Не тот Дягилев, и Карузо не тот. Зато Дорошин...
— ...Пока я могу сообщить вам только некоторые общие сведения о своем пребывании
в Норильске... Был доставлен пароходом «Буденный» из Соловецкой тюрьмы осенью
1939 года. Работал «на общих» (стройка), электриком в ММ3, дежурным по
катрельной установке, участвовал в самодеятельности, а затем был одним из
организаторов театра КВО.
Не знаю, помнят, ли в Норильске об этом лагерном театре военных лет. Я руководил им еще будучи в заключении и примерно год был директором после освобождения. Посылаю вам программку постановки «Бахчисарайский фонтан». Они выпускались, конечно, не для заключенных, а для вольнонаемных (для них наши спектакли. мы показывали в ДИТРе).
Ещё у меня осталась одна программка оперетты «Запорожец за Дунаем» (которая ставилась там же). По ней можно судить, какую большую воспитательную работу вел наш театр. Фактически я был художественным руководителем, но официально такой должности не учреждали. Руководили группами дирижеры-композиторы С. В. Дягилев. Карузо, П. О. Корниенко, хореографической — балетмейстеры А. П. Стригин и Е. В. Бабкова (Бобкова - ред. сайта), а капеллой (частью львовского хора «Трембита») — Н. М. Драган.
Как литератор я сочинял небольшие пьесы, писал стихи и тексты песен. За год до отъезда из Норильска по какой-то директиве (не допускать к агитационно-пропагандистской работе «бывших», по 58-й статье) из театра меня уволили. Примерно год работал диспетчером управления подсобных предприятий. Главным диспетчером был известный литературный критик Иван Макарьев, впоследствии работавший в Союзе писателей.
В Норильске я был знаком со Снеговым (С.И. Штейн - ред. сайта), Александровичем (Андрей Иванович, член-кор Белорусской Академии наук, рлэт. Судя по статье в литэнциклопедии в поэме «Тени на солнце» (1930) выступал против происков классового врага — А.Л.), Штейманом (ленинградский критик), Гумилевым, Рябчиковым, Сальниковым, Баевым (с Александром Александровичем, врачом, а позже — известным ученым, мы жили в одной соловецкой келье), Фроловым — редактором бюллетеня КВО для заключенных «Металл — фронту», моим довоенным коллегой по редакции газеты в Пятигорске. «Металл — фронту» печатал мои стихи.
Весной 1946 года мне разрешили выезд из Норильска. На подине, в Ростове-на-Дону, пожить не дали. Я вновь попал в ссылку, в Красноярский край, на Ангару, где работал строителем — мастером. прорабом, начальником участка.
В августе 1956 года в Москве получил справку о реабилитации за отсутствием состава преступления.
Я член Союза писателей. Пишу в основном для детей. В разных издательствах вышло
более десятка книг...
Между нами: внебрачный сын князя Л. С. Гедианова был записан «Порфирьевичем», а
не «Борисовичем» Бородиным. Но т. к. в наши дни корректоры еще не то вытворяют,
простим их предшественникам по «Тип. Нор. Ком.», тем более что «Тир.» (тираж)
всего 870.
Для нас гораздо важнее все, что напечатано над «фирмой». А там, рядом с именами
хана и его жен. главного евнуха и других действующих лиц, — одиннадцать
исполнителей: Ассанов, Бабкова (Зарема), Войцехович (Мария Потоцкая). Фадеева.
Дробитько, Демина.
(Зарема), Фадеева,
Гладков (Али-баба),
Стригин (Акмет), Пустоведенникова, Кацвай. Буре (ведущий), а также безымянные
евнухи, чабаны и воины.
«Хан Керим-Гирей возвращается из набега. Зарема радостно бросается навстречу ему, но он позабыл свои обещания (привезти из Польши богатые подарки — А. Л.). На руках во дворец вносят Марию. Зарема безумствует. Хан торжествует победу: начинаются пляски, веселье.
Оставшись наедине с Марией, Гирей предлагает ей свою любовь, но она отвергает его.
