Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Сладостная легенда грубой жизни


Четверть века, с конца 1960-х до начала 1990-х, трилогия Черкасова стояла на одном из первых мест в списке красноярских достославностей.

Енисей, Красноярская ГЭС, Столбы, трилогия Черкасова... — уже если кто по стране и слышал что о Красноярске, то вспоминал в первую очередь именно об этом. Трилогия причем имела даже определенное превосходство и перед ГЭС и перед Столбами: ею можно было обладать.

Трилогия Черкасова хороша была и в качестве презента — и продавщице в колбасном отделе, и врачу в поликлинике, и министру в Москве. Цена трилогии на «черном рынке» в лучшие времена книжного застоя превосходила стоимость авиабилета от Красноярска до Москвы...

Правда — и не сказать об этом нельзя — триумф Черкасова состоялся в ту пору, когда конкуренцию ему не могло составить ни переводное, ни отечественное чтиво, переполнившее сегодняшние прилавки и лотки...

«Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из нее сладостную легенду...» — эти слова Федора Сологуба применимы и к творчеству Алексея Черкасова. Творимой легендой была и сама жизнь писателя. Начни внимательно изучать биографию Черкасова — непременно споткнешься о противоречия, несообразности, «белые пятна»...

Ну вот, например. Одним из предков Черкасова был якобы сосланный в Сибирь декабрист — но факт этот документально ничем не подтверждается.

Или еще: в 1934 году Черкасов жил якобы в доме самого А.М.Горького (то ли две недели, то ли три месяца). Узрел-де талант в нем классик, поселил в своем доме на Никитской (и это в пору, когда даже доступ к писателю был под строгим контролем), взялся устроить в журнал рукопись его романа. Но — увы! — изгнали Черкасова и из дома на Никитской, и из столицы: то ли прогневил он Горького какой-то бестактностью, то ли (более драматический вариант) попал в немилость к властям... Конечно же, ни в каких материалах, связанных с жизнью и деятельностью Горького, не найти и обмолвки о талантливом сибиряке.

В следующий раз в Москве Черкасов оказался якобы в начале 1940-х годов, после первого ареста и лагерей. И — вновь удача! — свел знакомство с Фадеевым и Симоновым, которые напутствовали вчерашнего зэка на великие литературные дела, выдали ему некий мандат на создание в Красноярске писательской организации... Можно ли в это поверить? Можно, если не знать, что в Красноярске в то время не было ни одного члена Союза писателей и создавать организацию, собственно, не из кого было.

Наконец, в 1947 году Черкасов якобы был арестован в очередной раз — по доносу известного человека, писателя С., ныне живущего в Москве. На этот раз проверить растиражированное печатью обвинение взялся, отстаивая свою честь, сам писатель С. И что же? После двукратной проверки в соответствующих архивах КГБ, МВД выяснилось, что никаких сведений о Черкасове в связи с этим его арестом нет вообще, а стало быть, не было и самого этого ареста?

Откуда же взялись все эти «сомнительные» эпизоды из биографии писателя? Из устных рассказов самого Черкасова, из интервью вдовы его, из написанного ею «романа-биографии» писателя...

Красноярский писатель Иван Пантелеев, первый редактор «Хмеля», хорошо знал Черкассова, был с ним дружен. «Работал он как зверь, — вспоминал Пантелеев. — Скажешь ему «подрисовать», например, характер человека — он сочиняет про него новую повесть. Совершенно неуемная фантазия!»

Не в этой ли «неуемной фантазии» следует искать ответ на некоторые... ну, неординарные, что ли, факты в биографии Черкасова? К слову, тот же Иван Пантелеев, написавший для словаря «Литературная Сибирь» подробный биографический очерк о Черкасове, ни словом не обмолвился ни о «декабристском следе», ни о московских одиссеях с участием Горького, Фадеева и т.п., будто и не было их...

Впрочем, и без всех этих историй судьба Черкасова была непростой (хотя и не была она исключительной — у литераторов его поколения встречались судьбы и с куда более «крутыми маршрутами»).

Черкасов родился в июне 1915 года в деревне Потаповой Даурской волости бывшей Енисейской губернии в крестьянской семье (в 1960-е годы деревня исчезла под водами Красноярского водохранилища). Побывал в детдомах Минусинска и Курагина. Два года проучился в Красноярском агропедагогическом институте, затем уехал в Балахтинский район — проводить коллективизацию. На селе Черкасов задержался на добрых пятнадцать лет: работал агрономом в совхозах Красноярского края и северного Казахстана...

В северном Казахстане в 1937 году Черкасов и был в первый раз арестован по ложному обвинению. Три года провел в тюрьмах, лагерях. Освобожден был в 1940 году, но через два года арестован вновь. В эти драматические годы были утрачены рукописи двух первых романов Черкасова «Ледяной покров» и «Мир, как он есть». Насколько хороши они были и закончены — уже не узнать никогда.

После Минусинской и Абаканской тюрем Черкасов оказался в Красноярске, сначала в тюрьме, а затем и в психбольнице, из которой был выпущен на волю в 1943 году. К этому времени относится его знакомство с Полиной Дмитриевной Москвитиной, ставшей его женой и соавтором «Коня рыжего» и «Черного тополя».

«В стороне сибирской» — так называлась первая книга повестей и рассказов Черкасова; она вышла к Москве в 1949 году. Затем были повести «День начинается на Востоке», «Синь-тайга», «Лика», «Ласточки» и другие — вполне, в общем, заурядные. И если бы не трилогия — так и канул бы их автор в Лету безвестным провинциальным сочинителем...

Лучшим изданием «Хмеля» остается, пожалуй, его первое красноярское издание 1963 года. Черный с красным тиснением том, на авантитуле – фото человека с бунтарски-романтической наружности: портрет автора, который кажется одним из героев романа.

После «Хмеля» вышел «Черный тополь» (1969), затем — «Конь рыжий» (1972), который писатель заканчивал уже в Крыму, в Симферополе, куда он переехал с семьей. Вдали от родных мест, в апреле 1973-го, Алексей Тимофеевич Черкасов и умер от инсульта...

В чем же заключался секрет успеха трилогии? На своеобразие языка и стиля Черкасова всерьез обратили внимание, пожалуй, только критики (при этом Наталья Ильина в «Новом мире» времен Твардовского его просто-таки высмеяла), так что вряд ли успех книг определялся их художественными достоинствами.

Черкасов написал роман — «отменно длинный, длинный, длинный», с запутанным сюжетом, сложными отношениями многочисленных героев, любовью, кровью и даже эротическими эпизодами! А разве все это — не обязательные составляющие романов, эпопей, сериалов, горячо и беззаветно любимых народом и получивших их ныне наконец-то с избытком — и в печатном исполнении, и в телевизионном варианте? От избытка этого и отошла в тень трилогия Черкасова, продержавшись четверть века народным бестселлером. Впрочем, кто знает, не ждет ли ее в будущем новый потрясающий успех...

«Красноярский рабочий», 01.02.97


/Документы/Публикации 1990-е