Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Судьба Даниила Халина


ЧЕРНЫЕ ПЯТНА ИСТОРИИ

От тюрьмы до от сумы не отказывайся. В этой русской пословице сконцентрирован вековой горький опыт народа. В одночасье ты можешь потерять все: дом, кусок земли, которая тебя кормит, семью, работу.Жизнь во многом зависит от случайностей, и судьбу твою может решить чья-то злая воля. Именно так получилось у оренбургского юноши Ивана Халина. Вместе с другом и его невестой они окучивали помещичью картошку. Разве теплым летним днем нельзя отвлечься от работы и похохотать? Именно это и не понравилось дочке помещика. Внезапно она оказалась на лошади рядом с молодыми и начала стегать нагайкой девушку. Разгневанный жених бросился защищать свою любимую и в порыве гнева не рассчитал свои силы — дочь помещика испустила дух.

Наказание последовало незамедлительно. Жениха наказали вместе с другом 'Иваном. Халин был приговорен к каторге. И стал он сахалинским каторжником. После отбытия каторги он поселился в Сибири, в Тюхтятах. Женился в сорок лет, взяв женщину с ребенком. От этого брака у него появился сын Даниил.

Думала ли сибирячка, рожая сына от каторжника, что ее последыш повторит судьбу отца? Нет, не думала. Сын рос красивым и сильным. Как все дети, ходил в школу, рано начал помогать по дому, а потом, как все деревенские парни, работал в колхозе. Перед армией у него было уже пять лет трудового стажа. В 1933 году начал он службу на Дальнем Востоке, закончил военно-техническое училище и стал инструктором по саперному делу. В июне 1941 года дали ему, кадровому офицеру, отпуск. Весть о начале войны застала его в Чите. Он успел проститься с Тюхтятами. Думал — не надолго. Оказалось — на целую вечность, на двадцать без малого лет.

Попал в самое пекло войны на Северный фронт, в Карелию. Сапер стал разведчиком. До 1944 года Даниил Иванович Халин служил в должности помощника командира взвода разведки 7-й армии. Служба была тяжелая и ответственная. До сих пор он хранит тайну своей службы — он давал подписку о неразглашении, и то, чем занимался его взвод, канет с ним в лету.

Донос на него написал земляк из Минусинска. На него и еще на 13 человек с капитаном Зубковым. И все тринадцать человек не могли доказать, что в доносе нет ни слова правды. Все они стали смертниками. Вместе с наступающим фронтом шли и смертники. Через 72 часа начальник охраны Нечаев сказал Даниилу: "Тебя уже не расстреляют".

Иисуса Христа в 33 года распяли на кресте, в свои 33 Халин всего лишь сделался седым...

Второй раз судила тройка во главе с красноярцем капитаном Шайкиным. Он не верил в виновность Халина, но сказал: "От тебя смерш все равно уж не отступится". Во время следствия он подкармливал Халина, который уже еле-еле волочил ноги. Приговор был вынесен и обжалова-нию не подлежал: 10 лет лагерей и 5 лет ссылки. Сын начал повторять судьбу отца, только в другой географической точке с менее мягким климатом — на Севере.

Первый лагерь, где провел два года Халин, назывался "Соломенный", по названию поселка. Здесь он впервые простыл, работая на кирпичном заводе. Одно радовало — попал к фронтовикам, а не к уркам. Бригадир Валентин Черных учил его азбуке лагерной жизни : " Что видишь — не видишь, что слышишь — не слышишь". Не досталось пайки - не проси, не возмущайся, в следующий раз две дадут."

Петрозаводск... Беломорск... Сорока... Сорока — название лагеря. Это от того, что вокруг сорок озер. Здесь строили судоверфь. Опять попал к фронтовикам, опять была радость, что не было рядом блатных. Прораб Яков Иванович Иванов тоже избежал расстрела. Был он полковником-инженером, на войне был снабженцем. Пострадал он за то, что из Германии отправил вагон с добром. Впоследствии он сбежал из лагеря. Питалась 58 статья неплохо — рыба, тюленье сало, морские зайцы и 200 граммов хлеба.

