Завтра - День памяти жертв политических репрессий.
Разговор, который вы прочтете ниже, состоялся довольно давно, по другому поводу и по большому счету не имеет отношения к той скорбной дате, которую мы собираемся отмечать. Но вместе с тем - это не совсем обычный взгляд на лагерное прошлое Норильска. В конце концов, задача нашей рубрики - не эпатировать, не сталкивать лбами, а говорить о том, о чем говорить не принято, и давать высказаться людям, чье мнение отличается от общепринятого.
В моей семье репрессированных было много - оба деда, бабка, ее сестры, их сыновья... О репрессиях, о том, кто виноват, кто прав, говорили часто - и я, пацан еще, слушал и многое запоминал. В частности, крепко запомнил споры деда, прошедшего, по его словам, "восемнадцать тысяч лагерей" и бабки, никогда не упоминавшей даже слова "репрессированные". Так получилось, что для нее деление на виноватых и безвинных не было принципиальным. Она говорила - "было и было, кто виноват, кто прав, не нам разбираться".
Гораздо позже я понял, что бабка оказалась куда мудрее многих. Вычислять процент невинно пострадавших - задача трудная, да и вряд ли необходимая. Мы не жили в то время, мы не знаем, как думали люди, во что они верили и что ненавидели. Для меня сильным открытием стал вопрос, который я сам себе задал лет десять назад, когда все вокруг только и говорили, что о лагерях да репрессиях: а имеем ли мы, сегодняшние, моральное право судить об этом?
Смотрите сами. В Норильске было множество заключенных - это общеизвестно. Но что это были за люди? Стойкие противники системы, сказавшие: нет, мы не желаем жить по этим законам, не желаем приносить пользу этому обществу (кстати, обычная философия блатного мира, в принципе не признающего каких-либо общественных правил игры) - это одна категория, и их изолировали для того, чтобы избавить общество от лишних волнений. Другая категория - враги режима (и народа): полицаи, жандармы, пленные солдаты противника, бандеровцы, священники, раскулаченные (это уже враги классовые, социальные) - здесь тоже понятно.
И наконец, третья категория - политические заключенные. Убежденных идейных противников социализма среди них было немного. В большинстве своем это были люди, искренне верившие системе, честно служившие режиму, Сталину. То есть в принципе допускавшие и лагеря, и репрессии. И пострадавшие от тоталитарной системы, с существованием которой они мирились.
Я понимаю, что не имею права говорить - кто прав, кто виноват. Это очень сложно - определять нам, сегодняшним, не знающих ни тех людей, ни тех обстоятельств, степень правоты тех, кто сидел, и тех, кто сажал. Об этом мог сказать Солженицын - фантастический человек, написавший "Архипелаг ГУЛАГ", великую книгу про сталинские лагеря. Но и он оказался необъективен - выступая со стороны только тех, кого сажали. И не надо верить мифу, который уже несколько лет упорно внедряют нам в умы - будто ВСЕ жертвы политических репрессий были безвинны. Это все равно не вся правда. Как и то, что Сталин - воплощение мирового зла. Сталин олицетворял тоталитарную систему, уничтожившую миллионы людей, но система - это и есть миллионы людей.
Тот же мой дед много раз рассказывал, как в лагере бывшие фронтовики держались в стороне от бывших власовцев. А репрессированные партийцы не общались с немецкими военнопленными. То есть даже внутри этих огромных сообществ "политических" заключенных существовали жесткие разграничения. А мы сегодня стараемся подвести их под общий знаменатель. Мол, все были жертвами политических репрессий, все пострадали безвинно. Пострадали - да, но безвинно - не все.
* * *
Еще одна сторона лагерного прошлого.
Норильск строили заключенные, узники, люди, чьи кости стали фундаментом города и комбината. Это тоже знает каждый. Вопрос: а что если Норильск построен не благодаря лагерям, а ВОПРЕКИ им?
От Москвы до Анадыря - тысячи километров, вся страна. Рудных месторождений - тоже, надо полагать, хватает. Лагерей стояло - чуть ли не на каждом километре. Почему же тогда, на все эти пространства, построили только один (!) уникальный Норильск, и не построили по одному Норильску на каждом километре? Может, не в одних заключенных (в их количестве) дело? Может, следует внимательнее присмотреться к тем людям, которые ехали сюда не по этапу, а по другим соображениям - за романтикой, за карьерой, в конце концов за настоящим делом? Если бы не было Урванцева, Завенягина и им подобных - появился бы комбинат и город в том виде, каким мы его знаем?
Это я к чему говорю. Узник, заключенный - человек, которого привезли сюда насильно и насильно заставили работать. Его отношение и к труду, и к результатам его, да и вообще к этому городу сильно отличается от отношения вольного человека, для которого Норильск стал судьбой по свободному выбору. Многие узники проклинают Норильск, отнявший у них силы, годы, здоровье, жизнь.
И эта психология распространяется на остальных живущих здесь, укореняется в сознании. Вот что я считаю самым опасным наследием лагерного прошлого.
