РАЗМЫШЛЕНИЯ У ПАРАДНОГО ПОДЪЕЗДА НОРИЛЬСКОГО ЗАПОЛЯРНОГО ТЕАТРА ДРАМЫ, НАВЕЯННЫЕ ГРЯДУЩИМ ЕГО 50-ЛЕТИЕМ.
ЭТО ПЕРВАЯ за всю историю норильского Заполярного театра имени В. Маяковского круглая дата, когда наконец-то можно написать правду о том, как был он создан, в каких условиях жили и работали первые его актеры. Теперь, слава богу, никто уже не поверит в сказочку, что возведен Норильск на энтузиазме комсомольцев-добровольцев, а театр его с первых же дней своего существования взял курс на прославление коммунистического строительства за полярным кругом. А коли так, начнем разговор о 50-летнем пути самого северного в России театра с рассказа Григория Александровича Бороденко — первого театрального администратора.
Итак, предыстория театра. Совсем не в духе тех мрачных времен, анекдотичная, похожая на лихие рассказы О' Генри. Осенью грозового сорок первого, когда в краевом управлении культуры созрела идея создать в Норильске Заполярный театр-2 (первый уже функционировал в Игарке), все организационные и финансовые заботы были отданы на откуп некоему дельцу Делюкову. Но -согда настало время артистам, набранным из Канска Минусинска и других городов Красноярья, сесть на пароход «Спартак» и поплыть в Дудинку, Делюкова на палубе не оказалось. Первый гудок, второй, а его все нет. Если день-два несчастные актеры поедали то. что прихватили из дома, то к вечеру третьего погрустнели, : не получив от исчезнувшего Делюкова обещанного при найме аванса, — ходить в ресторан было не на что...
Выручил вконец проголодавшуюся труппу именно Бороденко, тогда еще молодой, хваткий парень. Заметив, как по вечерам в пароходном ресторане высшие чины конвоя да норильские командированные «по крупной» гоняют пульку, явился к актерам: «Давайте братцы, соберите кто чего может, попробую пароходной обслуге продать. Где наша не пропадала! А я из малых денег попытаюсь большие сделать. Иначе . не доедем». Втерся-таки Бороденко в начальственную компанию, Держался что было сил, ловленные мизера не брал, от угощений скрепя сердце отказывался. А боссы, наоборот, здорово поддавали, гак что выигрывать у них не так уж было трудно. Вот так картежное счастье помогло артистам не только добраться до места, но и до первого норильского аванса дожить.
Первым делом, разумеется, пошли театральное здание смотреть. Вокруг длиннющие мрачные бара:<и, сторожевые вышки, часовые с овчарками. Привел энкавэдэшник артистов в зону 2-го лаготделения, показывает на самый длинный из бараков: вот тут в столовой и будете театр показывать! Актеры за голову хватаются: ничего же нет, разве можно здесь спектакль поставить? «Как это нет? — удивился сопровождающий. — Приезжие артисты составляют столы, на них и играю? — чем не подмостки?» : В чуточку переоборудованном бараке-столовой и состоялась первое представление — концерт на военную тему.
ОДНОЙ ИЗ ПЕРВЫХ поставили испанскую мелодраму «Семья преступника». И тут произошло непредвиденное: заключенные всеми правдами и неправдами проникали в театр — каким-то образом умудрялись прошмыгнуть то в зрительный зал, то за кулисы, прятались в гардеробных. Их, разумеется, вылавливали, наказывали за нарушение режима, избивали, но ничего не помогало. Само содержание пьесы о трагической участи безвинно осужденного человека и страданиях его семьи до того трогало, будоражило узников, что готовы были они на любую. даже самую страшную кару, лишь бы еще раз посмотреть, еще раз пережить так взволновавшее их представление. Забеспокоился политотдел: как бы чего не вышло! И спустя неделю запретил, или, как тогда говорили, прикрыл спектакль.
...Как-то заметил Бороденко: у одного из рабочих сцены, расконвоированного зэка, двух пальцев нет. А тот, расчувствовавшись, и поведал: находясь на так называемых общих работах, сам отрубил себе сначала один палец, а спустя год — второй. «Эх-ма, — подумал Бороденко,—что же в Норильлаге это за общие работы, если для того, чтобы всего лишь на пару месяцев, пока рука заживает, от них избавиться, люди сами себе топором пальцы отрубают. Да еще с рис¬ом для жизни, ибо так называемых саморубов, если уличали их в членовредительстве, расстрелом наказывали».
