ИЗ ПОЧТЫ ВИКТОРА АСТАФЬЕВА
Уважаемый Виктор Петрович! Прочел в «Новом мире» ваши «Буйную головушку» и «Раздумья». «Буйная головушка» сама по себе очень интересна своим юмором. Но тем не менее это дело более семейное, хотя политики там достаточно. А вот «Раздумья» меня задели за живое. Дело в том. что я примерно из тех же мест, о которых вы ведете речь. Читал повествование медленно и после каждой страницы останавливался с тем, чтобы сравнить, что видел собственными глазами. Будучи мальчиком, я наблюдал, как растаскивали нехитрые крестьянские хозяйства, как забирали и увозили куда-то самых работящих и смекалистых мужиков.
Наша деревня Облава (Архангельск) расположена в 40 км от Канска на север, в деревне было 100 дворов. 20 человек, главы семейств, были или расстреляны, или замучены до смерти. Это 20 процентов лучших крестьян. По официальной статистике известно, что до коллективизации в Союзе было 25 млн. крестьянских хозяйств. 20 процентов от этого числа составит 5 миллионов лучших крестьян, которые были уничтожены физически. Плюс к этому все, кто могли, сбежали из деревни. Остались только старики и те, кто не в состоянии были определиться на производстве. В результате насильственно созданные колхозы были обречены, что и доказано жизнью. Это было результатом пассивного сопротивления крестьянства. Но у нас был один случай вооруженного сопротивления. Мой ровесник Коля Щебеко застрелил из дробовика уполномоченного из Канска. Я слышал, что подобные случаи были и в соседних деревнях, в частности в деревне Мокрушино. Слышал также, что где-то в районе Тасеева собирались партизанские отряды. Но из этого ничего не вышло.
Я еще плавал пассажиром на пароходе «Спартак», который в качестве топлива использовал дрова. Из ваших «Раздумий» мне стало ясно, что эти дрова заготавливал ваш батя «в натури». А стрелял он как: раз — и ваших нет.
Характерно, что те, кто разоряли крестьян и якобы создавали колхозы, сами потом из них сбежали. При этом они нашли подходящую работенку: в тюрьме охранниками, надзирателями (Степан Ганусок и Семен Горбаченко).
Из подростков (ровесников Павлика Морозова) в позорной авантюре раскулачивания участвовал только один Колька Феклин. Фекла — это падшая женщина. Больше таких случаев не было. Это говорит о довольно высокой морали крестьянского населения.
Вы правильно пишете, что в Игарке оставшиеся в живых ссыльные мужики в конце концов приспособились к новым условиям и стали жить довольно сносно. Но вот одна беда не обошла их стороной. Дело в том, что девушки, дочери ссыльных после войны, когда стало ясно, что женихов своих нет (побили на фронте), ринулись в Норильск на поиски своего счастья А там их быстро прибрали к рукам. Короче, большинство из них попало в такой омут, из которого уже выбраться не смогло. Женихи норильские — это бывшие лагерники, к семейной жизни неспособны. В большинстве женщины в конечном счете превратились в отъявленных шлюх. Это тоже следствие сталинского ГУЛАГа.
Хотелось бы выразить одно пожелание. Надо бы издать сборник рассказов о коллективизации и раскулачивании. В частности, включить туда недавно опубликованные рассказы Тендрякова, Карпова и многих других. Такой сборник создаст у читателя более полное впечатление, чем прочитанный отдельный рассказ.
А. ЛУНЕВ.
«Красноярский рабочий», 31.10.92