Эти люди никогда не занимали почетное место в президиуме на празднике Победы. Многие десятилетия мы делали вид, что они не внесли в нее никакого вклада. Их словно не замечали. Это был праздник фронтовиков, у которых на груди красовались медали и ордена. До сих пор в мемуарах о войне не найдешь ни строчки о том, какой вклад внесли труженики тыла — советские немцы в победу. Эту историю еще предстоит написать, справедливость рано или поздно восторжествует. Пусть поздно, но все же узнают, как самоотверженно, отбросив горечь обид, трудились советские немцы на лесосеках, на шахтах, фабриках и заводах.
Можно зайти на любую улицу села Маринина и близлежащих сел совхоза «Курагинский», и вам обязательно укажут на человека, который во время войны работал в трудармии. Это тяжелые истории, полные трагедии и горечи. Многие годы эти люди молчали. Их просто никто не спрашивал. Разве в узком семейном кругу вспоминали они те тяжелые годы.
Яков Яковлевич Вольф волнуется. Не привык он к интервью и рассказам. Волнуется, будто провинился, словно не имеет отношения к светлому весеннему празднику. А его отношение к Победе самое прямое. Ему было 13 лет, когда в их Армейский район, что в Саратовской области, пришла весть о войне. А вскоре их, волжских немцев, без вины виноватых, погрузили в товарняки, лишив дома, имущества, земли и отправили в далекую Сибирь. Вместе с родителями, бабушкой и двумя братьями он очутился в Ильинке. В январе 1941 года их отца забрали в трудармию в Свердловскую область на лесоповал. А подросток Яков начал весной работать на посевной. Боронил, пахал на лошади. Ему было 15 лет, когда пришел и его час ехать в трудармию. Старики, мужчины, подростки, женщины расставались с семьями и снова ехали в чужие места, чаще в глухомань. У Марии Геринг было двое детей, но это не бралось в расчет, мать оторвали от детей и увезли, а ребятишек взяла совершенно чужая немецкая старушка и растила их долгие годы. Ульда Штетингер была совсем еще девчонкой, взяли и ее. Это только те, кого помнит Яков Яковлевич. А были еще сотни немцев, которых взяли на трудовой фронт. Половина из них не вернулась.
...Пешком шли до Минусинска. Там под Селиванихой убирали овощи, жили под открытым небом. А потом рассортировали кого куда. Яков попал в Нижний Тагил. По дороге заболел, обовшивел. В Новосибирске поезд остановился, нужно было помыть в бане людей, прожарить белье. Люди умирали от тифа еще по дороге. По приезде на место месяц карантина. А потом начали строить бараки. Яков подносил бетон, дранковал стены бараков. До конца войны их группа работала на электромеханическом заводе, выдавая фронту продукцию. Женщины трудились на кирпичном заводе. Яков Яковлевич вспоминает, что ему вечно хотелось есть. Хлеба выдавали по 800 граммов, то по 600, а то и вовсе по 500. Суп из крапивы сил никак не прибавлял. Да и хлеб — это было только название. Пекли его с различными примесями. Рабочий день начинался в 6 часов утра. Денег не выдавали, в город не выпускали. В бараки должны были приходить все вместе. Задержись или убеги один — не пустят никого. Их связали коллективной ответственностью. Одежда была как у заключенных: шинельные брюки и ботинки. Трудились под лозунгом «Все для фронта! Все для Победы!». Взрослые мужчины просились на фронт, им тоже хотелось защищать свою Родину, свою Волгу, свой Саратов и Энгельс. Но им, немцам, родившимся в СССР, в этом праве — защищать свою Родину на фронте, было отказано. И они, превозмогая голод и холод, каждодневные унижения, помогали фронту.
Закончилась война. Победа! Как ее ждали! Но домой трудармейцев не отпустили: ни на Волгу, ни в Сибирь. Справедливости ради стоит сказать, что после войны немного смягчилась дисциплина. Рабочие могли уже сходить и в город, и в увольнительную. В 1946 году Яков Вольф рванул самовольно домой, в Сибирь. Хотел только повидаться с отцом, который из трудармии вернулся очень измученным, с матерью и братьями. Думал, лишь взглянет, поговорит и вернется назад. Но не вышло. В Курагинском районе немцы были под присмотром комендатуры. Порядки здесь были строгие, жизнь беднейшая. Вернуться назад не удалось, поставили на учет в комендатуре. Может, это и к лучшему, что не отпустили. В Тагиле за это ему грозило бы 20 лет тюрьмы. До 1956 года продолжался комендантский кошмар. Только в последние годы сгладилась горечь воспоминаний, горечь неравноправия, а все долгие годы душила обида на несправедливость: за что? Люди, работавшие на танковых заводах, у домен долгие годы были дискредитированы. Сколько умерло их, наевшись у помойных ям отбросов, замерзло в лесосеках? Много. Сотни тысяч.
Яков Яковлевич прожил достойную жизнь. Более сорока лет трудового стажа, всем детям дал прекрасное образование и сейчас еще помогает детям и внукам. И этот светлый майский праздник — это и его праздник, потому что в годы войны своими, еще детскими руками он помогал избавить страну от фашизма.
Яков Федорович Бирих, житель первой фермы
совхоза «Курагинский» свою трудармию
проходил в Кировской области под Вяткой.
Места, знакомые по картинам великого
русского пейзажиста Шишкина, увидел он
другими глазами. Место в бараках освободили
для них уголовники, оставив им в наследство
вышку, часовых, колючую проволоку да нары в
два яруса. В трудармии работали и немцы, и
русские, и чеченцы, и ингуши. 700 граммов
хлеба, баланда, пахнущая рыбой, и лес,
который надо было валить, тащить на себе,
грузить на лошадей и везти за десять
километров к поезду по глубокому снегу. Все
это называлось Ветлаг. А потом еще был
Усолаг, что в бывшей Молотовской области
возле города Соликамска. Привезли их туда
зимой на голое место. Поставили брезентовую
палатку, окопались и начали строить бараки.
С одной стороны лес, с другой — река. Так и
жили.
— Люди умирали, как мухи, — говорит Яков Федорович. — Кормили затхлой крупой. Валились трудармейцы от дизентерии косяками, хоронили их в болоте, прикрывая мхом. Не выполнишь норму днем, вали лес ночью. Спать ложились не раздеваясь. Без бани заедали вши, косил тиф. На ногах деревянная обувь или лапти. Просились под пули, на фронт. Знали, легче от пули умереть, чем от голода, тифа и дизентерии.
Участок «Маруня», что в 120 километрах от Соликамска, на долгие годы запомнил Яков Бирих на всю оставшуюся жизнь. То ли там, то ли в Гаиньском леспромхозе, то ли в Ветлаге приобрел он еще с молодости грыжу, которая не дает теперь покоя. Работал маркером, смолокуром, валил лес, бегал курьером — десятки профессий за время войны приобрел.
После войны стало легче, платили деньги, но домой не отпускали. Долгие месяцы ожидания и труда, прежде чем вырвался домой, где ждала его не менее тяжелая работа под надзором комендатуры.
У этих людей нет наград за труд во время Великой Отечественной войны. Наградами их обошли и льготами тоже. Но чиста их совесть и прав моральных не меньше, чем у их сверстников с наградами. И пусть будут долгими их годы, пусть они услышат, наконец, слова «спасибо» и «простите», которые произнесет наше правительство за тех, кто не хотел этого сделать.
О.Никанорова
«Заветы Ильича», 1991 г., № 53
«Весны не умирают».
По материалам районной газеты «Тубинские
вести».
Абакан, 2005 г.