Одной из самых волнующих зэков (как впрочем и всех советских людей) тем всегда была проблема привилегий, в частности, лагерных. Советский Союз с самого начала своею существования был страной социального неравенства, где задачей распределения скудных ресурсов занимались самые высокие органы. Цена привилегии и допустимость этой платы - это то, что 70 лет обсуждали советские люди в лагерях, коммунальных квартирах и цековских особняках. Мы публикуем небольшой рассказ из воспоминаний Б.Ф.Януса, а также два имеющих отношение к этой теме любопытных документа (обнаруженных в питерских архивах нашими исследователями в 1993 году). Орвелл в своем романе-памфлете "Скотский хутор" основной принцип социализма (которым и сейчас не хотят поступаться) выразил, как: "Все животные равны, но некоторые равнее других".
1952-1954 - последние годы ссылки. Красноярский край, километров сто от железной дороги, в лесу дикие козы, село Дзержинское - деревянный райцентр. Никакого производства, лишь захудалый колхоз. А ссыльных нагнали порядочно, все озабочены поисками угла и заработка.
И был среди нас такой невозмутимый,
которого это, видимо, не тревожило; говорили,
что ему посылает помощь жена-повар. На вид
было ему лет за семьдесят, рослый, держался
прямо, довольно бодро, на коленях штанов
одинаковые большие аккуратные заплаты, и
все скромно, но опрятно. Недлинная ровная
борода, правильные черты лица; выражение не
глупое, а, главное, во всей повадке
степенность, даже солидность. Это был
Кузьма Антонович Гвоздев, бывший питерский
рабочий, ставший в 1917 году министром
Временного правительства. Кто-то нас
познакомил, и мы стали не в очень близких, но
приятельских отношениях. После трудных
дней безработицы, когда пришлось и крапиву
варить, посчастливилось мне устроиться
рабочим в геологическую партию. Копал шурфы,
работал на буровых, возвращался, бывало,
поздно, когда лавка сельпо уже была закрыта,
и мог оставаться без хлеба. Гвоздев и
говорит, временем располагаю, давайте куплю
вам хлеба, и я показал ему, куда кладу ключ
от моей полуземлянки. Прихожу с работы
усталый, голодный, а на столе уже хлеб лежит,
спасибо Кузьме Антоновичу.
Он близко наблюдал Керенского, министров, Троцкого и многих других тогдашних деятелей, и я упускал возможность услышать о многих характерных подробностях. Но тяжелая работа и быт съедали много энергии, да я и не специалист - историк.
Сам же по себе, как личность, он меня не слишком привлекал. В том же селе, как и на других этапах моей двадцатилетней ссылки, мне встречались и более содержательные и вызывавшие глубокое уважение люди*. Да и дружить с ним ближе было небезопасно. Около него, как оводы, вились сомнительные друзья из ссыльных. Он, похоже, благосклонно воспринимал их внимание - льстило самолюбию эксминистра? Вот и пойми, то ли им было поручено доносить "куда следует" слова Гвоздева, то ли его мудро решено было сберечь в качестве полезной подсадной утки, для приманивания "слишком умных" …Встретимся посередь села, а он громогласно: "А, по-моему, прав Ленин, нужна вторая партия!" А кругом-то уши, уши. По таким обстоятельствам, не много можно было с ним беседовать.
Он рассказывал, что родом из Пензенской губернии. В Питере проявил себя способным мастеровым, "хорошо сдал пробу" (по-нынешнему на разряд). Выбился в рабочую аристократию. "Утром, пока на спиртовке кофе варится, я бреюсь" - самоуважительно повествовал он о своей фабричной жизни. Сошелся с меньшевиками, стал лидером петербургских металлистов. Далее, как известно, война 1914 года, незадачливое участие в Военно-промышленном комитете, первая тюрьма. Недолгая, до февраля 1917-го года, а затем восьмимесячное народное кипение. Звездный час Кузьмы Антоновича: во время последнего правительственного кризиса 17 года лидеры меньшевиков предлагают ему войти в кабинет в качестве министра труда. И Кузьма Гвоздев сел в министерское кресло, среди министров единственный неинтеллигент. Калиф на час, прошел месяц, и его вместе с прочими свели из Зимнего в Петропавловскую крепость. Вторая тюрьма. К большевистскому режиму как-то примкнул, получил должность, а когда пришла Великая Сталинская Эпоха, наступила его третья и последняя тюремная полоса.
Да, судьба сказочная, феерия. А досталась человеку не особо яркому. Ни выдающегося самостоятельного ума, ни, понятно, высокой образованности... Коснулся разговор положения крестьянства, Кузьма Антонович в своей внушительной манере демонстрирует приверженность сталинской коллективизации. Приводит "живую" цитату из своей беседы с видным коммунистом, обосновывает необходимость колхозного строя.
После освобождения из ссылки в 1954 году, все мы, не мешкая, разъехались, и связь моя с Гвоздевым порвалась. Слышал, что после того прожил он не долго.
Однако, не странно ли, что бывший не рядовой меньшевик, министр Временного правительства, даже после смертоносного 37 года продолжал себе, пусть и в ссылке, жить и здравствовать. Заколдованный? Правда, случались еще и другие "несгораемые", например, тоже бывший меньшевик Вышинский, но тот оказался исключительно полезным товарищем. А какой же ценой спасался Кузьма Гвоздев? Пусть это не из крупных, а все же некоторая загадка из нашего прошлого. Вот бы нашелся бывший зэк, помнящий Гвоздева по сталинскому заключению?..
______________________________
*Самый замечательный встреченный мной в жизни человек погиб в осажденном Ленинграде. То был врач, ученый, патриот. Вот о ком надо писать. А главное - добиться бы переиздания его единственной общедоступной (остальные - специапьно научные) книги о душевной гигиене и смысле жизни человека. В условиях всеобщего разброда эта небольшая книжка Георгия Алексеевича Иваницкого - та здоровая пища, какой сегодня не хватает
«Вестник СПб «Мемориала», № 2, 1993 г.