Сердце плачет, когда пишешь на тему политических репрессий. И много раз за последние четыре года я давала себе слово больше этой темой "не болеть". А приехала в отпуск в родное село Ярцево Енисейского района, и все началось сначала: пошли односельчане за советом и консультацией — куда и как писать заявления о реабилитации. И не поздно ли уже? По возвращении в Красноярск отметила новый всплеск телефонных звонков и писем с подобными вопросами. И вновь иду я ходоком от земляков в отделение реабилитации УВД Красноярского края.
Оказалось, у него новым вход и табличка на двери яркая. По-прежнему здесь очередь— еще и многие жители Красноярска только начинают свои трудные хлопоты по восстановлению доброго имени, а затем и получению льгот. Каждого принимают по 20-40 минут, пока не разъяснят, какие документы нужны, как написать заявление, а главное — внимательно и сочувственно не выслушают исповедь.
Как же они-то, сотрудники отделения, выдерживают эту боль час за часом, день за днем — годами? И когда я, наконец, соберусь сказать им — от себя и от всех, кому они помогли — слова признательности?
Вот так и переплелись две цели - две задачи в этом интервью с Виктором ЗБЕРОВСКИМ, начальником отдела спецфондов и реабилитации краевого УВД.
— Отвечу сразу на вопрос о сроках проведения реабилитации невинно пострадавших от политических репрессий: она будет продолжаться до тех пор, пока не пойдут на пенсию родившиеся в 1958 году литовцы, значит, до 2018 года. Почему литовцы? Они последние — до 58-го года — стояли на учете в спецкомендатурах. Так что еще двадцать лет мы будем принимать заявления, давать заключения и справки о реабилитации. А с нашими справками люди идут в местные органы соцзащиты за удостоверениями, дающими право на льготы.
— Сколько человек получили уже такие справки?
— Четыреста тысяч за пять лет нашей работы. Это жители Красноярска и края, жители других регионов, граждане СНГ и других государств — Польши и Германии... "Первой волной" в 1992 году стали немцы Поволжья, они быстрее других сориентировались в начавшихся процессах возвращения добрых имен и завалили нас письмами. Казалось, максимально помогли обратившимся—и тем, чьи документы не вызывали сомнений, и тем, кто русифицировал имя или занизил в пятидесятые годы возраст детей, чтобы они не отмечались в спецкомендатурах, не переживали унижения поднадзорных. И с заявлениями поляков-"осадников" вроде бы справились. Поэтому в конце 1993 года думали, что все — дальше будем не нужны.
Но тут спохватились раскулаченные. Первое-то время они изредка запрашивали справки о реабилитации лишь для морального удовлетворения. Но новые редакции Закона "О реабилитации жертв политических репрессий", существенные изменения и дополнения в него, утверждение правительством, положения о порядке возврата гражданам незаконно конфискованного, изъятого имущества дали и им надежду на получение льгот и денежных компенсаций за утраченное в результате репрессий. По-моему, именно компенсации дали заряд энергии раскулаченным, а чаще их детям, для нелегких хлопот. И в 1994 году количество обратившихся к нам выросло с 24 тысяч до 75. А на 95-й год пришелся пик реабилитации раскулаченных.
Хотя эта проблема была наиболее сложной, так как в 55-м году было уничтожено 11667 дел о раскулачивании, остались только единичные документы для образцов. Потребовалась кропотливая работа - — десятки тысяч запросов в местные архивы. Выручили сохранившиеся там документы. На их основании и делаем многие заключения о раскулачивании. Часто советуем и помогаем людям обращаться в народные суды, которые на основании свидетельских показаний выносят решения о фактах раскулачивания, выселения и конфискации имущества. Самое трудное в этом, наверное, найти свидетелей, которые согласились бы поехать (да еще из сел или других регионов) в районный суд по месту жительства заявителя.
Но сибиряки настойчивы, и они собирают документы, как спасительные соломинки. Жизнь-то пожилых людей все ухудшается, а тут хоть маленькая, да добавка к пенсии, есть и льготный проезд в транспорте, да, к сожалению, жизнь его постепенно отменяет. Сложно и с бесплатной установкой телефонов, с частичной оплатой лекарств... Но люди надеются, что это временно. А главное, они надеются на возмещение стоимости конфискованного имущества или выплату его денежной компенсации.
— А ведете ли вы учет, сколько наших земляков эти деньги получили?
— Нам бы с выдачей справок справиться. Но частично сведения поступают — из Волгограда, Саратова, из некоторых районов края. И мы всегда радуемся звонкам и письмам от самих земляков о том, что компенсации получены.
— С вами грех не поделиться такой радостью. "Хождения по мукам" десятков моих близких и знакомых заканчивались лишь после обращения в ваше отделение — из многих мест края и других регионов зачастую приходили после нескольких месяцев ожидания туманные отписки, вызывавшие лишь слезы и обиду. А вашу фамилию — ею ведь всегда подписаны справки — произносят с благодарностью.
