Трудно первых 10 лет?

Со странным чувством сегодня вспоминается год 1988-й. А ведь это было так недавно, каких-то десять лет назад. Но попробуйте, расскажите нынешним подросткам, что 10 лет назад не было у нас не то что сникерсов или там авокадо, - обычного сыра годами не бывало в магазинах, за маслом отстаивали многочасовые очереди, за растворимым кофе или французской помадой летали в Москву... Боюсь, не поверят!

А что было? О, много чего! СССР, он же Союз нерушимый. КГБ, он же Контора Глубокого Бурения, с ордами своих сексотов. Было Политбюро, ЦК, крайкомы, обкомы, райкомы. Было то ли 50, то ли 70 тысяч танков (точно не помню). Ну, ещё был литературный власовец Солженицын. Конечно, не у нас, а в Вермонте. Но Сахарова уже освободили из ссылки. И за хранение "Архипелага" уже перестали сажать. Лёд тронулся. Процесс пошёл, пробил час огромной выморочной империи. Она неудержимо покатилась под уклон. Только никто не знал, куда она закатится: не в ракетно-ядерную ли гражданскую войну?

Главлит, конечно, тоже был, но лёд тронулся и тут. К январю 1988 года тронулся настолько основательно, что журналисту Юрию Щекочихину удалось протолкнуть в "Литгазете" ну совсем маленькую заметочку о сборе подписей за создание в Москве памятника жертвам сталинских репрессий. И даже не просто памятника - Мемориала. Мол, есть человек, который собирает эти подписи: Лев Александрович Пономарёв.

Прочитал я это поздно вечером, а на следующий день потащился на переговорный пункт: дома-то телефона нет. Стал звонить в Москву, в редакцию "Литгазеты", и с которой-то попытки отыскал Юрия Щекочихина. А уж он дал телефон Льва Александровича. Если кто-то не знает или не помнит: Пономарёв - физик, доктор наук,в 1989 году один из основателей движения "Демократическая Россия", позднее депутат Верховного Совета и Госдумы.

Дозвонился я к Пономарёву, сказал ему свой адрес. Он обещал прислать образец подписного листа. Отправлял он трижды. Письмо с образцом дошло с третьей попытки. Это было уже в самом конце февраля.

Проблему "множительной техники" решила раздрыганная машинка "Ортех" из ателье проката, в сочетании с пачкой копирки. Отпечатав десяток бланков, я принёс их 5 марта (клянусь, это чисто случайное совпадение) на ВЦ, где трудился на жухлой ниве АСУ, и прошёлся по отделам. Кажется, с десяток подписей я тогда собрал. Но некоторые сильно перепугались.

После этой "пробной серии" я вручил несколько бланков Ирине Кузнецовой. У неё сбор подписей тоже пошёл. Я не помню как, но через несколько дней мы с ней "вышли" на Алексея Бабия (он был программистом, как и я) и встретились с ним в ГорДК, в литературной студии Русакова. Алексей сразу подключился к работе.

Кстати сказать, это были как раз дни так называемого "малого застоя" (а вот вопрос для Знатоков: кто помнит, что это такое - письмо Нины Андреевой?). Но мы на это как-то не обращали внимания, потому что заняты были делом. В эти же дни мы отчётливо почувствовали, что с методологией у нас слабовато. А дело делаем серьёзное, никак нельзя его завалить! Телефон Владимира Георгиевича Сиротинина у меня был. Когда появилась уверенность, что не по пустяку человека беспокоим, мы ему позвонили и договорились о встрече. Так и так, говорим, опыта у нас нет, боимся напортачить, вся надежда - на Вас.

Опять же, если кто не знает: у Сиротинина за плечами больше двухсот часов допросов в КГБ, начиная с середины шестидесятых, почти до середины восьмидесятых годов. Трижды его очень хотели посадить, но так и не сумели: работал настолько аккуратно, что у ГБ не было даже уверенности, а только подозрения. Работал он в Фонде Солженицына, то есть в фонде помощи политзаключённым и их семьям.

