Правда о 37-м годе вновь засекречивается
Три десятка лет прошло, как плановые взрывы на севере Красноярского края, под Норильском, обнажили сотни трупов, сбереженных вечной мерзлотой. Горожане шли к штабелям мертвых зэков и узнавали соседей по баракам Норильлага. Суровый климат - хорошее лекарство от беспамятства. Коротким заполярным летом насыпь самой северной в мире железной дороги Дудинка-Норильск по сей день выталкивает на белый свет черепа и кости заключенных. На трассе в Талнах гостю и сегодня покажут бараки исправительно-трудового лагеря НКВД. Здесь, в районе "соморки", разместили первых зэков. Чекисты знали толк в воспитании - ветер в этом мрачном месте не утихает ни на секунду круглый год. Южнее, в красноярско-канской тайге, гулаговские бараки тоже сохранились. Лишь почернели от времени.
Шутка с бородой: население СССР состояло из дисидентов, сидентов и отсидентов. Из тех, кто сидел, кто сидит и кто еще сядет. Это было не таким уж большим преувеличением для обитателей енисейских берегов всего-то несколько десятилетий назад. Лагерные края. Вот уже девятый год (!) в газете "Красноярский комсомолец" местное общество "Мемориал" ведет свою скорбную еженедельную колонку, печатая списки репрессированных, чьи судьбы связаны с краем. Конца этой работе пока не видно. По примерным оценкам председателя красноярского "Мемориала" правозщитника Владимира Сиротинина, было репрессировано не менее 60 тыс. жителей края. Ссыльных Красноярье приняло не менее полмиллиона. Еще полмиллиона отбывало наказание в лагерях.
60 лет назад партийно-чекистские органы запустили маховик уничтожения соотечественников. Больше года, до ноября 38-го, длилась эпоха, названная зарубежным историком Большим Террором. И именно в эти дни 60 лет назад в Красноярске состоялись первые заседания "троек".
Реабилитация жертв политических репрессий началась на берегах Енисея, как и во всем СССР, в 1954 г. В середине шестидесятых эта работа, как и во всей стране, была свернута и возобновилась лишь в конце 80-х. Но сегодня хранители гостайн в Красноярском крае вновь полагают, что обществу незачем знать всю правду о массовом терроре, узаконенном государством. Активистам "Мемориала" просто перекрывают доступ к информации о политических репрессиях.
60 лет прошло, а дух гулаговской баланды все никак не покинет енисейские берега.
Рассказывает Владимир Сиротинин:
- После августа 91-го архивы приоткрылись, отношение к нам было вполне доброжелательное. Мы многое сделали, но еще больше - не успели. Примерно с прошлого года стало вновь сложно работать. Ссылаясь на Закон об архивах, членам "Мемориала" не дают изучать архивно-следственные дела. Дескать, можем выдать только самому репрессированному лицу либо его родственникам. Или же нужна доверенность от них. Можно не соглашаться с директором архива, но механизма опротестования нет.
Да, доступ к документам, содержащим сведения о личной жизни человека, должен ограничиваться. Но юридически четко не обозначено, что именно относится к таким сведениям, и каждый трактует это положение как ему хочется. Например, большие проблемы у нас сейчас с доступом в бывший партийный архив, который ныне называется Центром хранения и изучения документов новейшей истории. Его директор считает, что упоминания о репрессиях относятся к фактам личной жизни, и такие документы нам не выдают. И я не знаю, как с этим бороться.
Последние полгода я вообще перестал ходить в партархив. Бессмысленное занятие. Был даже такой случай: я работал с рассекреченными протоколами заседаний бюро крайкома партии 37-38-го годов. Но эти документы - открытые! - перестали выдавать либо скрепляли листы, на которые я не имел права даже взглянуть. Как-то мне потребовалось посмотреть один протокол повторно. Я уже знал его содержание. Но во второй раз мне его дали, заколов листы, для моих глаз не предназначенные. Я сверил со своими записями, что же там такое секретное. Оказалось, на тех листах - небольшой список репрессированных в Хакасии.
