В газете «Норильская панорама» за 7 августа с.г. на первой странице помещена фотография железнодорожного вокзала с вопросом: кто автор? А на другой странице высказано предположение о том, что им был архитектор Г, Кочар, и даже предлагалось повесить на здании мемориальную доску...
Я знаю точно, кто автор. Но сначала о том, отчего могло возникнуть такое недоразумение, почему на архивных чертежах нет подписей авторов и разработчиков проектов, в лишь выходные данные администрации, и остаются только свидетельства очевидцев: виною — стиль работы того времени и. нравы лагеря, с его подневольным трудом.
НОРИЛЬСКАЯ проектная контора была образована для невиданной на Севере стройки — Промышленного комбината и жилого города. Все было. «впервые в мире», без конца возникали проблемы, для решения которых собраны виднейшие инженеры-строители, технологи и архитекторы. Проектная контора была разделена на две .части: одна — отдел промышленных сооружений, другая — городского строительства, каждая из которых располагалась вблизи своих строек.
В соответствии с печально известными закрытыми КБ и СКБ авиационной и оборонной промышленности системы ГУЛАГа, р которых мы знаем по литературе, в Норильской проектной конторе везде работали заключённые освободившиеся, но оставленные в ссылке с поражением в правах. Вольнонаемные инженеры, подчас будучи не самыми опытными специалистами, возглавляли стройки, отделы и носили форму и. погоны офицеров НКВД.
Как исключение из правила, отдельные освободившиеся инженеры поднимались по служёбной лестнице и занимали ответственные посты; Но я не раз видела, как в пылу технического спора "нечистому" в грубой форме напоминали, кто он есть, заставляя его отступиться, болезненно переживая унижение. От заключенных требовалась покорная исполнительность, иначе их могли отправить в бригаду «инженеров-землекопов», в такую жизнь, которая приводила на Голгофу, под Шмидтиху.
Витольд Станиславович Непокойчицкий, руководивший сектором гражданского. городского строительства, говорил мне. что ему вольнонаемные не нужны, что он отбирает «для себя» преимущественно каторжан с большими сроками. Не могу забыть гнетущего 'впечатления от обстановки, похожей на тюрьму, в его секторе, куда я пришла по какому-то делу. В сопровождении |. руководства я направилась через большую комнату, где на высоких табуретках возле высоких вплотную стоящих столов сидели рядом заключенные — спинами к проходу, лицом к стене и к ярким лампочкам над головами. Передо мной промелькнули согнутые спины в серой одежде, склоненные бритые головы и цифры на спинах. Удивила также полная тишина, некая безгласность, будто сидели манекены.
Мелькнула догадка: не является ли первопричиной отсутствия подписей на чертежах многолетняя замена фамилий номерами, но мы знаем, что над проектами города работали многие специалисты, например, такие мастера архитектуры, как Георгий Кочар и Микаэль Мазманян, много сделавшие до лагеря и после него.
Так, статье, о которой говорилось выше, написано, что Г.Б. Кочар до ареста возглавлял Союз архитекторов Армении, руководил первым государственным проектным бюро, запроектировал и осуществил множество видных общественных зданий, а освободившись из лагеря, 6н выехал в Красноярск, где был главным архитектором города, проектировал и строил, возглавлял Красноярское отделение союза Архитекторов, а затем снова много м успешно работал в Армении. О его последующей деятельности и благодарной памяти потомков его и другого крупного архитектора/ Микаэла Мазманяна, написано в вышеуказанной статье. Не странно ли, что следы их работы в Норильске размыты.
В ОТДЕЛЕ ОПС, где я работала после приезда в Норильск в начале 50-х годов, был ещё один крупный архитектор Арсруни Габриелович Голикян, уехавший отсюда вскоре после освобождения из лагеря. Нам было известно, что он стал главным архитектором резиденции католикоса армян в Эчмиадзине. В проектной конторе он работал совместно с конструкторами над промышленными зданиями, но какими именно - я не могу сказать, так как помимо того, что не было принято отмечать авторов, большинство чертежей промышленных зданий засекречивалось. Корифеи нашего отдела не раз с гордостью говорили мне об архитекторе Кашине, который после отъезда из Норильска участвовал в проектировании крупных объектов Ленинграда.
Вспоминаю о других архитекторах. В нашем секторе работала молодой специалист Нелли Дьячкова, которую выпроводили из бригады гражданских зданий по причине ее самостоятельности в суждениях. Вскоре она уехала, так как архитектору - специалисту гражданской архитектуры не интересно работать над промышленными объектами в силу их конструкторского уклона. Ирина Розина, приехавшая в Норильск вскоре после меня, всё-таки попавшая в гражданский сектор в силу влияния ее мужа, вспоминала: .«Бывало, сделаешь работу, а потом ищешь кого-либо из начальства подписать проект». Вспоминая те годы, при встрече на отдыхе в 1990-м она с горечью говорила о том, что её держали на разработке рабочих чертежей, которая не требует квалификации архитектора, чем погасили её творческий потенциал, и ей жаль нераскрывшихся способностей.