Потом пришел приказ: всех, кто осужден по 58 статье, отправить на Север, вместо них на строительство судоверфи пригнали зэков, проходящих по бытовой статье.

В лагере Кондапога Халин работал прорабом на стекольном заводе, потом строил хлебозавод. Под его началом тут были уже и уголовники. Яркой личностью среди них был грузин Ломидзе, бандит, похожий на гориллу. Ломидзе играл в карты, а работали его "шестерки". Особых претензий к уголовникам у прораба не было, у них к нему — тоже.

В 1948 году следующий этап. В Дудинке снег, ветер, а зэки в летних бушлатах, на ногах резиновые лодки — обувь из автопокрышек. Там впервые выдали кирзы. Началась жизнь в Норильлаге — лагере смерти. Поселились в бараке без окон, с угольной пылью. Каеркан - угольная шахта. И здесь Даниилу повезло. Друг у него был грузин Никола Тагашвили. У Николы в новом лагере земляк встретился — начальник лагеря. Он определил Николу и его друзей поварами. Так Халин стал поваром, переквалифицировались на ходу. Мужики в бригаде были мастера на все руки. Один соорудил картофелечистку, другой — вентилятор, третий — фильтр для очистки снеговой воды. Их авторитет рос и умножался. Но недолго они "кайфовали". Начальник-грузин уехал организовывать работу медеплавильного завода, и бригаду поваров перебросили в Норильск. Но и тут им подвернулась удача в виде начальника-грузина, и опять запахло супом и котлетами. Надо было строить столовую на 7,5 тысяч душ. Да такие деловые ребята оказались, что наворовали со строительства комбината кафеля, краски, стекла и устроили такую чистку и блеск, что начальство забеспокоилось. Был у Даниила друг Иван — художник-хохол. Он не забыл свою профессию и на суровом Севере хотелось ему скрасить жизнь. Достал он сухой краски, и в столовой, в ответ на реплику начальства "Вам только ковров не хватает" сделал из цеха в цех цветную дрожку.И до того она походила н анастоящий ковер, что посетители запинались перед этой красотой.

Командовал в ту пору строительством горно-металлургического комбината Зверев. Был он человеком сильным, умным, понимающим трагедию людей с номерами на бушлатах. Он знал , что в большинстве своем эти люди невиновны. При Звереве были увеличены пайки, выдавалась теплая спецодежда, зэки снабжались куревом. Начальник одного из пяти лагерей Нефедьев, под началом которого работал 6714 номер — Халин,боялся, что рано или поздно Зверев увидит и керамику, и "ковер" в столовой. Так и случилось. Приехал замминистра и пожаловал со Зверевым и главным инженером Долгих в столовую. На кафель и "ковер" обратил внимание Долгих; вытянув шею, он рассматривал художества. Замминистра сказал: "Завтра же пришлите сюда директора ресторана и зама за опытом". На второй же день прибыли за опытом в зэковскую столовую. Халин понимал, что при всей нелегкой работе — кормить тысячи зэчьих душ - ему повезло. Пусть ходил он под охраной, пусть носил унижающий достоинство номерной знак, пусть его вес доходил до 46 килограммов, но ему было легче — он был при кухне. Другие стыли на леденящем ветру, теряли разум и умирали. Он, крестьянский сын и воин, приучен к любому труду, ему было легче. Но особенно страдали в Норильлаге люди умственного труда — они быстро становились дистрофиками, не выполняли норму и не получали полного пайка. Таких повара опекали, насколько могли.

Был среди дистрофиков начальник штаба 15-й армии Горохов. Попал он за то, что убрал машину с пьяным начальником с глаз долой от солдат. Нефедьев привел его в столовую и сказал: "Смотри, не убей". Не убить- значит не перекормить. Потихоньку, как ребенка, кормили Горохова, работать не заставляли, — пусть одыбается. Но глаз не спускали, чтобы не объелся. Окрепнув, Горохов сам попросил работу и стал мыть посуду. Вызволил из лагеря полковника маршал Жуков. Уехал Горохов в Москву уже в генеральском новеньком мундире и сердечно простился с Халиным. Дочери Горохова вскоре прислали Халину посылки с брюками, рубашками и гостинцами.