* * *
Говорят, Норильск построили на костях... Но ведь и Санкт-Петербург построили на костях. И Москву. И все блестящие европейские столицы. Разве Рим не на костях? Или Лондон? Лондон особенно - кому интересно, пусть прочтет историю кельтов, как их огнем и мечом выжигали с родных земель. А что уж говорить о Соединенных Штатах! Солт-Лейк-сити стоит на костях сорока тысяч индейцев, да и вся Америка построила свое благополучие ценой жизни целых народов. Но нельзя (опасно!) зацикливаться на этом.
Вот пример. Родился ребенок в Норильске. Он счастлив (в детстве вообще живешь вне зависимости от кризисов, политики и режима, просто живешь - счастливая пора), он любит свою маму, свой садик, свой город. И вот ребенок приходит в школу, а ему говорят: а твой любимый город построен на костях. И об этом не устают напоминать постоянно. На костях, твердят, на костях. И человек, родившийся и выросший в одном из самых уникальных городов планеты, начинает бояться своей родины. Потому что в нем воспитали психологию не свободного человека, а узника. Лагерную психологию.
Кто-нибудь в Санкт-Петербурге начинает воспитание патриотизма и любви к этому великому городу с сообщения, что он стоит на костях? Сколько прослужит учитель в том же Солт-Лейк-сити, если будет методично вдалбливать своим ученикам, что они живут только потому, что пришлось уничтожить сорок тысяч индейцев? Нет такого.
Потому что там давно поняли простую истину. Да, рождение этих городов было вызвано страшными, трагическими обстоятельствами. Но за десятилетия своей истории эти города взрастили собственную культуру, собственную этику отношений, они живут и процветают, и вектор их жизни направлен не в прошлое, к крови и смерти, а к будущему.
Норильск - один из таких прогрессивных городов.
Лагерей в стране при Сталине были тысячи, но построить что-либо подобное Норильску не смогли больше нигде. Ум, талант, воля людей, приехавших осваивать Крайний Север, стали залогом его неповторимости. И далеко не все эти люди были жертвами политических репрессий. И не вопрос - построили бы комбинат, не будь Норильлага. Построили бы. Позже, иными силами, через десять лет, при Сталине или без него. Стране нужен был форпост для освоения Крайнего Севера - и этот форпост появился.
* * *
Здесь мы подходим к очень болезненному и деликатному вопросу - вопросу о памятнике узникам Норильлага. Нужен ли памятник городу? Точнее так - появится ли он когда-нибудь?
На мой взгляд, вопрос этот давно решен. Памятник уже есть - это уникальный в мире комбинат и город, выстроенный на вечной мерзлоте. Или вы считаете, что лучшей памяти о себе тысячи безымянных заключенных не заслужили?
Есть еще одно большое сомнение, что памятник, о котором так долго говорят, когда-нибудь построят. Лагеря, репрессии - очень сложная, тяжелая тема. На какой-то момент, в разгар перестройки и гласности, эта тема превратилась, как ни кощунственно это звучит, в интеллектуальную моду, в страшные и фарисейские спекуляции на памяти людей. Любой чиновник, следуя моде, тогда говорил о комплексе вины перед поколениями, заживо погребенными в вечной мерзлоте, о том, что все мы в долгу... Но памятник - как символ того самого неоплатного долга - так и не появился. Вот она, цена "неоплатного долга". Сегодня же искренне обеспокоены судьбой памятника жертвам Норильлага от силы сотни-две людей во всем городе, у остальных совсем другие заботы. Включая заботы тех, кто у власти.
Да нет, сказала мне одна моя знакомая, активистка общества "Мемориал". Памятник нужен городу как назидание грядущим поколениям, чтобы не повторился весь кошмар и ужас сталинских лагерей... Вот уж точно в поговорке сказано - "где птица, где водица". Для того, чтобы грядущие поколения уважали стариков, подневольно строивших их родной город, им достаточно обеспечить нормальную старость - не такую унизительную, как сейчас. А обелиски и монументы, сколько их не ставь, никого ничему не научат.
И все-таки памятник нужен. Обязательно. Приехали прибалты, поставили своим стелу на Ламе, поляки поставили часовенку на Шмидтихе. Мы же, норильчане, который год спорим о том, какой памятник должен стоять, и где его поставить, и чью лагерную участь он должен символизировать - только "политических" заключенных или всех остальных тоже... Не будет от этих споров толку, уверен. Потому что мы не можем с позиции нашего сегодняшнего дня судить о тех временах и тех людях с их трудными, запутанными судьбами.
А памятник нужен. ВСЕМ тем, кто строил Норильск, - без деления на лагерных и вольных, романтиков и узников, жертв режима и его слуг. Я не знаю, как он будет выглядеть, не знаю, где он будет стоять, но знаю, какое слово должно быть выбито на его постаменте. Это слово - "ПЕРВЫМ". Как дань уважения людям, построившим город, в котором мы живем. И которых время и судьба давно уравняли как первых строителей Норильска, без деления на романтиков, карьеристов и жертв.
Записал Вл. ТОЛСТОВ.
«Заполярная правда» №166 от 19.10.1998 г.