Когда Владимиру было лет
двенадцать, к ним домой, в латвийский город
Резекне, приезжали какие-то люди из Лондонского
музея Он не помнит, что это был за музей, но.
наверно, до сих пор лежит там генеалогическое
дерево, одну из ветвей которого замыкают имена
его и его младшего брата. Тогда он узнал, что его
фамилия - Лурье -принадлежит к старинному,
знатному роду. Потом, после войны, представители
музея, говорят, снова были в Латвии - хотели
продолжить воссоздание ветви. Продолжатели рода
в семье были: родились у братьев- сыновья. Да
только в Латвии Лурье давно не жили, а куда их
забросила судьба, никто не знал...
Он был рожден евреем. И всю жизнь ему указывали на это. С самого детства, когда воспитанников еврейской школы на традиционных парадах, непременно, ставили в конец колонны. Чтоб знали свое место. Это было клеймо, которое при желании можно было и смыть, поставив, например, при советской власти в паспорте другую национальность. Но он не хотел отрекаться от своего народа. Бог определил его судьбу, и никто не .вправе был ее менять.
Отец Владимира, купец первой гильдии, хотел, чтобы сын получил хорошее образование. Но в латвийский университет поступить было практически невозможно - одного еврея в два года принимали. Тогда послал он запросы во все университеты Европы. Пришло несколько ответов. Выбор пал на итальянский университет в Болонье. Туда принимали без экзаменов, да и страна была бедная, ценила иностранцев, ввозивших валюту. Учился Володя на медико-хирургическом факультете. В свободное от занятий время путешествовал по Италии, в альбоме хранятся фотографии тех лет Владимир Лурье на фоне Пизанской башни, на раскопках Помпеи, на Кипре, в Риме. В итальянской столице он, кстати, побывал на аудиенции у палы римского. Пия 11, а в Болонье на празднике в честь 700-летия университета, видел короля Италии. Это было, было...
Несмотря на фашистский режим, в Италии в| тридцатые годы евреям жилось спокойно.. Там люди делились на две национальности - итальянцев и иностранцев. Но в 1939 году все изменилось. Весной, когда Владимир готовился к выпускным экзаменам, Муссолини ждал в гости Гитлера. Железная дорога, по которой должен был проезжать фюрер, находилась прямо под окнами доме, где снимал комнату студент. Однажды он сидел у себя, когда к хозяйке пришел полицейский.
- У вас живет студент Лурье?
-Да.
- А вы знаете, что он еврей!. (При въезде в страну человек обязательно угадывал национальность).
- Не знаю. А что?
- Приезжает Гитлер, и все знают, как он относится и евреям. Во избежание провокации все евреи в течение трех суток не имеют права выходить на улицу. Домашний арест.
Tax итальянцы узнали, что евреев нужно бояться, презирать и ненавидеть. И, если раньше в университете экзамены сдавали по спискам, составленным • алфавитном порядке, то в 39-м - первыми в списке стояли итальянцы, затем -иностранцы, после них итальянцы-евреи, а замыкали его приезжие евреи.
Экзамены ВЛАДИМИР сдал, но не успел получить диплом, как в правительственной газете появился материал о том, что, в связи с войной между Германией и Польшей, граждане Балтийских государств должны быть интернированы и отправлены в концлагерь. Чтобы они не возвращались на родину и не примкнули к лагерю красного коммунизма. Никто из латышских студентов - а их было 62 человека - не пожелал попасть в концлагерь, Бросив все, они ринулись на родину. Успели. Проскочили. А диплом, вернее, его копию, с итальянским фашистским знаком на титуле, он получил уже " Латвии. Только не принес ему тот диплом счастья- ...
* *
Возвратившись в родной город, Владимир начал работать в больнице Красного Креста. Работал недолго. 14 июня 1941 . года началось массовое выселение латышей. Не осталась в стороне и семья Лурье. С отцом их разлучили в Кирове, где они узнали и о начале войны. Потом их везли до Красноярского края, где почти год перегоняли с одного места на другое. Весной 42-го в Красноярске собрали множество "неблагонадежных" - украинцев, молдаван, немцев, прибалтов, раскулаченных - и отправили вниз по Енисею. С глаз долой. Главным врачом каравана был назначен Сельковский, а его заместителем - Лурье. Они следили за чистотой, гигиеной, боролись с вшивостью, ставили прививки от оспы. Что примечательно, женщины просили ставить прививки на ноге, а не на руке, чтобы не было видно некрасивых язв. И в ссылке женщины оставались самими собой.
