История повторяется дважды: как трагедия и как фарс. Вы уже слышали, конечно, про постановление депутатов Госдумы – восстановить «в качестве символа борьбы с преступностью» памятник Дзержинскому на Лубянке.Вот и господин спикер клонит туда же своим публичным заявлением о возрождении в России каторжных работ. Если кто не знает, каторга – это особый вид наказания за уголовные и политические преступления. Возникла в средние века, в России – в начале XVIII века. В конце XIX – начале XX века существовала в виде системы каторжных тюрем. И вот эта чудовищная система предлагается нам опять, в качестве хорошо забытого старого. Главное ведь начать, а исправительные лагеря строятся очень быстро. Правящая партия 37-го блестяще доказала это, заставив вздрогнуть весь мир…
На фоне всех этих последних событий история жизни бывшей узницы Норильлага Юлии Фёдоровны Доренской являет собой наглядное подтверждение всей опасности ужесточения репрессий в стране, где правит беспредел, а власть тоскует по институту каторги.
Вот так всё это было. Тогда.
…Жила-была девочка Юля, мечтала стать дамским мастером. Потом она повзрослела и стала красивой девушкой. А потом пришли непонятные люди, которые превратили её в девушку с политической статьёй. И неизвестно, как сложилась бы Юлина судьба, если бы не её сильный характер.
По многочисленным публикациям и рассказам тех, кто прошёл Норильлаг и остался в живых, известно, как было здесь в то время. Этап прибывал за этапом, заключённые выполняли самые тяжёлые работы, в лагерях царил беспредел, гибли люди. Гибли от изнурительного труда, от холода и голода.
«Главным стимулом для з/к было дополнительное питание по норме № 10, т.е. 1,6 – 1,8 пайка, которое получали заключённые, перевыполнявшие норму на основных объектах. В основном же кормили плохо, часто вместо положенных 800 г. хлеба лагерники получали 700. Кроме дрожжей, не было практически никаких витаминов, и даже за это высчитывали из нормы 50 г. хлеба и 30 рублей. Не хватало одежды, а та, которой обеспечивали, пользовалась не один срок. Всё это вело к росту заболеваний: алементарной дистрофии, нарушениям сердечно-сосудистой системы, воспалению лёгких, увеличению производственных травм, что являлось основными причинами смерти заключённых. Кроме того, любой зек мог умереть от побоев, укусов натравленных на них собак, неправильного применения оружия – все эти приёмы использовали офицеры и солдаты конвойных войск». (Документальные свидетельства).
На этом фоне праздничные приказы кажутся какой-то нелепостью. С одной стороны – жуткая действительность, с другой – здравицы в честь Советской власти, чествование ударников Норильстроя.
Тем не менее приказы такие выходили.
Из приказа по Норильскому исправительно-трудовому лагерю НКВД от 8 марта 1938 г.
«…Трудящиеся женщины СССР встречают 8 марта новыми достижениями на фронте социалистического строительства, в борьбе за новые победы в эпоху СТАЛИНСКОЙ КОНСТИТУЦИИ, женщины ещё больше сплотятся вокруг Коммунистической партии и вдохновителя социалистических побед ВЕЛИКОГО СТАЛИНА…
…За хорошее отношение к труду и выполнение лагерного режима премировать (в сумме 20-25 рублей. – А.А.) следующих з/к женщин по Норильлагу…
…довести данный приказ до каждого лагерника.
ВРИД. Зам. Начальника Норильлага НКВД ст. лейтенант гос. безопасности Рисберг».
Женщин премировали не только деньгами – им дарили туфли, отрезы на платья и юбки, вязаные кофты, платки, трикотажное бельё… Отмечая при этом, что «чем лучше заключённые женщины Норильлага будут относиться к труду и соблюдать лагерную дисциплину, тем скорее они вольются в трудовую семью нашей Родины».
Случайно или нет были такие формулировки в приказах, но многие заключённые отбывали срок наказания на стылой норильской земле как изменники Родины. И их с показушным пафосом призывали «вливаться в трудовую советскую семью»… Вырвав сначала из родных мест…
* * *
Юлия Фёдоровна Доренская попала в
Норильск тоже как изменник Родины.
