Над Солгоном то тучи ходят, то солнышко нещадно печет. В такую пору ребятишки как на дрожжах растут, а уж огородный овощ... Ему и сам бог велел. Но вместе с овощем неудержимо прут к солнцу и сорняки. Крапива в рост человека вымахала.
Голыми руками воюет с крапивой Анна Степановна. Целую копешку надергала.
- Ты бы хоть рукавицы надела, что ли, - покачивают головами соседи.
Какое там) И слушать никого не захотела, лишь улыбнулась старая:
- На мои руки и варежки-то еще не сшиты.
А руки бабки Качаевой и впрямь особые. Вековая усталость чувствуется в них - узловатые пальцы скрючены, ладошки растрескались.
Фотокорреспондент местной газеты Юрий Иванович Чижик рассказывал мне:
- Этими руками Анна Степановна тракторные моторы глушила. Возьмется за свечи, и заглохнет двигатель, а она и боли не почувствует.
Вот и сейчас воюет старуха с крапивой, даже не поморщится. Задубели, знать, рученьки на стуже лютой да на раскаленном железе.
- Задубели, - соглашается Анна Степановна, а сама прислушивается, как из распахнутых окон соседней избы хрипит во всю мочушку динамик. Во всю мочушку хорошо поставленным голосом старается и певец: "Что тебе снится, крейсер "Аврора"?"
- Кораблюка-то из железа, какие ей сны могут сниться? - недоумевает бабка Анна.
Сама она и забыла, когда в последний раз сны видела. Все больше мучается по ночам. Спину разламывает, а уж руки корежит - не приведи господь. Все-то суставчики за ночь повывернет. Она под подушки руки спрячет, и баюкать их примется: "Рученьки мои, рученьки, что же вы так болите?" Пустое дело, не помогает. Одна надежда - дожить до светлого утра. Утром, глядишь, и работа найдется, а в работе руки наверняка утихнут.
Но до утра далеко, и одолевают старуху думы. О жизни думы. Без малого восемьдесят лет прожила на земле-матушке. А что видела? От чего, как говорится, ушла, к тому и пришла. Себя износила, а жизни настоящей так и не узнала. Думала, хоть на старости лет настанут покой да благоденствие. Промашка и тут вышла. Не жизнь настала, а морока - круговерть да сплошные нехватки. В магазин хоть не ходи. Пусто в магазине, а если и выбросят дефицит; крупу там, сахар ли, масло растительное, - то люди готовы передраться, а уж пакостей друг другу наскажут - ровно кровные враги.
Ее тоже обидели. Такое сказали... Шла домой и света белого не видела сквозь слезы. Не за ее ли доброту, не за ее ли труды праведные наградой та людская несправедливость?
По сей день обидно Анне Степановне. Понимает: от безысходности стали люди злыми, от нашей проклятой неустроенности. Но на душе легче не становится. Мыслимое ли дело - куском хлеба попрекать, Уж кто-кто, а она этот кусок хлеба, как и кусок ситца на сарафан, потом да кровью заработала.
В тридцатые молоденькой девчушкой села на трактор. Годы памятные. Мужиков из деревни энкавэдэшники точно граблями ловыскребли. Якобы за связь с "черной бандой". Что это была за банда - по сей день никто толком не знает. Но кормильцев деревня лишилась. Лучших забрали - Александра Филимоновича Похабова, Федота Антиповича Карнаухова, Бориса Афанасьевича Дудина, Федота Егоровича Похабова. Не минула чаша сия и колхозного председателя Дмитрия Константиновича Бакулина. Словом, чисто сработали молодцы из НКВД. Не с того ль на всю страну в те годы прозвучал призыв "Девушки - на трактор!"? Стало быть, и в других краях некому было в поле работать.
-У нас завсегда так, - горько, улыбается Анна Степановна - Вожди наши намудрят да напортачат, а кашу российским бабам приходится расхлебывать - все вынесут, все стерпят. Они и на фермах, бабы наши, вкалывают, и в море не подведут, и на тракторах, и на железной дороге по-ударному отдубасят...
Горькая правда в этих словах. И за эту правду однажды чуть не пострадала Анна Степановна. Услышал ее как-то высокий районный начальник. Ох, и вскипел же ужурский Смердяков: "Ты, старуха, поменьше язык распускай, это какая же честь для баб... для женщин наших советских то есть, быть на переднем крае строительства коммунизма!"
- Не знаю, как насчет переднего края, - не растерялась Анна Степановна, - а только я так думаю: баба-она и есть баба. Ей ребятишек надо рожать да в семье порядок блюсти. А вы эвон что с нами натворили...