Обща обстановка лагеря с его подневольным трудом была такова, что требовалось бездумное выполнение всякого указания, преклонение перед буквой инструкции, даже во вред делу, губящее творческие поиски - это, как ни странно, сохранилось и в дальнейшем, хотя контора^ выросла и превратилась в институт «Норильскпроект». Так что бесправное положений архитекторов стало традицией.
Объективности ради я должна отметить совершенно иную моральную атмосферу в секторе промышленного строительтва, руководимом опытными специалистами и умными людьми: Фрумкиным, Кушневым, Стрельцовым, Румянцевым, где не допускалось никакой дискриминации, все сидели за собственными столами, громко разговаривали, часто шутили. В нашей комнате балагур инженер Рябченкр постоянно придумывал невероятные истории и первый громко хохотал над ними, а из соседнего зала доносился бархатный рокот с неподражаемыми интонациями эстонца Рихарда Аардма и резкий громкий голос Д. Шера переходящий в крик в пылу обсуждения технических вопросов.
Долгие годы проработали архитекторы Николай Иванович Механиков и конструктор Михаил .Алексеевич Битадзе, видимо, полностью адаптировавшиеся к обстановке. Они активно помогали проведению официальной политики и диктата руководства ОГС, с которым в то время вели борьбу 'мы, молодые специалисты,
Из авторских работ Витольда Станиславовича Непокойчицкого хочу упомянуть здание ДИТРа, о котором он неоднократно с гордостью говорил. Это здание было любимо в городе как клуб технической интеллигенции; который часто посещался. Генплан города и ансамбли Октябрьской, и Гвардейской площадей, так же как и первые многоэтажные здания по Ленинскому проспекту, - плод коллективного творчества. Севастопольская улица носит явное влияние армянской архитектуры. Вспоминая о том времени, Борис Яковлевич Розин, бывший начальник юридического отдела комбината, говорил: «Напрасно вы все нападали на архитектуру Севастопольской улицы, видя в ней южные черты, в те страшные времена она была золотой мечтой Мазманяна о родине».
Однажды к нам в дом пришел познакомиться только что освободившийся из лагеря архитектор Александр Михайлович Лаптев — обаятельный и культурный человек, брат известного художника академика Лаптева. Мы подружились, много беседовали. Он также не мог указать на свои авторские работы, стертая индивидуальность которых была обычна в обстановке ОГС, о которой он говорил с .большой горечью
Единственной вольнонаемной жеищиной-архитектором в ОГС (секторе гражданских зданий) была Лидия Владимировна Миненко, приехавшая из Ленинграда вместе с В. С. Непокойчицким где-то в начале 40-х годов. Она много труди вложила в проекты наиболее привлекательной части города, и её признанной авторской работой является Дворец культуры. Но это было исключением, гак как она была на особом положении и кроме того, располагала к себе всех своей привлекательной внешностью, мягким характером и природным остроумием.
С Георгием Барсеговичем я познакомилась в 1955 - 1956 годах в Красноярске, куда приехала согласовывать свой проект клуба металлургов на площади Завенягина. Кочар охотно помогал мне пройти бюрократические рогатки и мы много разговаривали о Норильске, о царившей в те годы в проектной конторе атмосфере, вызывавшей у него резкую реакцию. Из всего построенного в Норильске, говорил он, ничего нельзя признать до конца своим, авторским, так как на всем лежит печать чужой воли, с которой он часто не соглашался. Кроме того, там была принята система передачи проекта от одного проектировщика .к другому, что еще более стирало первоначальный авторский. почерк.
Георгий Барсегович провел в Норильске 14 лет, и он знал, о чем писал в «Известиях»: «Пути развития полярного градостроительства волновали и волнуют многих, среди нас, строителей, велись все те же споры... Обживание края во многом зависит от того, насколько удачно в архитектурном отношении будут разработаны будут основы планировки и застройки жилых районов. А пока в этом деле немало ошибок. Учёт климатических условий и особенностей местности - закон градостроительной науки, но на Крайнем Севере он грубо нарушался... Сторонникам пересаживать классическое зодчество на мерзлую почву тунды необходимо прекратить бездумное проектирование по проектам, предназначенным для других районов страны. Понятие «полярное зодчество» имеет право на жизнь...
...В полярном зодчестве есть интересные проекты, , смелые мысли и даже ^практические достижения. Но это не стало повседневной практикой. Готовые проекты не внедряются в жизнь».
В конце 50-х годов из Норильска уехало большинство освободившихся из лагеря специалистов, а темпы городского строительства нарастали, поэтому стали приглашаться работу новые архитекторы со стороны. Помню и приехавших Иосифа Габибовича Мусаева, Фуата Агаевича Оруджева, молодежь - Игоря Попова, Сашу Сухарского, молодых специалистов — а ныне известных архитекторов Сашу и Лизу Шилковых, . Люду Татаеву, живущую и работающую в городе и сейчас, Женю Щербакова и многих других, приехавших и уехавших, не смирившись с обстановкой и традициями «Норильскпроекта». Позднее не задержались долго и архитекторы Борис Палей, Алексей Мозель, Георгий Друбецкой, Аркадий Кокорин, Александр Васильевич Бурков и другие.