Моё знакомство с этой удивительной женщиной, наверное, никак нельзя назвать случайным. Хотя встретиться я должна была совершенно с другим человеком. Но неисповедимы пути Господни…
- Юлия Фёдоровна, это правда, что в лагере приказы к праздникам выходили?
- Правда, а почему не правда? Меня в лагере тоже наградили сталинскими грамотами. Две штуки дали. Но не написано было, что за работу в лагере, просто за хорошую работу. Я-то, хоть и осуждённая была, но на вольном поселении находилась.
- Можно посмотреть эти грамоты?
- Да нет их у меня. Порвала я их. Когда меня уже совсем освободили, я работала в горбыте парикмахером, и отдел кадров затребовал как-то награды. Я принесла эти грамоты, а мне говорят: подотритесь этими вашими грамотами и выкиньте. Какие это, дескать, награды? Ну я и порвала их сразу же. И выбросила. Так обидно было… Сейчас-то я бы, конечно, их не выкинула.
- Вас привезли в Норильск в 45-м году. Вам сколько лет тогда было?
- Если по паспорту, то мне было 18, а так-то всего 15. Но мне три года прибавили, когда арестовали. Как изменника Родины арестовали, как продажную…
- В 15 лет вы были уже изменником Родины?
- Да ещё моложе были. А они года прибавляли. Деревенские девки, знаете, какие в 13-14 лет? Здоровые такие. Некоторые прямо как девушки выглядели. И всех туда… Сгребом всех… Чтобы освободить Украину, как они говорили, от бандеровцев. А бандеровец ты или нет – всё равно тебя забирали. Тогда же банд много было на Украине – бандеровцы, лютовцы…
Меня тогда энкавэдэшник Володин забирал, я говорю ему: «Ты за что меня сажаешь? Какую я Родину изменила? Я ни с кем не связана, ни с какими бандами». А он отвечает: «Я, что, из-за тебя, дуры, буду терять деньги такие?»
(Я дословно передаю слова Юлии Фёдоровны. Человек она – весьма колоритный, очень хочется, чтобы вы её по достоинству оценили).
* * *
По паспорту Юлия Фёдоровна украинка. Хотя по матери вся её родня – поляки: Каминские, Коржики, Ковальские…
Место, откуда она родом, раньше было территорией Польши. Семья их жила в Ровно. Этот город, как многие другие города и сёла Западной Украины, до 39-го года был польским. Напомним, что часть Западной Украины и часть Западной Белоруссии отошли к Польше ещё в 21 году по Рижскому мирному договору. Когда в 39-м началась вторая мировая война и немецко-фашистские войска напали на Польшу, бывший тогда Советский Союз расторг этот договор. Западные украинцы и западные белорусы высказались за воссоединение своих земель с Украиной и Белоруссией.
- Юлия Фёдоровна, получается, что родом-то вы из Польши…
- Ну да, из Польши. Раньше мы при поляках и жили. А потом это Украиной стало. Фашистов мы пережили во время войны, а потом эти репрессии… Ой, и страшно было.
- Вы даже и фамилию помните того человека, который вас арестовал…
- Володин Володя. Он сам потом сидел тут. Ему 25 лет дали. Он всё село спалил, 250 человек… Как Гитлер. Ему и дали 25 лет. Расстрел к тому времени отменили, а так расстреляли бы его. Я уже на свободе была, работала в парикмахерской, а его посадили.
- А где он тут сидел, не знаете?
- Почему не знаю? На Медвежке. Мы же виделись потом с ним. Он даже подстригался у меня. Когда зашёл в парикмахерскую, я сразу его узнала. И он меня узнал. И говорит: «Прости, если можешь. Я скоро умру. У меня рак». А я ему ответила, что ему давно надо было уже умереть только за то, что сколько детей невинных пересажал, поубивал…
- Юлия Фёдоровна, вы парикмахером после освобождения работали. И в лагере тоже?
