Мы предлагаем вашему вниманию документ, который читается с тем большим интересом, что говорит о жизни обычных людей и целой эпохе в жизни нашей страны. Как все складывалось и из чего, случайно ли мы пришли к дню сегодняшнему — об этом бескомпромиссный рассказ Василия Лаптева, крестьянского сына
Родился он в 1896 году в семье хлеборобов. Грамоте научился у политического ссыльного поляка, до революции служил в царской армии. Избирался в ротный и полковой комитеты солдатских депутатов. А в селе Салба, что под Минусинском, куда он возвращается после демобилизации, его выбирают в совет, а затем в ревизионную комиссию общества потребителей.
В 1919 году в Минусинске созывается чрезвычайный съезд Советов, куда от Салбы посылают Василия Лаптева. А волостной съезд избирает его на постоянную работу в Минусинск в Совет рабочих, крестьянских и армейских депутатов. В сентябре 1920 года его мобилизуют в Красную Армию, воевать против Врангеля. После фронта с 1922 года Лаптев вновь на выборных должностях. Ему многие доверяют, избирая вовсе вновь образующиеся общества и товарищества, где он служит верой и правдой, порой исполняя одновременно несколько дел. Так в 1926 году в образованном в Салбе сельском комитете общества крестьянской взаимопомощи Василий Лаптев был и председателем, и казначеем, и заведующим семенной ссудой. В общем, работал в поте лица своего, как мог, в силу своего разумения и мастерства. А умел он много: был плотником, столяром, кузнецом, слесарем, маляром, стекольщиком, печатником. Но основным своим делом все же считал хлеборобство. Человек он был прямой, жил так, как призывали тогда жить всюду, — в борьбе с врагами нового общества. И вот к чему он в результате пришел.
С 1916 года я безбожник, враг самогонки и водки. Когда я работал в обществе потребителей, то по моей инициативе общество отказалось торговать вином, хотя и патент был оплачен на продажу хлебного вина. Я также выступал против самогонщиков и пьяниц, на общих собраниях обличал их прямо в лицо.
А посему я должен сказать, что за всю эту проводимую на селе работу я нажил благодаря темноте и невежеству врагов себе, как тайных, так и явных, в лице сегодняшнего актива.
Вот первый активист сегодня на селе Шульмин Павел (в настоящее время председатель коллектива), который в одно время гнал самогон и ехал со своего самогонного завода домой пьяный и уснул. У него отпрягли лошадь и запрягли головой к саням, а на оглобли повесили его шубу. В таком виде он и спал до деревни, отпугивая от себя ехавший мимо народ, пока не выспался. Кто-то лошадь загнал в воду. Проснулся – денег нет, стоит в воде, провиант, который он купил, чтобы в тайгу идти на охоту, подмочен.
А когда на заводе гнали самогон, то с товарищем по самогону подрались, будучи пьяными. Шульмин оказался слабее, угадал под низ, и у него Чанчин откусил нижнюю губу, которую и бросил там же на заводе. А вот еще совсем свежий случай. Этот же Шульмин получив 800 рублей денег для своего колхоза, напился пьяным вместе с председателем сельсовета, и его сонного увидела гражданка села Салба, которая пришла в сельсовет и сказала, чтобы последнего убрали с улицы.
Таков актив сегодняшнего дня, в руках которого находится вся верховная власть на селе. Эти наши власти на местах строят коллективизацию таким путем. Созывают общий сход и предлагают записаться в колхоз. Поскольку эта форма еще здесь новая, то мужики, прежде чем записаться, просят познакомить хотя бы с примерным уставом колхоза, которого у организаторов не имеется. Да и сами организаторы знают колхоз только понаслышке, и поэтому дело с организацией идет слабо. А коли так, то значит нужно применять закон, чтобы заставить идти в колхоз мужика. И начинают кулачить, то есть подводить под группу кулаков, где впоследствии оказываются не только середняки, но даже те, кто года три тому назад был батраком. И была применена такая мерка: окулачено 62 человека из 180 хозяйств.
Надо сказать, что таким путем удалось создать колхоз из 35 хозяйств, но когда эта горячка кулачить прошла, тогда все труженики-середняки вышли обратно, и остается 19 хозяйств. Этот, что имеется сейчас (колхозный) коллектив, надо сказать, не пользуется авторитетом, потому что он создался из подбора самогонщиков и лентяев. Хотя и есть среди них настоящие труженики, но уж слишком мало.
Но я опять же говорю вам, властителям в центре, что вы этим насилием оттолкнули от себя всех настоящих тружеников-хлеборобов и убили на 10 лет появляющуюся в массах идею коллективизации, которая подходила сама, как современность, как новый быт и новое начинание в жизни. Люди не идут в колхоз, не считаясь с тем, что из 180 дворов окулачено 62, тут и выходит, что нужно было для создания большого коллектива окулачить еще 100 хозяйств, или, как говорит наша местная власть, 10% расстрелять, 50% раскулачить и 20% сослать. Ну и что же, пущай будет создан таким подходом колхоз, но вот только надолго ли?