.Через, несколько лет я также ушла из проектной конторы, меня пригласили на новую должность главного архитектора города (незадолго до этого поселок Норильск получил статус города .и организовывались новые службы). Я понимала, что, не имея большого стажа работы, принимать ответственные решения единолично нельзя, и организовала общественный градостроительный совет, куда вошли способные, самостоятельно мыслящие и активные проектировщики, представители госпожнадзора и санэпидстанции. Возникла творческая обстановка, и в тот период особых ошибок в строительстве города не совершили. Молодежь кипела энергией и новыми идеями,: но, на пути их внедрения в жизнь вставали администрация и руководство комбината.
В середине пятидесятых последующиt десять- пятнадцать лет едва ли не самым активным был освободившийся из лагеря латышский архитектор Яков Карлович Трушиным. По его проектам были построены многие ныне существующие здания: музыкальная школа с лучшим в городе концертным залом, кинотеатр имени Ленина, плавательный бассейн, встроенные магазины на Ленинском проспекте, акушерский корпус больничного горедка, профилакторий на Вальке, гостиница на Гвардейской площади (ныне здание . управления МНМК) жилые дома, детские сады, здание горисполкома и другие. Яков Карлович был умным человеком и вдумчивым проектировщиком, ищущим пути развития северной архитектуры, Он создал ряд новаторских экспериментальных проектов, но они разбивались о стену равнодушия и нежелания <две строки отсутствуют>. Защитив кандидатскую диссертацию, он в начале семидесятых годов уехал из Норильска, ныне доктор архитектуры Яков Карлович Трушиньш живет в Риге.
НО ВЕРНЕМСЯ к вопросу авторства железнодорожного вокзала, «первым встречающих многих гостей». Здание вокзала проектировалось в отделе ПГС в 1952-м или 1953 году. Г. Б. Кочара в это время не было в Норильске, и я никогда не слышала, чтобы он работал в -этом секторе. Проект поручен был бригаде Николая Николаевича Бойкова, где я тоже работала. Задание на разработку проекта получил Дмитрий Иванович Кормаков, архитектор-практик. Совместно с Николаем ' Николаевичем они решили сделать вокзал в традициях классики, близких к архитектуре Норильска того времени.
По заданию же нужно было сблокировать два типовых корпуса коридорной системы с кабинетами для размещения технических и административных служб железной дороги. На первом этаже предлагалось предусмотреть небольшой кассовый вестибюль.
Дмитрий Иванович решил несколько расширить центральную часть, сделать ее высотой в два этажа и разместить в ней зал для пассажиров, кассы и буфет, а для перехода из одного крыла в другое сделать балкон.
Как-то, когда уже шло строительство, Дмитрий Иванович пригласил меня поехать на стройку посмотреть, что. получилось в натуре и посоветоваться, как ввести в интерьер классически» колонны.
Это посещение оказалось незабываемым: стройка была ограждена глухим забором так называемой зоны. Нас встретил прораб и предупредил, что работает бригада уголовников-рецидивистов, чтобы мы быстро прошли мимо готовящейся на выход колонны. Когда вошли в ворота, то увидели здоровых парней, обритых наголо, которые при виде нас оживились, а двое верзил с лицами кретинов стали на нашем пути толкаться и бороться, стараясь свалить друг друга. У меня бук вально кровь застыла в жилах от страха — после отмены смертной казни в стране в каждом уголовнике мерещился зловещий., убийца. Вдруг раздался чей-то спокойный голос: «Мальчики, хватит играть, пропустите инженеров». Они расступились, и мы прощли. Возвращались обратно через пустой двор, колонну увели.
Эти запомнившиеся эпизоды, относящиеся к проектированию и строительству вокзала, а также мое участие в совещаниях бригады Н. Н. Бойкова с обсуждением деталей проекта позволяют мне назвать настоящего автора здания вокзала — Дмитрия Ивановича Кормакова. Не берусь судить об авторе проекта здания старой почты, которым в статье называют Г. Кочара - оно уже стояло в 1952 году и обращало на себя внимание хорошими пропорциями и прорисованными деталями
Конечно, для каждого архитектора, прожившего в Норильске долгие годы, было горько и обидно не видеть воплощенные плоды своего труда, и все, кого я знала, скрыто или явно бунтовали против сложившихся обычаев. Но самое странное, что, по моим наблюденном, эта закваска в несколько изменённой форме в институте «Норильскпроект» сохраняется по сей день.
Я СЧАСТЛИВА хотя бы тем, что дожила до той поры. когда могу открыто рассказать о людях, отдавших талант и долгие годы жизни Норильску и ушедших в безвестность, о неправедном возвеличивании других, о приписывании им авторства на проектирование целого города. Будем, справедливы ко всем. И не нужно памятных досок. Сам город — памятник пострадавшим, мертвым и живым..
ОБ АВТОРЕ. Лариса Григорьевна НАЗАРОВА — профессор кафедры архитектуры и градостроительства, член Президиума совета старейщин Норильского промышленного района.
На снимках: железнодорожный вокзал Норильска — вид снаружи и интерьер с колоннами.
Заполярная правда 12.11.1991