Будни Сибирского ГПУ в 1923 году
Подписанный после известных августовских событий Указ Президента России о передаче архивов КГБ в ведение гражданского архивного комитета пока почти никак не повлиял на объем информации, которой до сих пор располагали отечественные историки. Для них по-прежнему тайной за семью печатями остается большинство сюжетов из жизни органов госбезопасности. Но и то немногое, что в прежние годы по недосмотру или после тщательной цензуры попало на полки государственных архивов, позволяет судить об их приемах работы.
В начале, 20-х гг. в городе Новониколаевске в здании, расположенном по улице Коммунистической N 69, обосновались под одной крышей Политическое представительство (ПП) ГПУ по Сибири и его младший собрат — Новониколаевский губернский отдел (ГО), ГПУ. Алпарат этих учреждений был подобран тщательно и состоял главным образом из имевших безупречную партийную репутацию членов РКП(б), Начальником Политического представительства, являлся, И.П.Павлуновский, в свое время возглавлявший сибирскую “чрезвычайку”. Под его непосредственным руководством трудились М.Т.Ошмарин — начальник секретно-оперативной части (СОЧ ПП), В.Кевейше – начальник особого отдела (ОО ПП), В.М.Алексеев — начальник контрразведки (КРО ПП), Б.Н.Великосельцев — начальник секретного отдела (СО ПП), и другие. Новониколаевским губотделом ГПУ заведовал М.Филатов.
Компетенция Политического представительства распространялась на территорию шести сибирских губерний — Алтайской, Омской, Томской, Енисейской, Иркутской, Новониколаевской, а также Ойротской области (современная. Республика Горный Алтай). Кроме общего надзора за деятельностью губернских сотрудников ГПУ, команда Павлуновского разбирала дела о должностных преступлениях своих коллег, занималась рассмотрением ходатайств о высылке во внесудебном порядке “социально опасных” элементов и их распределением по районам Сибири.
В качестве примера практики внесудебных решений приведем два заурядных дела, прошедших через канцелярию ПП ГПУ по Сибири в декабре 1923 г.
Дело N 290/1112 по обвинению священника А.И.Воскресенского в "распространении ложных слухов с целью подрыва авторитета органов ГПУ”, то есть в преступлении, предусмотренном 73 ст. УК РСФСР. Отец Александр Воскресенский, по показаниям четырех свидетелей, рассказывал-де ““каждому встречному”, что в Енисейском губотделе ГПУ его пытались завербовать для борьбы против сторонников антибольшевистски настроенного патриарха Тихона. “Принимая во внимание, что имеющийся в деле обвинительный материал, - резюмировал уполномоченный СО ПП ГПУ по Сибири Кузьмин, - не может служить для предания суду Воскресенского, но устанавливает, что он является элементом общественным – полагал бы: … дело № 290/1112 выслать в СО ОГПУ (в Москву. — Авт.) на предмет возбуждения ходатайства перед особой Комиссией при НКВД о высылке Воскресенского из пределов Енисейской губернии без права въезда в таковую”.Еще одно дело № 247 – по обвинению жителя Омской губернии Ф.П.Суставова в преступлениях, предусмотренных 57, 61, 63 и 117 ст. УК РСФСР. Означенному лицу вменялись в вину “попытка приобретения им средств для нелегальной анархической типографии, добровольное выступление осведомителем ОМГО Омского губотдела. — Авт.) ОГПУ с целью освобождения из-под стражи, расконспирирование себя как секретного осведомителя и затем отказ его от этой роли ввиду принадлежности к партии анархистов-коммунистов”. “…Действия, проявляемые Суставовым, - указывалось в заключении прокурора Сибири Алимова, который работал в паре со следователями Госполитуправления, — чрезвычайно опасны и вредны, а потому… полагаю ходатайство ПП ГПУ по Сибири об административной высылке Суставова считать подлежащим удовлетворению”.