Но было и хорошее. Запомнил Бороденко ночные (эту моду начальство у Сталина переняло) звонки Панюкова, в то время начальника лагеря. «Что тебе, Бороденко, снилось?» «А я, Александр Алексеевич. — бормочет спросонья тот, — видел во сне, что комбинату премию присудили». «Не угадал, — улыбается в трубку Панюков. — У вас же завтра премьера. Так я вот самолет в Красноярск снарядил, чтобы актрисам цветы привезли!»
Уехал Бороденко из Норильска в 47-м уже в чине директора, когда Панюкова сменил другой начальник лагеря, к театру не то что равнодушный, а даже враждебный. Но дело уже было сделано. Новое двухэтажное деревянное здание, расположенное на углу улиц Заводской и Горной, стало не только резиденцией театра но и культурным центром будущего города. Радио в ту пору было далеко не у всех, фильмы «крутили» лишь изредка, газеты поступали с месячным опозданием, так что театр для так называемых вольнонаемных (параллельно с ним в зоне функционировал театр зэковский), в сущности, был единственной отдушиной, единственным каналом для поступления в эту гулаговскую преисподню хоть какого-то духовного кислорода. Зрителей хватало, тем более что каждый спектакль смотрели не по одному, как сейчас, а по три-четыре раза. Театр, словно свеча в полярной ночи помогал норильчанам не только жить, но и выживать, оставаться людьми, способными даже в таких обстоятельствах сохранить в себе человечность, способность к состраданию.
До объявления Норильска городом оставалось шесть лет.
ТЕАТР НУЖЕН любому городу, но такому, как Норильск, раскинувшемуся у черта на куличках, где «двенадцать месяцев зима, а остальное лето», — такому городу-зимовью он необходим вдвойне. В чеховском «Дяде Ване» говорят о том, что там, «где мягкий климат, там и жить мягче, нежнее». Именно театру подвластно возвратить норильчанам, уставшим и от повседневного поединка со стихией, а нынче и от всеобщей неразберихи, подозрительности, доведенной до абсурда политизации, эту самую упомянутую Чеховым теплоту чувства, поэзию мысли. Театр, как и вообще искусство, воспитывает, облагораживает, помогает осмыслить все, что происходило вчера и происходит сегодня. И, кстати, не только норильчанам — в его распоряжении девять сцен, именуемых полустационарами. Это и дворцы культуры, и клубы не только Норильска, но и Талнаха, Кайеркана, Дудинки, Диксона. Актеры единственного на Таймырском полуострове , театра на вертолетах добираются до самых отдаленных точек, чтобы если не спектаклем то хотя бы концертной программой пора-довать геологов, оленеводов, газовиков. А в начале лета, разделившись на две труппы, по старой доброй традиции показывают они свои работы труженикам расположенных по обеим берегам Ангары леспромхозов и колхозов, таймырским тундровикам и полярникам. Так что зрительская аудитория театра — весь наш Север.
А что касается именно норильского зрителя, то он значительно моложе «материковского». Кроме того, пользуясь продолжительным северным отпуском, а также сравнительно высоким заработком (про слуг Мельпомены этого, к сожалению. не скажешь — ставка актера высшей категории и здесь всего-навсего 380 рубликов!). имеет возможность бывать в самых престижных театрах многих городов. Поэтому он взыскателен, а иногда попросту придирчив и, понятное дело, никакого провинциализма в своем театре не потерпит. В Норильске, считает он. все должно быть «самое-самое». И надо сказать, что Заполярный театр, правда, не без удвоенных усилий, но все-таки выдерживает повышенные эти требования. Лучшее тому доказательство — успешные гастроли в Т979 году в Москве. «Норильчан отличает оптимистическое мироощущение, стремление к театру праздничному, зрелищному». — писала тогда «Театральная жизнь». «Это живой, ищущий коллектив, — подчеркивал рецензент «Известий», — обладающий четкой творческой программой, высокой режиссерской и актерской культурой».
То был подлинный ренессанс Заполярного театра, обусловленный приходом в него Леонида Белявского, режиссера яркого, темпераментного, глубокого. «Темп-29», «Святая святых», «Мистерия-буфф», «Три сестры», «Село Степанчиково», «Театр времен Нерона и Сенеки» — вот далеко не полный перечень спектаклей, характеризующих поистине столичный уровень, присущий в то время норильскому театру.
ПЕЧАЛИ В СЛОВЕ «было», как справедливо подметил поэт, конечно, много. Однако не только потерями, но и кое- какими приобретениями отмечены последние творческие сезоны. Главное из них—поворот норильского театра к самому Норильску, его истории, причем уже без идеологической ретуши, умалчивания. Первая, еще, правда, довольно робкая попытка—посвященный памяти Аврамия Завенягина, имя которого присвоено комбинату, спектакль по пьесе «Особое назначение».