Принимая решение о рассекречивании фондов партархива, его работники вдруг выяснили, что для того, чтобы снять гриф "секретно", материалы, открытые ими в 91-м, надо вновь засекретить. И засекретили. Да так и оставили. А мне сказали, что для работы с документами нужен допуск. Спрашиваю: что мне сейчас, в местную ячейку КПРФ обращаться?
Закрываются и в Госархиве ранее открытые фонды, причем именно те, в которых может быть информация о репрессиях. Непонятно, какими судьбами документация военного трибунала расквартированной в Красноярске 94-й дивизии попала в Госархив. В 91-м ее рассекретили. Мы сразу начали работать с этими документами. Сейчас их снова закрыли. А это не архивно-следственные дела. Вместе с этим перестали давать и другие материалы, где что-то говорится о конкретных людях.
Есть архив в региональном управлении ФСБ. Вся их документация, носящая общий характер - приказы по НКВД, лимиты на расстрелы и т.п., по закону рассекречена. Года два назад я попросил позволить мне работать с "расстрельным" (или как он еще назывался, седьмым) фондом. Ведь дежурная фраза, которую сейчас чекисты пишут в ответах на запросы - мол, в связи с давностью место захоронения установить невозможно, вряд ли может удовлетворить родственников репрессированных. Поначалу мне заявили, что такого фонда нет вообще, но пообещали узнать точно. И спустя некоторое время оповестили: можете приходить работать. Обрадовался, схватил тетрадку, ручки, полетел. И действительно, дали мне материалы интересные - протоколы заседаний "троек". Но это не "расстрельный" фонд.
Что ж, начал работать с тем, с чем дозволили. Порядок такой: когда знакомишься с документами, напротив садится чекист и наблюдает за тобой. И вот вскоре мне заявили: у нас нет свободного сотрудника, чтобы сидел с вами. Сначала мне давали два часа в неделю для работы с документами, потом час. Только начнешь, а чекист уже на часы поглядывает - дескать, пора закругляться.
Что касается документов по ГУЛАГу, формально все они рассекречены. Некоторые из них сосредоточены в архиве УВД края. И год назад мне еще удавалось работать с информацией по Норильлагу, Енисейстрою. Сейчас начальник спецфондов говорит: что-нибудь, может, дадим.
Трудно работать с ведомственными архивами. Они не дают опись имеющихся у них документов. И им обязательно надо говорить конкретно, что тебе требуется. А не имея списки, что скажешь? Сами же они никогда не посоветуют, мол, вот у нас есть такие документы, которые могут представлять интерес для изучения истории репрессий.
По закону каждый гражданин может беспрепятственно знакомиться с архивными материалами. Но в действительности первым делом у вас спросят письмо от организации. Форма такая: "Прошу допустить..." Обязательно вас кто-то должен рекомендовать. Я прошу дать мне материалы, в ответ слышу: а зачем вам это надо? Архивы входили в подчинение НКВД. Психология, видимо, сохранилась с тех времен - давать документов как можно меньше. К тому же, думаю, сегодня происходит усиление влияния компартии в среднем, а может, и в верхнем звене управления. В 91-м коммунисты были напуганы, сейчас, видимо, испуг прошел.
Редактор газеты из Игарки Р.Горчаков работал в архиве ВМФ в США. Ему нужны были документы, у которых гриф "секретно" должны были снять только через два года. Для него рассекретили тут же. У нас это невозможно, особенно если речь идет о нелицеприятных периодах нашей истории. Принцип прежний: чем меньше о них знают, тем лучше. Вот если б я интересовался выполнением пятилетних планов... Директор партархива с удовольствием дает мне документы, если там речь о весеннем севе или заготовке кормов.