Вот и я 25 января 1930 года Салбинским сельсоветом подведен под группу кулаков, а 26 января у меня было взято все имущество и спустя несколько дней с торгов все продано. Причина раскулачивания, как мне объяснили, в том, что в 1926 году, имея маслобойный завод, я покупал семя и перебивал его на масло, а также применял в хозяйстве наемный труд.
Оборудование для маслобойного завода я купил у гражданина деревни Новосаяновки Данилы Мишкина за 40 рублей, а кредит в начале 1925 года. Знает ли тот, кто установил, что я покупал семя у населения, что я возил из Григорьевского общества потребителей, от Салбы 18 верст, и перерабатывал его на масло по договоренности с правлением общества на условиях: перебив 100 пудов семян, сдать обществу 21,5 пуда масла хорошего качества и возвратить 80 пудов избоя обратно обществу, за что оно мне платит 20 рублей. Всего я переработал ему до 250 пудов, а в 1927 году вспыхнул пожар, и все у меня сгорело.
Да, я применял наемный труд в своем хозяйстве. Кроме того, мальчика, о котором поминал ранее, я в 1929 году, когда меня избрали в правление Салбинского общества потребителей, приглашал на месяц батрака, чтобы привезти сена и дров, потому что по службе отлучиться, хотя бы и временно, было невозможно. Да еще с апреля по ноябрь нанимал няньку для ухода за младенцем, чтобы освободить хозяйку для ведения хозяйства и полевых работ. Вот я и перечислил подробно, когда мною применялся наемный труд, но к этому я должен добавить, что по законам СССР как будто разрешается иметь подсобный наемный труд на время службы по выборным должностям.
Я все-таки понять не могу, как можно человека так сурово наказывать: отнять все, что ему нужно каждый день, взять одежду, обувь, белье, постель, хлеб, как продовольственный, так и семенной, не говоря уже о скоте и лошадях, без которых прожить можно. Да, нашли наши власти кулака, которые имел: 2 лошади по 20 лет, цена им по 15 руб., — 30 руб., 1 сенокосилке избитая, которая стоила в 1926 г. 60 руб., 1 конные грабли, стоили в 1928 году 70 руб., надворные постройки, изба — 60 руб., хлев утепленный для скота — 20 руб.
И всего хозяйства на 240 рублей, Этот кулак всем кулакам кулак, когда нет ни задов, ни передов, где бы можно было среди бела дня оправиться.
В заключение хочу сказать, неужели революции понадобилось, чтобы ее помощники были затоптаны в грязи нашей деревенской суетни лишь только за то, что они трудились в поте своем, добывая себе кусок насущного хлеба, работали не покладая рук на пользу народа? Я полагаю, что мой голос будет услышан и принят, а не останется голосом вопиющего в пустыне.
В чем и подписуюсь,
Василий Лаптев
с. Салба
1930 года марта 26 дня
Вместо эпилога
Жалоба на неправильное лишение избирательных прав с приложением автобиографии была направлена Лаптевым во ВЦИК СССР. В канцелярии ВЦИК жалобу, не рассматривая, переправили в Минусинский окружной исполком с краткой запиской: «Секретариат ПредВЦИК Вас просит проверить и разрешить по существу жалобу гр.Лаптева В.С. на неправильное раскулачивание его хозяйства. При решении учтите, что проситель служил в Красной Армии. Раскулачен за то, что имел в 1926 году батрака. О решении сообщите в секретариат и просителю».
Минусинский исполком также, не утруждая себя, переправил жалобу в Ермаковский райисполком. В райисполкоме комиссия по пересмотру лишенных избирательных прав рассматривала дело Лаптева месяцем ранее, 18 мая 1930 г., и утвердила его лишение.
Вскоре после этого Лаптев был арестован органами ОГПУ по обвинению в участии в банде. Насколько это соответствовало действительности, сказать трудно. Члены Салбинского сельизбиркома утверждали даже, что, будучи в банде, Лаптев убил сотрудника органов ОГПУ Соцкого. Но это была уже заведомая ложь. За такое преступление Лаптева должны были бы расстрелять, а он остался жив и даже был отпущен на свободу. В 1932 году он снова подавал жалобу на неправильное лишение его избирательных прав, но и на этот раз получил отказ. Семья его в мае 1931 года была выслана из села, и как сложились их судьбы в дальнейшем, остается пока неизвестно.
Николай Леонтьев,
старший научный сотрудник
Минусинского краеведческого музея
«Красноярский рабочий», 04.07.92