Как мы и надеялись, со стороны Владимира Георгиевича возражений не поступило. При встрече оказалось, что у него уже есть подписной лист (моего изготовления) - попутным ветром принесло со Столбов. И он уже сам занялся его тиражированием.

До конца марта нам удалось отправить Пономарёву, кажется, с полсотни подписей. Потом пошёл сбор подписей на концертах Клуба самодеятельной песни, а весь май я по выходным стоял с листами ("на сборе") в Живом уголке на Столбах.

Стоя "на сборе", я постоянно жалел, что я не психолог и не социолог. Разнообразие человеческих реакций при виде подписных листов и плаката-объявления (нарисованного с помощью пластиковых трафаретов) было поистине поразительно: от ненависти к палачам и до... ненависти к жертвам. Были и слёзы, и злобная ругань (но это редко), было и неверие в возможность реальных перемен: "Товарищ, верь, пройдёт она - так называемая гласность, и вот тогда госбезопасность припомнит наши имена..."

Простой вопрос - зачем мы собирали эти подписи? Простой ответ: мы "нутром чуяли", что это нужно и важно. Сами подписные листы московские мемориальцы сдали в ЦК КПСС, как обращение к партконференции. Там они и канули. Но главным был сам процесс сбора подписей - процесс преодоления людьми застарелого страха и тупого безразличия, - главных опор коммунистического режима с той поры, как прекратился массовый террор. Конечно же, сбор подписей был политической акцией. Может быть, точнее будет сказать, - политико-просветительской. Политпросвет, если угодно. Что любопытно, - серьёзного противодействия со стороны властей при сборе подписей не наблюдалось. В других регионах бывало всякое.

Параллельно со сбором подписей мы приложили руку и к некоторым другим делам. Думаю, что не все позабыли демонстрацию 1 июня 1988 года: как-никак, первая свободная демонстрация в городе за 70 лет! Так вот, решение провести эту демонстрацию было принято представителями красноярских независимых организаций... на моём дне рождения, в моей квартире, за месяц до назначенной даты. Всех участников не помню, но был Виктор Салато, Ельчанинов, Бабий, Воронова, и, конечно Кузнецова. Всех тогда волновал один вопрос: а что будет, если на демонстрацию (напоминаю, что лозунги были экологические, - ещё один "политпросвет") соберётся всего 20-30 человек? Но меня волновал совсем другой вопрос: что нам делать, если соберётся тысяча? Это же неуправляемая масса! Остальных моё беспокойство смешило.

На самом деле собралось несколько тысяч - демонстрация разрослась из маленького ядра, как снежный ком! Бог миловал, что не подстроили какой-нибудь провокации: последствия могли быть непредсказуемы. Наверно, власти тоже думали, что соберётся 20 или 30 чудаков, и всё.

Мы, мемориальцы, пришли на демонстрацию в полном составе и не с пустыми руками, а все с лозунгами (неделю мы их рисовали по вечерам). Активно участвовал в этой демонстрации и Комитет Содействия Перестройке, первая независимая красноярская организация, ныне почти забытая, но, на мой взгляд, оставившая в истории города заметный след.

Потом, когда перед СТИ возник митинг, мы свернули лозунги и перешли к своему основному занятию, то есть стали собирать подписи.

Позднее был ещё один митинг. И он тоже готовился при нашем участии, но на самом митинге уже мы в основном занимались своим делом.

Сбор подписей продолжался до июля 1988 года. Сколько мы их собрали и переправили в Москву? Больше двух тысяч, где-то две с третью. А потом? Потом мы постепенно перешли к делу, которое продолжаем и поныне. Мы изучаем историю коммунистического террора, - семидесятилетней войны ленинцев, сталинцев и т.д. против порабощённых ими народов, начиная с русского и кончая афганским.