Ночью, когда стража засыпает, к Марии проникает Зарема. Она умоляет Марию возвратить ей Гирея, а затем, в порыве ярости, убивает ее.
Опомнившись, Зарема ищет смерти от руки Гирея, но он не трогает ее, и тогда сама убивает себя».
ЧИТАЮ «КОНСПЕКТ» третьего действия, на писанный 47 лет назад Ф. Дорошиным для программки, честно говоря, в некотором смятении чувств. Главное открытие уже позади. Дело в том, что все эти страсти-страдания вокруг Керим-Гирея впрямую относятся к Ивану Николаевичу Ассанову, удивительно мирному и милому человеку, которого я помню бутафором, начальником бутафорского цеха нашего драмтеатра. Ну, при случае, как и любой рабочий сцены, выходившему на зрителя по заданию режиссера... Но — чтобы ханом Гиреем?!
Звоню Амелину. Александр Александрович, заслуженный артист, знает свой театр, понятно, лучше меня, к тому же — изнутри.
— Иван Николаевич? Как -же... Говорили, что из графской семьи, и в это легко верилось. Никогда не повысит голос, манеры... Редкостный добряк, чем постоянно, пользовались окружавшие его женщины... Семьи не было... О своем прошлом не рассказывал, а лезть в душу было не принято... Пожалуй, замкнутость можно отметить... Но все вокруг его любили, относились очень тепло, да он и не мог не вызывать симпатию... Выпить любил, почти всегда маленько подшофе... Кем? Хан Гирей?! А ты знаешь. хоть и неожиданность, а ведь я его мигом представил повелителем... Мог, мог сыграть. Надо было видеть. как... даже как надевал пенсне... А тапера в «Кполе» не помнишь? Надо бы тебе говорить с тетей Машей. Шуваева, на вахте сидит — да ты знаешь ее.
— Тетя Маша? Здравствуйте, Мария Максимовна. Такой к вам вопрос...
— Про сорок пятый не скажу, хоть я здесь и с «до войны». В тридцать девятом, за ссыльными родителями... Сначала работала на ММ3, потом на хлебозаводе... А в театре только с пятьдесят четвертого... КВО? Ну-ну-ну... Нет, не помню. Венгерова — да, а Горина-директора не помню. Бороденку не помню... Дорошина? Нет. Ассанова — конечно... Потом он уже старенький был, на пенсии, но постоянно приходил. Друзей-то полно, и тянули с него как с милого. Хоронили? Я как раз в больнице лежала... А играл часто — в старом здании. Особенно князей всяких. Если князь— значит Ассанов. А вы позвоните Лилии Семеновне, у нее и фотографии должны быть, она долго у нас библиотекарем работала...
— Есть снимок, но маленький, — говорит Л. С. Яшина. — А вы о нем пишете? Лучше
всех знал Ассанова Гена Пыпин... Можно, конечно, спросить Гольмана. И Лукьяновы
в курсе, но почти ничего не видят... Я что могу сказать? Как-то прочла, уже не
помню где, о крупном уральском конезаводчике Николае Ассанове. Думаю, печь шла
об отце... Держал знаменитых, породистых лошадей, князь... Иван Николаевич был
интеллигент, очень культурный человек, но окончил вроде бы только педучилище. По
слухам, его «перепутали» с однофамильцем (но, возможно, просто происхождение подвело) — отбыл 15 лет... И, представьте себе, извинились. Вот после
извинения произошел шок, что-то с носоглоткой так и осталось — непорядок
какой-то.
Была семья, он к ней не вернулся — не буду гадать, в чем дело'. Дочь где-то в Твери, писала нам. интересовалась отцом. Когда-то у Ассаноза было много антикварных вещей — говорил, что все разграбили...
Тут я ассановскую страницу прерываю, а газету с материалом отправим и в Омск, н в Павлодар.