Скупые, и разрозненные сведения не дают возможности по достоинству оценить размах работы сибирских карательных органов. В течение 1923 г. в производстве ПП ГПУ по Сибири находилось 140 дел, а арестованных числилось за ним 650 человек. Не считая дел в губернских ГПУ. Повторяю: речь идет о довольно свободном 23-м годе. Основную массу составляли преступления против порядка управления. Следом за ними шли служебно-должностные преступления, а также контрреволюционная и антисоветская деятельность. В условиях перехода от эпохи “военного коммунизма” к нэпу сотрудники Госполитуправления взяли на себя не только борьбу с бандитизмом и остатками политической оппозиции советскому режиму, но и пресечение хозяйственных афер, незаконных валютных операций, взяточничества, фальшивомонетничества и т.д.
Однако, как бы ни были решительно настроены “бойцы невидимого фронта” против “гримас нэпа”, они ни на минуту не выпускали из поля зрения потенциальных политических противников коммунистической диктатуры. Естественно, в первую очередь ГПУ интересовала категория служащих, которая всегда отличалась склонностью к крамоле. Имея глаза и уши в каждой мало-мальски приметной конторе, новониколаевские чекисты к весне 1923 г. сумели “раскрыть” нелегальные комитеты эсеров, сионистов, меньшевистского Красного Креста, оказывавшего помощь политзаключенным. В г.Камне была выявлена эсеровская группа Барабанщикова, в Новониколаевском уезде — организация бывших офицеров Клюева-Вележева и других. Но, пожалуй, самым грандиозным успехом сибирского ГПУ стал разгром во второй половине 1922 г. базаровско-незнамовскрго заговора, нити которого, по утверждению следователей, плелись в Тюменской, Алтайской, Семипалатинской, Новониколаевской губерниях. Впрочем, лриемы следствия по этому громкому делу заслуживают отдельного разговора.
Превентивной мерой, направленной против затаившихся врагов советской власти, служили периодические чистки советского аппарата. В Новониколаевске председателем губкомиссии по чистке был заместитель начальника ГО ГПУ Молчанов; Циркуляром от 29 августа 1924 г. президиум губисполкома ставил в известность все подведомственные ему учреждения, что их руководители, принимая граждан на службу, обязаны в двухнедельный срок “заручиться соответствующим отзывом от местного отдела ГПУ, причем “запросы в ГПУ должны сохраняться в полном секрете...” Заглянув в досье гражданина, чиновник Госполитуправления отправляла ответ на поступивший запрос-справку о благонадежности, составленную по такой форме: “Сообщаем, что к приему на службу т. /имярек/ во вверенный Вам аппарат препятствий со стороны ГО ГПУ не встречается”.
Основой всей деятельности органов ГПУ являлись сбор и обобщение оперативной информации о состоянии дел и политических настроениях в различных слоях населения. Содержание сводок, регулярно и в обязательном порядке посылавшихся в высшие партийную (Сиббюро ЦК РКП(б), и .советскую (Сибревком) инстанции Сибири, поражает охватом буквально всех сфер жизни тогдашнего общества. Невольно задумываешься над вопросом — какое же огромное количество агентов среди рабочих промышленных, предприятий, крестьян, красноармейцев, работников кооперации и торговли, членов профсоюзных и партийных организаций, сослуживцев, школьных учителей и пр., нужно было иметь, чтобы составлять столь подробные и обширные отчеты! Но разветвленность агентурной сети, судя по всему, мало влияла на качество поставляемых данных. По утверждению помощника прокурора Новониколаевской губернии Веселовского, материалы информационных сводок на 50% не подтверждались.
Потребность знать все и вся о согражданах побуждала чинов ГПУ вербовать себе ““добровольных помощников любыми средствами и в самых неожиданных местах. Вот как повествует о своих, усилиях в этом направлении штатный осведомитель Новониколаевского ГО ГПУ, фигурирующий в сводке N 18 за январь 1923 г. под кличкой “Экстренный” (стиль и орфография оригинала сохраняем): “Сообщаю Вам о том, что я боролся с одним членом РКП, с тов. Мамонтовым, но никак я его взять не мог, но в конце концов я сделал к нему подход, и тов. Мамонтов начинает выдавать мне тех товарищей, коих ниже я указываю...” Что касается упомянутого Мамонтова, то он, если верить сохранившимся документам (а не верить им нет оснований), не только “выдавал” товарищей “Экстренному”, но и самолично отправил несколько депеш в ГО ГПУ с информацией о пьянстве и взяточничестве должностных лиц со станции Чулымская.
Григорий ОЛЕХ, канд. ист. наук