В Красноярске до сих пор нет памятника жертвам политических репрессий. В Норильске - мемориальный комплекс, с помощью глав местных администраций появились памятники даже в райцентрах Красноярья - в Минусинске, Курагине. А в столице Краслага детям и внукам "врагов народа" прийти в родительский день некуда. Сиротинин пеняет на власть. Но что нам до нее? У нее нет денег на зарплату учителям, и 1 сентября все 650 преподавателей города Назарово объявили бессрочную забастовку. Зато в краевом центре во многом на средства краевого бюджета с успехом провели чемпионат мира по вольной борьбе. Зачем такому маленькому городу такое большое счастье, чиновники, похоже, не задумывались.
Причем здесь они, говорю Сиротинину. Это наше дело, горожан. Неужели никто не откликнулся на обращения "Мемориала" в газетах? Оказывается, нет. Почему? Ведь девятый год каждодневно в "Мемориал" приходят посетители, просят выяснить судьбу своих родственников... Или за этот век смерть для нас, живущих в России, стала столь рядовым явлением, что должным образом к ней относиться не получается? Живучи на погосте всех не оплачешь?
А, может, мы, как в притче о Вечном Рабе, потому и непобедимы, потому и выживаем в любых бедах, что воспринимаем все происходящее вокруг нас как должное: открыли документы о нашей истории - хорошо, вновь засекретили - ну и ладно, есть памятник безвинно погибшим миллионам - хорошо, нет его - а, собственно, зачем он...
У подножия горы Шмидтиха в Норильске памятник жертвам ГУЛАГа установили поляки. Японцы приезжают в край, беспокоясь за могилы своих солдат, умерших здесь в плену, перевозят их прах на родину. В Красноярском крае умерло немало ссыльных из балтийских республик. И как только это стало возможно, каждое лето их земляки приезжают поухаживать за могилами соотечественников.
По сей день в Красноярске не рассекречены места массовых захоронений жертв Большого Террора. "Если б краевые управления ФСБ и МВД захотели, чтобы эти места стали известны, они нашли бы все документы - у них они есть, - говорит Сиротинин. - Карта захоронений хранится в архиве УВД. Хотя нам и говорят, что ее нет, мы видели. Нам известно, что массовые захоронения жертв политических репрессий совершались в районе алюминиевого завода. Сейчас запрещено вести раскопки могил, но мы пойдем на нарушение, как только сможем. Ведь пока чекистов не ткнешь в простреленные черепа, они будут доказывать, что там ничего нет".
Во время первого заседания "тройки" Красноярского УНКВД к рассмотрению было принято 92 дела на 188 обвиняемых, 160 из которых обвинялось по печально известной 58-й статье. Результаты рассмотрения: 135 человек приговорены к расстрелу. Приговоры в большинстве случаев приводились в исполнение незамедлительно.
Когда установленные партией лимиты на убийства начали иссякать, красноярское партруководство попросило Политбюро их увеличить. Ответ на это прошение ждать себя не заставил. "Дать дополнительно Красноярскому краю 6600 человек лимита по 1-й категории. И.Сталин, В.Молотиов". 1-я категория - это расстрел.
Хотелось бы поименно назвать всех, кто был расстрелян в день первого заседания "тройки", говорит Сиротинин, но "Мемориал" не имеет полной информации, а Красноярское управление ФСБ под разными предлогами отказывает в доступе к "расстрельному" фонду. Поэтому называем только тех, о ком известно точно.
В день первого заседания "тройки" расстреляли: Самуила Абоянцева, хормейстера, дирижера, Степана Ваганова, матроса, Гавриила Днепровского плотника, Александра Козлова, рабочего, Федора Морозова, без определенных занятий, Ивана Никифорова, плотника, Александра Савина, мастера цеха, Ивана Тихоньких, столяра.
В какую яму сбросили их тела, неизвестно. Утром следующего дня "тройка" собралась вновь.
КРАСНОЯРСК. Алексей ТАРАСОВ, "Известия" (06.09.97)