- И в лагере парикмахером была. Мне 14 лет было, когда меня дядька мой выучил. Ох, и мастер был – сейчас таких нет. Всё говорил: учись, Юля, это твой хлеб будет. Да если б не была я парикмахером, вообще не знаю, что бы было. Представьте себе, я даже ни разу в зоне не сидела, хотя, как у изменника Родины, срок у меня был 10 лет. Единственное, когда только в 45-м нас сюда привезли на 102-й км (это в районе Кайеркана), в палатке пришлось жить какое-то время с заключёнными. Но недолго. Меня почти сразу же вызвали, так как я парикмахером была записана, поговорили со мной, что, мол, если хорошо умеешь стричь, значит, будешь парикмахером. Так я парикмахером и была всё время. И в лагере, и в горбыт потом перешла, и на комбинате потом подрабатывала.
- А в лагере ваша работа в чём заключалась?
- Как в чём? Я же парикмахер, мне надо было стричь всех заключённых наголо.
В первую зиму, помню, привезли в Кайеркан человек 800 прибалтов. И мне стричь их надо было. Все духами пахли, такие красивые… А по-русски плохо разговаривали. Я только поняла, что зачем их забрали – не поймут, они же ничего не сделали. Один, поняла, профессор среди них был. Так вы не поверите, они за зиму все умерли. Всех на Шмидтиху увезли. Они как умирали… Барак откроют (бараки под замками были), а там человек 5-6 лежат мёртвыми. Они с голоду умирали. Такие красивые парни, как мухи погибали. Что было – не дай бог…
- Юлия Фёдоровна, а с женщинами как поступали, которые сюда попадали? Их-то стригли наголо?
- Женщин нет. Если только с каким-то парнем поговорит, тогда тоже стригли наголо. Хоть какие волосы, всё равно обстригали.
- Что, вообще заключённым-женщинам нельзя было разговаривать с мужчинами?
- Да, такой вот порядок был.
- И следили за этим?
- Конечно. Продаст кто-нибудь, и всё. Такой тут Светличный был, чекист. Так он хотел, чтобы я доносчиком была. Но не на ту напал.
- Жалко, наверное, женщин-то было?
- Не то слово. Помню, одну монашку стригла, так она мне потом всё время мстила. Коса у неё ниже заднего места была, русая такая. И вот надо было тоже её наголо стричь, она спряталась под нары, на работу не выходит. Её вытащили оттуда, и на меня охранник: стриги. Не буду, говорю. А куда денешься? Вы бы видели, какая коса была у неё!..
Потом, помню, такая Манзикова была. С Германии её привезли. Ой, какие у неё тоже были волосы – кудрявые такие, одно загляденье. И тоже заставили меня её стричь.
- Тоже что-то натворила?
- Ну, с мужиком поговорила (смеётся).
- А, вообще, женщин много здесь было?
- Ой, много. Полно было женщин.
Когда меня из Кайеркана переводили в город, в 7-ю зону, вот где я насмотрелась… Там такие женщины сидели – я вам не выскажу. Сколько «жучек» только одних было…
- Это кто такие?
- Которые по-собачьи под дверью лаяли. Хозяин дверь открывает – ему по голове. Убили, ограбили, другую жертву высматривают. Опять эти «жучки» под дверью лают. Бандитки, одним словом. Ой, что эти «жучки» делали…
- А лагерь этот 7-й, он где был?
- Как ехать на рудник «Заполярный», только ближе к городу. Были там зоны 7-я и 3-я. Сифилисных там была целая зона – и мужиков, и баб.
Как вспомню этих «жучек» – не могу. Идут, например, у них «шмон» наводить – ну, знаете, ножи ищут, карты… Они все разденутся, сядут на нары в чём мать родила… Солдаты молоденькие зайдут да бежать оттуда, а они хохочут.
Им человека было убить – что плюнуть. Помню, военных с фронта понавозили лагерь охранять. И один офицер был Яковлев – красивый, молоденький. И, значит, прибегает он как-то в лагерь с пистолетом. Позвонили, - кричит, сказали, что «жучки» в лагере дерутся. А я ему говорю: ты куда бежишь? Ты хочешь, чтоб тебя убили? Но уж куда там, говорит, меня убьют… Я фронт прошёл. И пистолет, говорю, у тебя заберут, и тебя задавят на хрен. Потому что они так делали уже. Но он всё равно побежал в лагерь. А я за ним.