"Врагов народа" высаживали небольшими партиями по берегам реки. Семью Лурье - маму, брата и сестру - высадили в Усть-Порту, где был рыбоконсервный завод. А Владимира Соломоновича как доктора на рыболовецком боте отправили дальше с 18 раскулаченными семьями. Их довезли до пустынного берега Карского моря, приказав ловить рыбу, оставив снасти да несколько мешков муки для пропитания.
Мужики построили барак, рыборазделочный цех, позже баню, в которой была комната под медпункт.
Приближалась зима. Владимиру Соломоновичу было . 25 пет. Среди поселенцев он одни был без семьи, что его тяготило. Стал он присматриваться к девушкам. Начал было ухаживать за одной розовощекой дочерью раскулаченного, да его остановили - девчонке было всего 12 лет. Откуда же ему было знать - была она не по годам рослая, крепкая. Показали ее старшую сестру - неприметную, скромную, маленькую. Познакомились. Понравились друг другу и решили пожениться. Владимир и Александра. Жених официально попросил родительского благословения. Бабы отговаривали отца с матерью. Человек, мол, чужой, заманит, обманет и бросит. Но родители молодых благословили. Говорили, что еще до ссылки цыганка дочери наворожила - быть ей замужем за человеком другой крови. Значит, - судьба.
В это время стало известно, что невеста включена в рыболовецкую бригаду, которая отправляется на несколько дней в деревушку на Обской губе на подледный лов. ВЛАДИМИР, проводив ее и с нетерпеньем ждал возвращения. Но 6 ноября, когда бригада вернулась, девушки не было, она потерялась по дороге. Мороз стоял выше 20 градусов, одета она была совсем легко... Искали ее двое суток. Подключился к поискам шаман, живший в соседнем поселке. Он ее и нашел. Местные жители сооружали из голов оленей высокий столб. Рога бились друг о друга, издавая- необычный звук, который был слышен издалека. Это место - шайтан - считалось святым. Около шайтана и лежала Александра. Шаман осмотрел ее и закричал Владимиру: "Живая! Живая!".
Она была вся обморожена - работали только легкие и сердце. Узнав о несчастье, приехал из ближайшего поселка фельдшер. Он осмотрел больную и смазал ей йодом ступни .и пальцы ног. Через некоторое время ткани восстановились, все тело ожило. Кроме ног. На пальцах и ступнях началась гангрена - йод сделал свое дело. Чтобы мокрая гангрена перешла в сухую. Владимир Соломонович смазывал ноги жены раствором марганцовки. Гангрена "высохла".. Кожа, мясо, сухожилия постепенно высохли и выкрошились. Остались одни кости, которые торчали из ног. И очень мешали. Тогда муж взял нож, для анестезии напоил жену спиртом, и отрезал косточки. Долго они хранились потом в мешочке как память о "медовом месяце, об "услуге" фельдшера и о муках, которые они вынесли. Доктор и больная. Муж и жена, которой было 18 лет.
Он хотел, чтобы за ним ухаживали- ему самому пришлось быть нянькой. Он хотел, чтобы ему стирали, - ему нужно было стирать за двоих. Он хотел, чтобы его кормили, он был вынужден учиться готовить для семьи. Но он благодарен судьбе за то, что встретил свою Александру и прожил с ней в согласии почти 50 лет. Он хотел любви - и был любим.
Так дожили до весны. Больной нельзя было
оставаться на поселенки, но и трогать с места ее
было опасно, - могло начаться осложнение.