— Я подготовлен к этой работе всей своей жизнью и службой. В Канске, где я рос, один дом называли рейхстагом, потому что его построили немцы, был там и немецкий поселок, а район гавани был известен тем, что в нем жили "поселенцы". В юности судьба забросила меня в Игарку заместителем начальника милиции по политчасти (я уже 29 лет в погонах, по образованию же историк). Про комсомольский десант на строительство этого северного города мы все со школьных лет знаем, а тут я лицом к лицу столкнулся с теми, кто отнюдь не по зову сердца приехал, чьи фамилии были литовского, немецкого происхождения. И хотя жизнь тогда не располагала к откровениям, люди приходили и рассказывали, как их высаживали из барж с предсказаниями: "Тут вы и подохнете..." Плакали — за что им эта участь? И просили помочь найти родных. Помню, один мужчина, который, как он выразился, "под Польшей жил, под Россией, немцы забрали в рабочий батальон", мучительно искал брата. Я послал запрос на Украину и нашел его брата, но тот не захотел его узнать... Были такие волнующие сердце встречи и в Кежме, где также довелось послужить.
И вот одиннадцатый год в Красноярске служба сводит с людьми, чьи судьбы перепаханы плугом репрессий. По всем уголкам страны прошелся этот плуг, 14 народностей пострадало от него. Особенно балкарцы, как установила специально работавшая комиссия.
— У меня с детства было представление, что больше всех пострадали немцы Поволжья...
— Они на одиннадцатом месте в этом списке пострадавших народностей. Но их много жило в нашем крае, потому и запомнились больше других.
— А кто из ярких личностей, наших земляков., в таких печальных списках?
— Герой Советского Союза, фронтовик Николай Ильич Усенко. Он получил от нас справку о реабилитации в позапрошлом году, а в прошлом году, к сожалению, умер. Кстати, не все хотят, чтобы о факте политических репрессий, пережитых их семьями, становилось известно широкому кругу. Чаще это политики, государственные служащие...
— Они заботятся о своем имидже, а не о прибавке к пенсии...
— Встречаются среди тех, кто обращается к нам за справками, и такие, которые горят желанием "свести счеты", "получить свое". Один подсчитал ущерб в 245480 долларов и добавил "моральный". Другой прикинул все возможные приплоды от двух дойных коров и пишете "Мой ущерб надо считать елочкой". Мы и их понимаем... За прошлый год к нам поступило более 11 тысяч заявлений, более 10 тысяч из них исполнено. На личном приеме у нас побывали почти 4000 человек. Выдали справки о реабилитации 7000-м. И отказали в реабилитации 396 заявителям. По Министерству внутренних дел наше отделение в десятке лучших.
— Обычно ваши сотрудницы говорят на приеме, что справка будет выдана в течение трех месяцев...
— Этот срок установлен законодательством, потому что нужно продолжительное время для запросов, поиска документов.
— Но я много раз слышала радостные сообщения, что справка от вас пришла через неделю...
— А бывает, что и не укладываемся в трехмесячный срок. Все зависит от наличия данных о семье в архивах. Кстати, меня часто спрашивают, почему количество выданных справок в несколько раз больше, чем число обращений? Да потому, что мы выдаем справки на всех членов семьи по одному заявлению. А вот по решению суда справку даем только тому, о ком это решение принято. Потому и надо сразу обращаться в суд по вопросу реабилитации всех членов семьи, переживших репрессии.
— Много раз, наблюдая за работой ваших сотрудниц, ловила себя на мысли, что хочу вот так помогать людям. К вам трудно устроиться на работу?
— Практически невозможно. У нас требования высокие. По образованию наши сотрудники—историки, юристы, педагоги. Все—женщины. Самые опытные, компетентные — Татьяна Шелованова, Елена Безмен, Татьяна Килина.
— Из Читы коллеги прислали мне вот эти сборники "Возвращение крестьянских имен". Здесь списки реабилитированных с краткими выдержками из их писем-заявлений, раскрывающими суть трагедии. Вы будете издавать подобные?
— Вопрос гласности остается спорным. Я уже говорил, что не все хотят, чтобы факты репрессий, пережитых их семьями, были широко известны. Второе: брошюры или книги такие интересны узкому кругу, а затраты большие. Отсюда и третье — нужны спонсоры. А материалы у нас готовы. В любой день можем приступить к их изданию, если будет принято такое решение. У нас материалов куда больше, чем в Чите, ведь наш край был "краем ссылки".
— Вот потому ваш адрес будет нужен нашим землякам еще двадцать лет...
—660017, Красноярск, ул. Диктатуры пролетариата, 23, отделение реабилитации жертв политических репрессий УВД Красноярского края. Вход—со стороны всем известного в городе здания ЦУМа. Наши телефоны: 29-53-22, 29-59-38,29-51-66,29-58-14.
— Шквала звонков не боитесь?
— Пик обращений пережили. Теперь и знания, и опыт позволяют нам работать с большей отдачей. Пусть звонят и приходят все, кто в нашей помощи нуждается.
Тамара Городнова
Городские новости 3 февраля 1998 г.