Были среди подопечных доходяг и еврей-академик, и многие другие.

Жизнь тем временем текла. К дню рождения Сталина досрочно сдали шахтовый корпус. При пуске он взорвался, похоронив 150 человек. Была нарушена технология. В условиях вечной мерзлоты подарка не получилось. Халина перевозили налаживать одно производство за другим. В пятом лаготделении он был завстоловой для зэков, строящих жилье.

Смерть Сталина встретили с восторгом и надеждой: конец тирании. Понимали: продлись его правление ,из Норильлага живыми не выбраться

Вскоре началась всеобщая забастовка зэков. В Воркуте забастовщиков забросали бомбами с самолета. Забастовка началась потому, что уполномоченный застрелил зэка, разговаривавшего с женщиной. На кирпичном заводе работали женщины, и мужчины кидали им записки, перекликались. Автоматчику это показалось криминалом, и он застрелил сразу шеть человек. Лагерь, испивший все муки, встал на дыбы. Бастовало 45 тысяч заключенных. 12 тысяч— 2 лаготделения — держались 3 месяца. Было это в 1953 году. Глушить забастовку приехал генерал Панюков, его забросали кирпичами. Женщин с завода убрали, появились пулеметы. Забастовщики требовали снять номера с одежды, ввести хозрасчет, сделать лагерь смешанным —женщины и мужчины должны общаться.

Отделение, где работал Халин, автоматчики брали с боем. Пайки были урезаны, и забастовщики требовали у поваров больше, но всем поделить то,что имелось, было невозможно. И над жизнью поваров нависла угроза. Из столовой Халина вызволили уголовники, спрятав в безопасное место. Напарник Оламидзе спрятался в чан и только таким образом остался жив. В лагере было убито 80 человек. Каторжанский лагерь брали гранатами, зэки держались до последнего. В ход шли железные пики, металлические самодельные орудия, решетки. Погибло 2000 человек. Усмиряли под командованием товарища Кузнецова из ЦК. Кто знает, может, тогда родилась песня:

Мама, мама, ты не лей
горючих слез,
Материнскою молитвой
вдохновишь нас перед битвой
С кремлевской сворой палачей.

Женщины брали друг друга под руки и оглушительно кричали. Их вопли были слышны за несколько верст. Каторжане бросали воздушные змеи с записками: "Спасите, нас убивают". Но никто их не спасал. Выполняли завет отца всех народов: "Чем меньше русских, тем лучше". Женщин усмиряли ледяной водой из множества пожарных машин.

Восстание было подавлено, требования частично выполнены. Были сняты номера со спин, улучшены питание и условия жизни. В ямы валили новые трупы. Перед тем, как зарыть, покойника раздевали до гола, к ноге цепляли бирку. Мертвого человека на прощание били по черепу молотком — чтобы не ожил ненароком — и зарывали.

Без креста и панихиды,
Там нас тысячи зарыты
С биркой на высохшей ноге.

...Народ потихоньку расконвоировали. Вот и Даниил Иванович уже гуляет без конвоя. Как приятно! Работает он уже поваром у малосрочников, малолеток. Дети войны, они здесь были тоже — срок за стащенный кусок, за колосок с колхозного поля. Их особенно было жалко, эту несчастную пацанву.

Перед концом срока Даниил Иванович пошел работать на никелевый завод, так осточертели ему котлы. Занимался демонтажом никелевых блоков, делали опалубку, бетонировали. Потом был цементный завод, здесь он освоил электрику.