Забегаю в барак, а он уже между нарами лежит, душат его. И пистолет уже вытащили. Отдают мне: на, забери, он ещё вздумал нас пистолетом пугать. Отпустите парня, говорю, он же на фронте был… Отпустили они его. А задушить запросто могли…
А как они в карты друг друга проигрывали или как начальство проигрывали. Меня один раз тоже проиграли, убить хотели. Но дона женщина, видно, сжалилась надо мной и предупредила. Страшно, что делали. Себе в два ряда пуговицы на голое тело пришивали, рот зашивали, погоны пришивали. Это так в карты играли. Уже платить нечем было, только это оставалось… Это жутко.
- Юлия Фёдоровна, но вы-то, я поняла, не находились в зоне?
- Я работала. У меня при бане парикмахерская была, я и жила в этой бане. Со мной ещё две старушечки жили, они в бане убирались.
- А баня где была? Прямо на территории лагеря?
Да, в лагере она была, но ко мне ход с улицы был, ну и из зоны можно было зайти. Около входа сидел этот… «попкой» звали (смеётся), чекист. Вышка у них там стояла. А во все ворота портрет Сталина висел. Батька наш родной (смеётся). Сталин ещё живой был, когда меня реабилитировали, как посаженную малолетку. Отсидела я 8 лет, 7 месяцев и 16 дней. Меня вообще не имели права брать. У меня все братья на войне были, сестра на войне была, зятья.
* * *
У Юлии Фёдоровны шесть братьев. На фронт не пошёл только самый маленький, поскольку действительно был мал. Но «отличился» он в другом. Когда её арестовали, а ему нужно было идти в армию, он отказался от своей сестры. Иначе бы его служить в НКВД не взяли.
- Юлия Фёдоровна, у вас такая семья большая была?
- Нас у мамы одиннадцать было, пятеро умерло от болезней разных… А братья, когда подросли, все в духовом оркестре играли. Духопёры были – как говорят на Украине.
- Юлия Фёдоровна, но не все же женщины в лагере были такие, как эти «жучки»?
- Были и политические, конечно. У них такая чистотища была в бараках. Занавесочки все вышиты. Очень хорошие женщины были. Они с номерами ходили. На спине номер, на юбке, на шапке…
- А по праздникам они, наверное, и в парикмахерскую к вам приходили?
- А как же? Настоящая женщина, я вам скажу, всегда остаётся женщиной. А ведь работали многие из них наравне со всеми. Мне-то повезло. Но какие несчастные были эти женщины политические, которые здесь сидели (вздыхает). Я вам не выскажу.
- Да, много в жизни обидного, несправедливого. Но, видно, у кого какая судьба. Не миновать её…
- Вы знаете, когда в Ровно нас осудили (судили целую партию) и повезли на поезде, то с того поезда убежать можно было. Но куда побежишь? Там опять придут арестуют. А одна из нас убежала. Дождь сильный шёл, когда нас грузили, темнотища… Начальник конвоя бегает, кричит, зачем, дескать, вас таких набрали, на чёрта вы нужны, отвечай за вас… Так что можно было скрыться… Но мне до дому было целых 100 км, куда бежать-то?
А вот в Харькове я могла остаться. Перед тем как в Норильск отправить, нас в Харькове в тюрьме держали месяца два. Там такая тюрьма страшная была… А я красиво была одета. Мне сестра, которая на фронте была, прислала из Германии пальто, каких ни у кого не было, шляпу (шляпа «мама» называлась), сапожки. И вот я в этой одежде в тюрьме. И понравилась, видно, начальнику тюрьмы. Так он меня домой к себе отвёл, я жила у них целый месяц. У него дети маленькие были. Мы с их матерью в город ходили, я ела что хотела. А когда нас собирались дальше отправлять, он вдруг говорит: «Хочешь, я тебя оставлю здесь? Чтобы срок с тебя сняли, я сделать не могу, а вот оставить в Харькове могу. И дети к тебе уже наши привыкли. Оставайся».
- Не захотели?
- Не то чтобы не захотела… Мне одна женщина сказала: не оставайся, куда тебя везут, туда и езжай. Там твоё счастье будет. Пожилая такая женщина была.