СЛЕДУЮЩЕЕ письмо из Волгограда:
— Никаких записок не осталось, да и не до воспоминаний было. Что касается биографии... В 1937-м обвинили как «члена к-р организации сталинградских писателей и литераторов», а я работал в краевом правлении. Обвинений не признал, как отметил сам Вышинский, но это никакого значения тогда не имело.,. Вернувшись из Норильска, прорабствовал в совхозах на Дону и Кубани. На Ангаре — Красноярский край стал моей второй родиной — пришлось еще раз вспомнить, чем у когда-то учили меня в ростовской профтехшколе «Красный строитель»... С Ангары выехал — через Москву — в Волгоград. туда, где меня «взяли», и вновь встал в строй.
«Сюжет оперетты взят из истории Украины и рисует жизнь казаков-запорожцев за
Дунаем в XVIII веке, под властью турецкого султана. В оперетте ярко выражено
неудержимое стремление украинского народа к воссоединению в единое (? — А. Л.)
государство. Эта исконная мечта только теперь полностью осуществилась воссоединением всей Украины в Союзе Советских Социалистических Республик».
М. Ф. Дорошин:
— Должен заметить, что мы не имели ни либретто, ни партитуры, а это были высокохудожественные музыкальные постановки. Особенно много сделали Сергей Дягилев (не родственник ли знаменитого театрального деятеля?), Стригин из Киева и Бабкова из Симферополя. Душой театра были певцы из «Трембиты», 10 или 11: Н. С. Мочульский (Мачульский - ред.сайта) (Иван Карась), М. И. Дацко (Андрей), И Н. Бахарьер (Султан) и другие во главе с Драганом. Вот они-то и создали, в основном по памяти, эти спектакли (и тексты, и. частично, написали ноты;. Эти люди заслуживают внимания и благодарности).
— Организация театра КВО— инициатива начальницы от дела. очень интересного человека, имени уже не вспомню. То был 1943 год. В лаготделекии за железнодорожной станцией (№ 7?) сложился хороший оркестр под управлением Бабичева, а рядом собралась группа самодеятельных артистов. Ставили пьески на злободневные темы, разучивали песни и стихи. И с этим «разъезжали» по лаготделениям. Меня как поэта и Бабичева начальница КВО вызвала и задала вопрос: «А что если нам организовать театр?». Мы идею поддержали. Бабичев организовал музыкальные силы. Джаз исполнял все новинки из кинофильмов (я в зале записывал слова, музыканты -— мелодию). Театр готовил 5 — 6 программ в год. Хорошая работа театра способствовала моему досрочному освобождению — осенью 45-го.
Да! Диспетчерил-то я не в подсобных предприятиях, а в управлении местных материалов — кажется, так оно называлось. Воспоминания — не моя стихия... Пишу книжку сказок. Это ведь тенге нужно!
ЛА ПРОСТИТ меня Михаил Федорович, но автор либретто С. С. Гулак-Артемовский вряд ли писал, что «полевые работы в разгаре», «парни и девчата с бодрой песней идут в поле», «после трудового дня гуляет молодежь». Но еще более удивляют в программке другие фразы, не задержавшие на себе цензорского взгляда: тайком бежать, предупреждает о приближении караула, несчастье беглецов, жестокая кара, участь, пленники... Ведь запрещали даже такие названия, как «Холопка», «Без вины виноватые», чтоб не возникало нежелательных ассоциаций!
Почему разрешили «Запорожца» — как раз понятно. Идеологически выбор был сделан очень точно; контингент первого послевоенного года обрабатывался в духе требований момента.
«Карась и с ним все казаки решают возвратиться на Украину. Радость народа выражается веселым пением и жизнерадостными (?) народными танцами».
...А теперь внимательно посмотрите, кто — на обложке программы спектакля — автор «украинской оперетты в 3-х действиях». Конечно, я могу ошибиться, но почти уверен, что наборщик в паре с корректором позволили себе смертельный номер: ГУЛАК. (Чуть что, если поднимется шум, — безгрешные глаза: «Мы думали —- такое имя»).
А. Львов
Заполярная правда 18.04.1992