XIX оказался неповторимо жестоким...
Их встреча так и не состоялась: проработав в Норильске шесть лет, Евгения Павловна после душевной болезни умерла. А Алексей Иванович на себе испытал крепость сталинского социализма: в Норильске был отправлен в режимный лагерь, затем в смертную камеру на полгода и по заочному приговору без следствия осужден Таймырским окрсудом по ст. 58, п. 10 ч. 11 к 10 годам. 1946 г, — Александровский централ (г, Иркутск), 1949 г. — Тайшетские лагеря, 1952 г. — Красноярская тюрьма и вечная ссылка в Северо-Енисейск, которую прервал XX -съезд. Освобождение, реабилитация.
Это только одна человеческая судьба из нескольких тысяч соловчан-норильчан. По какому коэффициенту исчислять такой стаж? Только ли по двухмесячному доарестному?
По мнению Илии Иосифоеича Натрошвили, «..,при моем освобождении в 1947 году с этого этапа ^соловецкого) оставшихся в живых по пальцем можно было пересчитать...».
Сравнится ли дантов ад с этими будничными свидетельствами мучеников ГУЛАГа?
Н.Дзюбенко
На снимке: часовня памяти на кладбище под горой Шмидта —конечном пункте
жизненного маршрута многих норильлаговцев.
Фото Е. Пономарева
Заполярная правда 16.07.1991