* * *
…В Норильске Юлия Фёдоровна Доренская с лета 45-го. Здесь вышла замуж (это вообще отдельная история, зарегистрироваться с бывшим военным помогал сам первый секретарь горкома партии Савчук). В Норильске у Юлии Фёдоровны родились сын и дочь. Сейчас у неё три внучки и внук. В общем, здесь вся её жизнь. Она ветеран труда, а сколько молодых выучила парикмахерскому делу – не счесть.
- Юлия Фёдоровна, а уезжать-то не собираетесь из Норильска? Всё-таки вы с дедом на пенсии давно, в более тёплые бы края перебраться…
- Да куда ехать-то сейчас, господи… Да и зачем? Раньше-то собирались. Дед как на пенсию вышел, на очередь на комбинате сразу встал. И мы как-то с дочкой пошли проверить, какая у нас очередь. И вы знаете… я больше не стала туда ходить. Пришли с дочкой, а она, к которой в кабинет вошли, как рот свой открыла: «Не буду я вам ничего смотреть, пусть ваш муж приходит». «Какая разница, - говорю, - муж придёт или я пришла проверить очередь?» Так ведь она даже не встала из-за своего стола. Так мы и ушли с дочкой.
- Это в управлении кадров комбината?
- Да. И я не стала больше туда ходить и спрашивать. Думаю, ну вас к чёрту… Не умеете вы с людьми разговаривать.
- Так и не знаете, какая у вас очередь?
- Нет, не знаем. Да и не собираемся уже никуда отсюда. Такая жизнь сейчас, что лучше уж не трогаться никуда. ..Тем более что дети здесь.
- Вы прожили такую жизнь… Арестовали вас ни за что, выстрадали столько, а вот слушаю я вас – вроде и зла нет…
Вы знаете, я жалею Советскую власть. Вот хоть меня и посадили они, но не все люди были жестокие…Тогда хоть пожаловаться можно было, а сейчас… ЖЭК наш шестой взять – вообще не знаю, куда пожаловаться на него можно. Не допросишься ничего их сделать. Там такой работает Василь Анатольевич, старший мастер. В прошлом году обещал, обещал… У нас четыре года змеевик не работал в ванне. Повесишь бельё сушить – месяц сохнет. А он всё обещал нам его сделать. И это старший мастер?! Не место ему там – все жители нашего дома говорят. А вот Нина там есть, так она мне помогла. И то сделали это через комбинат. Меня ведь там все знают, но не будешь же каждый раз туда обращаться.
(В квартире Юлии Фёдоровны и Георгия Михайловича холодно и сейчас. Юлия Федоровна открыла мне свой секрет, как она согревается. Она кладёт под одеяло полиэтиленовые бутылки с горячей водой и ложится. Тепла, говорит, хватает надолго…)
* * *
- Юлия Фёдоровна, вы говорили, что и в управлении комбината работали.
- Да, пришлось. Я абсолютно всех бывших начальников комбината обслуживала.
- Они к вам приходили или вы к ним?
- Нет, они вызывали к себе в кабинет.
Самый лучший Зверев был. Вот мужик был хороший. Болел, правда, сахарным диабетом. Он такой большой был, что у меня руки не хватало, когда брила его. Я возьми да и скажи ему как-то раз: «Боже мой, какая у вас площадь большая» (имея ввиду лицо). А он говорит: «Ты что? Все соберутся, сидеть негде…» Он думал про кабинет (смеётся). А я говорю: «Да не кабинет, а ваша…» Он как расхохотался… И говорит; «Ну и язык у тебя».
- Не обижался?
- Нет. Я не знаю, но меня все уважали начальники – все до единого. И чтоб бояться их – у меня вообще такого не было.
- И откуда у вас такая смелость была?
- Да я ж с мужиками выросла – с братьями. И дралась с ними, и всё было…
Я, помню, уже замужем была, приехали в отпуск к родне на Украину. Брат мой говорит сыну моему, что, мол, сбегай-ка, племянничек, водку принеси. А он говорит: «Я не пойду, мне не положено». А он его так, знаете, под задницу: как это тебе не положено? Типа, старших надо уважать. Я схватила грабли да как его граблями навернула! Собралась и ушла к сестре…
Чтоб за себя не постоять – я не понимаю, как это можно…
Беседовала Алла АНТИПОВА.
«Заполярная правда» №189(12027) 11.12.1998г. (газета, изд. г. Норильск)