Да, по сегодняшним меркам это уже полуправда, но все-таки впервые на норильской сцене мы увидели и колючую проволоку, и вполне положительных политзаключенных, и коварного, с шаркающей лисьей походкой, «вождя народов». Скорбным реквиемом в память захороненных здесь, под горой Шмидта, жертв репрессий прозвучали «Придурки, или Урок драматического искусства», — спектакль по пьесе В. Левашова, поставленный главным режиссером Александром Зыковым. Документальный посыл пьесы — заметка, напечатанная в 45-м в норильлаговской многотиражке «Металл — фронту!»: «В клубе КВЧ 2-го лаготделения с успехом идет пьеса А. Н. Островского «Без вины виноватые» в постановке местного драмкружка». Это оптимистическая сценическая повесть о группе сплотившихся в беде без вины виноватых, «придурков» (по лагерному жаргону это заключенные, устроившиеся так, что не работают руками). О тех, кто испытывал наряду с ненавистью к порочной системе и истинную веру в человеческое достоинство, и в силу искусства, которое способно помочь выжить даже в обстановке безмерного горя не знающей границ людской жестокости. Все внимание режиссера и актеров сосредоточено на том, чтобы средствами театра показать рождение театра в условиях, казалось бы, абсолютно противопоказанных творческому процессу .
ВПЕРЕДИ У ТЕАТРА — юбилейная декада с тремя премьерами, праздничной программой — «капустником» поздравлениями, букетами, телеграммами (возможно, и от начавших здесь свой актерский путь Иннокентия Смоктуновского и Георгия Жженова), с почетными гостями. И разве не горько, что не будет уже среди этих почетных гостей Ефима Львовича Гельфанда, в течение 14 лет осуществлявшего художественное руководство норильским театром. Это был период первого и к тому же весьма масштабного творческого подъема Заполярного театра.
Рассказать в одной статье о тридцати с лишним актерах, составляющих сегодня творческую труппу, невозможно. Но об одном из них, Александре Амелине, все-таки скажу. И не потому, что он самый лучший или самый талантливый. Просто нет в театре другого актера, проработавшего здесь столько—тридцать три года. По- разному может строить свою жизнь актер. Можно в поисках удачи переезжать с места на место, можно блистать в артистических кругах шумных городов, но в один прекрасный день обнаружить, что жизнь-то прожита, а настоящего ничего и не было. Но можно выбрать другой путь — отдать, как Амелин, всю жизнь пусть небольшому, зато своему, родному театру, одному городу. Когда я спросил его, не пожалел ли он теперь, в канун своего 60-летия. о сделанном в юности выборе, Александр Александрович, не задумываясь, ответил:
— Нет, нет и еще раз нет! Норильск — это такой город, которому не только отдаешь, но который и сам дает. Вспомним историю освоения этого северного края, мореходов и первооткрывателей, геологов — Челюскина, Норденшельда, Вилькицкого. Нансена, Седова, Амундсена, Бегичева, чьими именами названы здешние места. А Таймыр, окружающий нас со всех сторон, — разве не уникален? А быт, фольклор долган нганасан, ненцев? Норильлаг — это тоже целая эпоха со своими тиранами и великомучениками. Это они, подлинные интеллигенты, еще той, старой закалки, отбывавшие срок по 58-й статье, заложили культурный фундамент Норильска, формировали духовную атмосферу города. А ведь не умерли заложенные ими традиции.
Сегодня, в период, во многом напоминающий театр абсурда, слугам Мельпомены как никогда трудо. Даже традиционные летние гастроли пришлось отменить — денег на них не хватило. Кабельное телевидение, видеосалоны, криминогенная обстановка на вечерних улицах порожденные,— переходом к рынку финансовые осложнения — прямо или косвенно, но все это работает на отток зрителей. И всплывшая в результате путча новая угроза неосталинизма, и последовавшая за ней волна врагоискательства, и всеобщая усталость, и невиданный еще кризис власти, культуры, семьи — это не может не угнетать...
И все-таки, невзирая ни на что, не только тревога о будущем, но и надежда должна нас объединять. Ведь без этого и жить-то невозможно. Нелегкая, отчасти даже жертвенная миссия театра в наше тяжкое время — «кровью чувств ласкать чужие души»—поддерживает в нас эту надежду, как и когда- то, 50 лет назад, он способствует нравственному нашему выживанию, сохранению живой души и доброго ума.
Гуиар КРОДЕРС,
редактор газеты «Горняк»,
член художественного совета
театра.
«Красноярский рабочий», 2.11.91.