В бухгалтерии лагпункта «Каларгон» работал бухгалтером отбывавший свой срок некий Семен Каблучко, симпатичный человек, лет около пятидесяти, расконвоированный. (По какой статье он был осужден, уже не помню).
То был 1948 год. Стояло очень теплое лето. В тундре и в долине недалеко протекающей речки Далдыкан было много ягод и грибов. Вода в озерах прогревалась сантиметров на 50-60 от поверхности, и можно было плавать, не пытаясь нырять. Мыв компании с Каблучко и Соловьевым ходили по ягоды и грибы. А на Норилке охранники устроили рыбную ловлю и, чтобы приносить оттуда добычу, часто брали из лагеря носильщиков.
Начальник «Каларгона» Титовкин однажды решил, что и для заключенных неплохо бы наловить рыбы. Нашлись умельцы вязать сети, и вскоре вместе с вохрой ушли к Норилке Каблучко и еще кто-то из расконвоированных.
И вдруг приходит охранник и сообщает, что Каблучко утонул.
Позвал меня Титовкин: «Идите туда и выясните, что там и как, нашли его или нет». Взял с собой помощника на всякий случай и лошадь в поводу.
•День был яркий, солнечный. Подошли к берегу, где разбили бивак вохровцы. «Где утопленник?» — спрашиваю. — «Поедемте, покажу». Сели в лодку и поплыли вниз. Вода прозрачная, как слеза. Проплыли с версту, п вот вижу, что в сети, протянутой от берега, запуталась громадная нельма, уже снулая, а рядом с ней, держась руками за верхнюю обору, колышется Каблучко. Чуть ли не ряд»м его лодка, зацепилась веслом. Видимо, Каблучко, увидев такой улов, поспешил поднять сеть и, когда рыбина рванулась, не удержалоя и упал в воду.
Сняли мы сеть с покойником и рыбой, рыбу выкинули, Семена положили в лодку, и я погреб к биваку, где оставил лошадь. Потом сделали волокуши, и я привез труп в зону. Признаков утопления не было, очевидно, его постиг паралич сердца. Позвонил в САНО. Беспалова разрешила не везти тело в морг и обойтись без вскрытия.
Оформил все полагающцеся документы и решил похоронить Семена по-хорошему. Сколотили приличный гроб, срубили и крест. Титовкин увидел и с некоторой иронией спросил: «Дохтур, а крест к чему» — «А вы, Георгий Федорович, крещеный»? — Конечно, крещеный». — «Так и Каблучко крещеный, вот и поставлю крест, и надпись будет, вдруг да захочет жена приехать». — Ну давайте, давайте, я не против».
Вроде это все далее понравилось. Потом взяли с экспеднтором Иваном, по прозвищу Кислый, телегу, запрягли и отвезли к Шмидтихе. Там были заготовлены ямы, но все с водой! Опустили гроб, завалили землей с камнями, укрепили крест. (Через год еще он хорошо стоял). Потом я написал письмо Семеновой жене, не помню, то ли в Краматорск, то ли в Константиновку, в Сталинскую область (как тогда именовалась Донецкая). Вот и закончилась моя дружба с этим хорошим человеком.
20. 08. 90 г.
Р. 5- Все это к тому, что, не веря глазам своим, я увидел в начале списка «Казнены в Норильлаге» (спецвыпуск «Норильского мемориала», апрель 1990 года) строчку: «Каблучко Семен Селивёрстович, украинец, 1900, Донецкая область». А под списком: «Со¬тавлен по извещениям о смерти, присланным в Норильский ЗАГС Красноярским управлением КГБ в 1989 году. Все эти люди расстреляны по приговорам «тройки» краевого УНКВД в 1937—1938 годах».
П. В. Чебуркин (Щекино)
ОТ РЕДАКЦИИ, Конечно, мог оказаться у Семена Каблучко еще более несчастный тезка, однофамилец, земляк и ровесник, проживший десятью годами меньше. Но, думается, скорее всего, дала сбой гулаговская «бухгалтерия», для которой человеческая жизнь имела нулевую ценность.
Возможны еще несколько вариантов, но каждый— лишь предположение. Остается рассчитывать на читателей и архивистов.
«Норильская панорама», № 13 (17), 07.08.91