Временами это была война на истребление, - как в 1918-1920, 1929-1933 или 1937-1938 годах; в другие периоды - война на истощение. Позднее, при Хрущёве, война в основном приняла форму "холодной", но войной быть не перестала, то и дело давая "горячие" вспышки: Новочеркасск и другие городки российского Юга, Тбилиси (в 1977 году, когда люди встали на защиту родного языка), интервенции в Венгрии и Чехословакии, а уже в "перестройку" Алма-Ата, Баку и снова Тбилиси, Вильнюс и Рига. И Москва: Три Дня в Августе. Но эти три дня стали для режима последними.

Не думал я, что та война ещё даст рецидив: бойню на Кавказе в 1994-1996 годах. Издохшая империя сумела-таки ужалить "с того света".

А, собственно, кто такие - мы? Объясняю: мы - это Красноярское общество "Мемориал". И сегодня нам - 10 лет. Мы – местное отделение Российского Историко-Просветительского Правозащитного и Благотворительного Общества "Мемориал". Разумеется, задача Красноярского "Мемориала" - это, в первую очередь, изучение событий, происходивших в Красноярском крае (мы говорим: "в нашем регионе").

А, собственно, зачем? Ну, хотя бы затем, чтобы знать отечественную историю. К примеру, если спросить у любого случайного прохожего, что такое Бухенвальд, то он, наверно, что-то вразумительное сможет ответить. А если спросить его про Енисейстрой (или про СибУЛОН, или про Горлаг)? Конечно, про далёкий заграничный Бухенвальд тоже знать надо, но про своё, родное и близкое, тем более. Это же и есть наша история! А что она приятна не во всех отношениях, тут ничего не поделаешь: другую историю нам взять неоткуда. "Да я и не желал бы для нас иной истории", как сказал со вздохом великий поэт. Правда, не знаю, что бы он сказал, доживи он до торжества ленинских идей...

Если же говорить серьёзно, то достаточно процитировать другого классика: "Народ, забывший своё прошлое, рискует пережить его ещё раз".

Пишу я, а сам думаю: это для нас ГУЛаг - прошлое, а для кого-то другого? Например, для соседей наших за Туманганом? Да и за Аргунью с Амуром, прямо скажем, много такого, что у нас видят уже только в дурных снах. И чем это у них кончится? Дай-то Бог (и им, и нам), чтоб кончилось хотя бы так, как у нас, а не так, как в Югославии... При их-то ракетно-ядерном арсенале...

Хочу добавить ещё пару забавных наблюдений из того, уже далёкого 1988 года. Нам тогда часто задавали несколько типичных вопросов. Во-первых, почему мы решили заняться темой "сталинских" (по тогдашней официальной терминологии) репрессий - наверное, от них пострадал кто-то из наших близких?

Каждый раз приходилось довольно долго объяснять, что причина вовсе не обязательно в этом. Например, родителей Владимира Георгиевича террор не задел (хотя среди дальних родственников, конечно, были репрессированные). Моего отца оформила на червонец тюрзака (10 лет тюремного заключения) выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР (уфф, у нас принято рабочее сокращение - в/с ВК ВС). Но! Если исходить из фактов личной биографии, так я ж должен по гроб жизни благодарить обоих великих вождей (то есть Иосифа Виссарионовича и Адольфа Алоизовича), поскольку без их упорных и настойчивых стараний я бы просто не смог появиться на свет. Потому что первую семью отца убили в Харькове нацисты. Ира Кузнецова тоже обязана появлением на свет "гению всех времён": её отец, Побиск Кузнецов, как и мой, оказался в Красноярске после Норильлага. Несколько ярких страниц посвящено ему в мемуарной книге Бориса Витмана "Шпион, которому изменила родина".

Второй типичный вопрос: "Ну, год-два вы будете опрашивать репрессированных, всех опросите, а дальше-то что? Их же мало осталось..." Первое время мы и сами не представляли истинных масштабов проблемы, хотя уже тогда понимали, что работы явно не на год. Прошло десять лет, и теперь совершенно ясно, что работы хватит нескольким поколениям историков. То, что делаем мы, вообще кажется мне чем-то вроде нулевого цикла. Впрочем, чему удивляться? В истории Второй мировой войны ещё немало белых пятен, а ведь её уже полвека изучают тысячи историков! Причём это история длиной "всего" в шесть лет, а не в семьдесят.