Владимир Соломонович все же настаивал на
переезде туда, где жену можно было лечить,
сделать операцию. Разбираться приехал
уполномоченный НКВД. Он посоветовался с
фельдшером, который сказал, что, скорее всего,
Александре ампутируют ноги no колено. Лурье
предупредили, что он будет нести
ответственность, если последствия будут тяжелее,
чем предсказал фельдшер, заставили написать
расписку и отправили в Дудинку. Им повезло. В
Норильске пребывал сосланный кремлевский хирург
Родионов. Иногда его привозили в Дудинку делать
операции, во время которых под окнами больницы
стояли люди с винтовками наготове. Хирург
оперировал блестяще. Он ампутировал Александре
торчавшие еще кости и закрыл культи кожей.
Заверил. что больная научится держать равновесие
и будет ходить. И она пошла. Сначала с палочкой, а
потом, когда ее отправили в Усть-Порт к родным
мужа, она выбросила палочку в речку. И с тех пор
ходила без посторонней помощи.
В 1945 году Александре как инвалиду первой группы разрешили переехать в Красноярск, к тетке. Муж сопровождал ее. Самое сильное воспоминание о тех днях - постоянный страх. В пути, при каждой встрече с людьми в форме, сжималось сердце. Вдруг отправят назад? Вдруг разлучат! Вдруг?.. Страх сопровождал его долгие годы. Он был врагом народа для всех. Это было клеймо пострашнее, чем его национальность.
Кем только он ни работал: водовозом, лаборантом, бухгалтером, заведующим складами, санинспектором... Но ему почти не пришлось работать по специальности - врачом. Советская власть не признавала иностранное образование, пусть оно было получено в старейшем университете Европы. В 1957 году, когда в стране меняли паспорта и выдали их ссыльным, когда не нужно стало отмечаться в комендатуре, Владимир Соломонович поехал -в Москву, в Министерство здравоохранения - просить, чтобы полученное им образование приравняли к советскому. Разрешили. Он стал работать санитарным врачом, потом - главным врачом санэпидстанции Октябрьского района. Одной из его обязанностей была приемка новых зданий. Его подпись стоит под актом в приемке крайсовета, вокзалов станций Злобино и Красноярск, жилых домов в Черемушках, в поселке Шинников. Подписывал не всегда. Отказался, например, принимать мясокомбинат. Его вызвали в райком.
- Или подписывай, или клади партбилет на стол, -приказал секретарь.
- А я беспартийный - ответил Лурье. - Но, если бы у меня был партбилет, я 6ы это сделал. А принимать комбинат в таком состоянии отказываюсь.
Два дня спустя одна из секций комбината рухнула. Отстраивали заново.
Через десять пет после разрешения заниматься врачебной деятельностью Министерство здравоохранения постановило, что окончившие иностранные вузы не имеют права работать по специальности без сдачи экзаменов. Экзамены можно было сдавать до 35 лет. Лурье был значительно старше. Бороться было бесполезно. Научный коммунизм не сдавал, историю СССР не изучал, какой же из вас врач, - говорили ему. Не помогли ни многочисленные благодарности, ни почетные грамоты. "Вы хороший специалист, но извините..." И уволили "по собственному желанию"|. Впрочем, он к этому привык. Его всегда увольняли "по собственному желанию". И в 1953-м, когда было дело врачей-евреев, и раньше как неблагонадежного, и позже как выпускника зарубежного вуза. Он устроился на комбайновый завод в отдел охраны труда. Оттуда и вышел на пенсию.
Сейчас он и его семья реабилитированы. За труд во время войны он получил недавно медаль, и ему платят за это повышенную пенсию. То, что он закончил итальянский университет, вызывает теперь у всех уважение... А что с того. Жизнь-то прошла. Он любил отца, но их разлучили, и вскоре отец умер в лагере. У них в Латвии был дом, но живут в нем чужие люди. Он мог стать хорошим врачом, но не дали... Судьба и: сейчас к нему немилосердна. Два года назад умерла жена, нынче, первого января, он потерял второго сына. Остался один, старший. Но Владимир Соломонович не ропщет НА Бога. Он молится ему. И только иногда, просматривая фотоальбом, вспоминая годы жизни в Италии и бегство оттуда, нет-нет да и задумывается: не лучше ли было остаться?
Марина Чигишева
Вечерний Красноярск 06.04.93