Годы севера сказали свое слово. Начал он задыхаться, и крупозное воспаление легких сказалось, хотя в свое время врач Семенов и спас его сульфидином. Врач сказал: ссылку надо отбывать на материке. Люди собрали деньги, он получил расчет, продал балок, где жил в последнее время, продал костюм и по рекомендации опять же доброго человека прибыл в Дудинку к начальнику порта Кузнецову. Тот прочитал записку от однополчанина — директора кирпичного завода, и на второй день в кассе Халину выдали 1200 рублей.

В Красноярске предлагали три места ссылки, в том числе и Артемовск. Конечно, в родном краю было бы проще, но позволили ссылку отбывать в Бирилюссах, в леспромхозе. Там и проработал Халин до 1955 года.

В том же году он получил реабилитацию, паспорт, военный билет и вернулся домой. Сначала работал горным мастером в Артемовске, потом его забрали в исполком на должность начальника горпромхоза. Здесь Даниил Иванович женился, взяв жену с 15-летним сыном, помог вырастить парня, поднять внука. Сын — художник, внук — коммерсант. Отца и деда они не забывают, хотя жену похоронил он 6 лет назад, прожив с нею 30 лет

Ему еще многое пришлось пережить в этой жизни, в том числе, и туберкулез. И с этим он справился, так как жизнь научила его не пасовать перед любой бедой. Была у него инвалидность и 87 рублей пенсии. И было письмо в ЦК Хрущеву. Ему не хотелось общей реабилитации, ему нужна была персональная. И ЦК помог, закрутилась военная прокуратура, пересмотрено военное дело. И пришло желанное: "За отсутствием состава преступления". Вот только извинения за 15 лет лагерей, этапов и ссылок никто не попросил.

А Даниил Иванович работал в комбинате "Моторский", и до сих пор еще его просят: "Выйди, поработай!" Сейчас он живет в Курагине вместе со второй женой, скоторой его под старость лет соединила судьба.

С тревогой он наблюдает нашу жизнь. А что он сможет сделать, если что-то не так у нас происходит?

-А может повториться сталинщина? — задаю я вопрос убеленному сединой, прошедшему адовы круги человеку.

- 19 августа 91-го года, если бы удался путч, все бы вернулось. Все может быть: и голод, и война. Не так-то мудры наши правители и народ

- А почему же Сталина старики вспоминают, несмотря на миллионы невинных жертв?

- Да потому, что нужен элементарный порядок, все устали от анархии. Не лагерный порядок, а производственный, необходимый для нормальной жизни. Люди не Сталина хотят вернуть, а просто без дисциплины мы ничего не добьемся. Я вот в лесу работаю. Делаем мы дороги. Так вот как наши рабочие сделают — три лесовоза пройдут, и дороги нет. К чему придешь с таким отношением к труду? Уже пришли. Крестьяне вышли на улицу. Когда это видано было, чтобы крестьянин бастовал? Значит, довели его до ручки. Слишком долго делили портфели правители, а время ушло. Я считаю, что в районе у нас власть никчемная. Среди рек и озер, богатств нашей земли и тайги мы принимаем гуманитарную помощь.Стыд и унижение.

- А какое время самое лучшее для вас?

- НЭП и 1929 год В Имисском при НЭПе баран 5 рублей стоил с ногами и шкурой, а в 1929 году

16 килограммов зерна на трудодень давали.

...Живет Даниил Иванович небогато, да и не стремится он к этому. Все, что есть лишнее, делит с людьми, продавать не любит. В доме порядок и чистота, как и в душе. "Я горжусь, что прошел через все болото нашей жизни, я ничем не замарал себя, не озлобился, и этого мне достаточно", — говорит он. Человек в любых обстоятельствах должен помогать ближнему и оставаться человеком — вот принцип, по которому он и живет. Глаза — зеркало души человека. А глаза у него удивительно чистые, честные, добрые. И думается, что если молодое поколение возьмет с собой в дорогу xoть частицу силы духа этих людей, то страна наша вернет свою силу.

О. НИКАНОРОВА

Тубинске вести 20.08.1992г.


/Документы/Публикации/1980-е