И она сунула под нос оторопевшему районному чинодралу свои наработанные, на лопату похожие руки. Тот и слова в ответ не нашел сказать.
Самой Анне Степановне домашнего уюта испытать не довелось. Сиротами, можно сказать, росли и две дочери. Сиротами при живой матери. Шутка сказать, семнадцать лет оттрубила Анна Степановна трактористкой. С утренней зари до вечерней в поле. Все силушки, все здоровье положила. Это сегодня при тракторе и кабина теплая имеется, и в эксплуатации он надежен, а в ту пору... Бывало, перетяжку двигателя приходилось дважды за смену делать. Прямо в борозде. Ночью. Сбегает в МТС за запасной деталью, а потом зажжет пучок соломы и лезет под трактор. Земля стылая, как сама ее жизнь, а она лежит, глотает слезы да дело делает. Голодная, полураздетая.
- Поверишь ли, иной раз лежишь под трактором и не заметишь, как к земле примерзнешь...
Поверю ли? У меня у самого старшая сестра из той же гвардии, той же колхозной судьбой крещеная. И тоже - криком кричит по ночам. Анне Степановне хоть повезло, успела дочерей родить, а сестра кукушкой-вековухой жизнь прожила. Не убереглась, застудилась.
- Знакомо, - сострадательно качает головой Анна Степановна. - Ни одежонки, ни обувки путной. Стыдобушка! Раздобудешь колхозный мешок, вырежешь у него низ - вот тебе и юбка готова. Рада-радешенька. А уж шабур какой заведешь - на седьмом небе себя чувствуешь. В избе, бывало, кроме портрета вождя всех народов - шаром покати. Но ведь жили и радовались. Если праздник случится - всей деревней гуляли, в гости друг к другу ходили...
Она и сегодня к соседям душой тянется. Соседское дело такое: бегут к ней то за щепоткой соли, то спичек в магазине забыли купить, а то просто завернет кто-то на огонек. Всем - милости просим.
Но стала замечать в последнее время Анна Степановна: отчужденность какая-то наметилась в отношениях. Не то черная кошка дорогу перебежала, не то ковры людям свет в окнах застили - поди разберись, что тут к чему. Одно она знает: страшно, когда не с кем простым человеческим словом обмолвиться. Лезут тогда в голову всякие непотребные мысли. За ради чего жизнь прожита? Неужели все напрасно: и ночи студеные, и работа до седьмого пота, и болезни лютые - все зря?
Гонит от себя Анна Степановна эти мысли назойливые, а они все равно одолевают. Тревожно на душе. Не за себя, понятно. Она свое отжила. А вот как другие жить станут?
Попросили как-то местные журналисты Анну Степановну описать свое житье-бытье. Она согласилась, а потом и задумалась: о чем писать-то? Вся жизнь прошла в работе. А что заработала? Ни богатства, ни пенсии путной. Ни угла, ни кола. В совхозной квартире умереть, видать, придется. Одна-одинешенька и осталась. "Родимое пятно социализма" - шутит она над собой. Не будь огородишка, не знала бы, как концы с концами сводить.
И все-таки села она за стол, взяла ручку и принялась писать:
"...Проработала я сорок три годя, дальше не смогла работать ввиду болезни... Многие из моих плугарей до сих пор живут в Солгоне и в Ужуре... Вспоминаю таких же трактористок, как и я. Это Гордилова М.Н., Сковородина Ольга, Нестерова Н.И., Лютько П... Мерзли мы, мучались, но и радоваться умели. Помню, как после войны воспрянули духом - поле за речкой уродило по четырнадцать центнеров зерна на круг. Это была всеобщая радость..."
Анна Степановна оторвалась от бумаги, успокоила дыхание. Тоже работенка не из легких - бумагу переводить. И собралась было снова за писанину приняться, да из окон соседней избы все тот же хорошо поставленный голос певца вопросил:
- Что тебе снится, крейсер "Аврора"?
- Заладила сорока Якова: что да что? Не ходят к ней сны, а если и заблудится какой, то палаты каменные да балы с мазурками ей, понятно, никогда не снятся. Не было в ее жизни палат, кроме больничных разве.
Анна Степановна тряхнула головой и принялась с усердием выводить дальше:
"Жизнь нашу вспоминать страшно. Жуткими были страдания, кровавыми - слезы. Но люди не сдавались, до конца несли свой тяжкий крест..."
Лишь за полночь отложила она в сторону ручку. Посидела над писаниной, подумала, хотела кое-что поправить, да не стала. Пусть будет так, как есть. Как в жизни было. И подписалась: "А. КАЧАЕВА, жительница с.Солгон Ужурского района".
Александр ЕГОРОВ, Назарово
"Красноярский рабочий", 03.08.91