ВОСПОМИНАНИЯ ЗЕМЛЯКА И БЫВШЕГО КОЛХОЗНИКА
Продолжение. Нач. в № 87.
В ДЕРЕВНЕ Сургутской были раскулачены крестьяне Нил Ананьевич Полежаев, Федот Агеевич Курбатов, Александр Ефимович Медянкин.
Нил Полежаев был одним из лучших крестьян нашей деревни. Он работал от зари до зари и семье не позволял бездельничать. Ему даже не хватало времени пообедать в короткие зимние дни. Выгоняя скот на водопой к проруби на реке Журе, на ходу брал мерзлый калач, отогревал за пазухой и грыз его. Нил Полежаев и его жена Варвара Васильевна вместе с детьми Яковом, Антоном и Георгием были высланы на север; только дочь Анну не тронули, которая в то время была уже замужем.
Раскулачивая, советская власть надругалась над лучшими крестьянами и многих уничтожила физически. Наплевали в душу кулакам и их детям за то, что они хорошо работали и исправно жили.
С их сыном, Гошкой, мы учились в одном классе в Ключинской начальной школе. Помню, Гошку забрали с урока, чтобы ехать в ссылку вместе с родителями. Жизненные бури и невзгоды, обрушившиеся на семью, сломали Георгия. Будучи взрослым и женатым на Ксении Иосифовне, пустился,«в беспробудную пьянку, жену приревновал к другому мужчине и решил ее застрелить. Но на дуло ружья выскочила его дочь Наташа... Прогремел роковой выстрел!.. Наташа скончалась от полученной раны.
Георгий за убийство отсидел 10 лет тюремного заключения. Дом Полежаевых сломали и вывезли в совхоз, а на их усадьбе построили конный двор второй бригады колхоза.
Была раскулачена семья Александра Ефимовича Медянкина, которая жила на краю деревни Сургутской в избушке-развалюхе, да и хозяйство не ахти какое было — ниже среднего деревенского уровня. Зато очень остры были на язык, особенно его жена Наталья, да и деду Ефиму, как говорится, не клади в рот палец — откусит. Вероятно, что-то сказали против советской власти и не вступили в колхоз, за тс и были подведены под раскулачивание.
Среди соседей неофициально ходил слух, что дед Ефим сожительствует с невесткой. Когда дед Ефим шел по деревне под хмельком, го постоянно выкрикивал: «Усь! Усь! Усярусь! На самый на... забярусь!» Советская власть его и посадила на тот самый, и оказался он на севере в числе раскулаченных.
В деревне Ключи также бмли раскулачены самые трудолюбивые крестьяне Нил Васильевич Грузенкин, Иннокентий Степанович Потехин, Анисим Степанович Кириллов, Алексей Борисович Потехин, их дома сломали и вывезли в Балахтинский зерносовхоз, а часть домов использовали на строительство клуба в Ключах.
Все они отбывали советскую каторгу на севере. О своих мучениях они пели:
Там
сослано много народа
Неизвестно, на сколько годов.
Живут они все под неволей,
Страдают, не знают за что.
Послушайте, добрые люди,
О нашем несчастном житье.
Зачем вы от нас отказались,
Примите домой нас к себе.
В этой песне был крик истерзанных ни за что и ни про что человеческих душ адской машиной сталинских репрессий.
В ПЕРВЫЕ годы советской власти, когда страной руководили «кухарки», то есть малограмотные председатели сельсоветов и районов, много было совершено варварских погромов хороших домов, церквей, храмов, монастырей — настоящих архитектурных шедевров России. Грабили и ломали усадьбы дворян, помещиков, в том числе и знаменитых людей, поэтов, писателей, художников и артистов, происходивших из богатых семей. Они, вероятно, в прямом смысле понимали слова из «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья...»
«Кулацкие» дома превратили в конторы колхозов, некоторые вывезли в совхоз, построили из них клубы, а часть из них вывезли а поле и назвали «культурными станами»; Культуры, конечно, там не было: грязь была и солома на полу, на которой спали колхозники после трудового дня.
8 трех км от нашей деревни находится село Тюльково, в центре которого стояла красивая белокаменная церковь, придававшая селу стройность и законченность гармонии, очаровательно-величественный вид. После сноса церкви деревня стала подобна кусту розы, с которого сорвали сам цветок и оставили только одни ветки да листочки. Цветок потерял свою прелесть и красоту. Белокаменную красавицу-церковь сломали и в райцентре, в селе Балахта.
Деревни после сноса больших красивых «кулацких» домов и церквей потеряли свой прежний вид, стали невзрачными, с множеством пустырей, которые своим видом напоминали незажившие раны на теле, как рот старика с многими выпавшими зубами.
Этими безответственными действиями горе-руководителей мы лишили себя и многие будущие поколения прекрасного архитектурного наследия. И все это варварство осуществлялось по указанию «руководящей и направляющей» КПСС.
ЛОШАДИ в колхозе были обезличены: кто какую поймает и запряжет в ту сбрую, которая попала под руку,не подогнанную по росту лошади, а зимой пропотевшая сбруя не просушивалась, из-за чего спины и плечи лошадей были покрыты кровавыми незаживающими ранами. Много пролили горьких слез крестьяне, глядя на свою родную лошадку, изуродованную в колхозе.
Лошадь колхозная — не моя, поэтому к ней никакой жалости не было. Стоило лошади не принять непосильный воз или зауросить в упряжке, как на нее безжалостно сыпались удары кнута и палки.
На лошадях вымещали свое зло колхозники за свою изломанную жизнь, как будто те были виноваты. Лошади по-своему протестовали против колхозной жизни: становились непослушными у новых неласковых хозяев, при первой же возможности убегали домой с колхозного конного двора, за что получали очередную порцию кнута.
Зверели лошади от частых побоев, зверели люди от новой колхозной жизни. Утро колхозника начиналось с ругани на конном дворе: то лошадь твою угнали с телегой, то не оказалось на месте сбруи, то бывший хозяин сцепился с колхозником, покалечившим его лошадь.
Народная поэзия — в виде частушек — как чуткий барометр, своевременно и остро реагировала на все жизненные события. О нищенской жизни колхозников и о скотской судьбе лошадей в деревне пели частушку:
Колхозник идет—весь оборванный, кобыленку ведет — хвост оторванный.
Кто сочинял частушки — неизвестно. Автор знал, что, если власти узнают сочинителя, ему не сносить головы на плечах.
Первую технику на селе лошади встретили, как своего смертельного врага. Сколько было разбито телег и покалечено людей перепуганными лошадьми при встрече с автомашиной или трактором. Лошади со всей своей звериной силой и выпученными глазами от страха летели вскачь сломя голову от машины, не разбирая, где ямы и канавы. При встрече с машиной едущий на лошади заранее сворачивал с дороги, брал лошадей под уздцы и крепко удерживал их.
Многие годо! прошли, пока лошади привыкли к технике и не стали бояться. Техника постепенно вытеснила лошадей из сельского хозяйства как рабочую силу. Количество лошадей в колхозах и совхозах резко сократилось и чаще их стали поставлять на мясокомбинаты для изготовления колбасы.
Продолжение следует.
Сельская новь (Балахта) 17 августа 1994 года
Материал предоставлен Балахтинским краеведческим музеем