Бывает и поныне, что кто-нибудь удивится: "Как, неужели к вам до сих пор обращаются репрессированные?" В этом случае я объясняю очень просто: стабильный поток обращений нам гарантирован ещё... двадцать лет. Дело в том, что в 2018 году уйдут на пенсию (если пенсионный возраст не изменят) родившиеся в 1958 году, в год массового освобождения из ссылки. Тем из них, кто "успел" родиться в ссылке, полагается реабилитация. А поскольку до пенсии статус реабилитированного не даёт практической пользы, то за реабилитацией многие начинают обращаться, только когда уже пришла пора оформляться в собесе.

Конечно, ссыльные были и после 1958 года: например, некоторых литовских и латвийских граждан (с первой депортации, с 1941 года) держали под комендатурой до 1960 года и даже позже (мы не знаем, почему), некоторых ссыльных украинцев с депортации 1951 года освободили только в 1963 году, а ещё были бывшие узники-двадцатипятилетники, которым заменили лагерный срок ссылкой и освободили в 1963-1964 годах... Но это уже не были такие массовые случаи.

А последний массовый поток ссыльных пошёл с 1961 года, по знаменитому хрущёвскому "указу о тунеядцах". Нынче он знаменит в основном благодаря великому Бродскому: как раз по этому указу его и засудили. Но зря некоторые считают, что тогда пострадали преимущественно "поэты-музыканты-художники": сотнями ссылали в наш край гонимых за веру - истинно православных и пятидесятников. Это была ссылка "срочная", то есть со сроком. Как правило, по указу давали пять лет. Для сведения: нам уже удавалось по таким случаям добиться реабилитации.

Приём посетителей в нашем "Мемориале" - это вообще особая тема. На приёме сижу как раз я. "Сижу" пять раз в неделю, то есть кроме выходных, когда Дом Техники заперт на замок.

За неделю бывает иногда 15-20 обращений (человек пришёл с каким-то вопросом по нашей тематике - это называется обращением), иногда 40 и больше - это уже перегрузка. Но никуда не денешься. Ну, дело не только в этой цифре, обращение обращению рознь. Один человек пришёл подписать запросы, которые я подготовил после его предыдущего прихода. Это дело минутное. Или принёс ответы из УВД, ФСБ или ещё откуда-нибудь – ответы на запросы, которые мы с ним ранее сделали по его проблеме. А другой - это новый посетитель, "первичное обращение". Пока я "посмотрю вопрос", то есть разберусь, какие были в его деле "факты применения репрессий" и какие практические вопросы по его делу нужно решить, и каким образом это нужно делать - на всё это может уйти и полчаса, и даже больше. Конечно, бывают и простые дела, но ведь пока не посмотришь, неизвестно, простое дело или нет. Поэтому первичных посетителей оставляю на конец приёма. Иногда бывает, что начнут возмущаться: а мы первые пришли! Приходится объяснять: Вы пришли только сегодня, а вот она месяц назад, а он - год назад. Ещё бывает, что начинают доказывать: у меня, мол, дело минутное, только скопировать две бумажки! Ага, говорю я, всё понятно, придётся с Вашим делом разбираться минут сорок, не меньше. И редко ошибаюсь: доказано практикой.

Работа с посетителями у нас основана на итеративном принципе, то есть, начав решать вопрос, я стараюсь его дорешать до конца. Объяснять людям, куда и как запрашивать, часто бывает бесполезно: многие не очень грамотны. Ненадёжно и слишком долго. Быстрее и несравненно надёжнее - самому готовить нужные запросы и самому их отправлять.

Одна беда: официальные органы обязаны отвечать гражданам, то есть, в нашем случае, репрессированным или их родственникам, а вот "Мемориалу" отвечать не обязаны. И, как правило,не отвечают. Поэтому запросы должны быть от имени посетителей, из-за чего они вынуждены приходить ещё раз, чтобы своей рукой эти запросы подписать.

Само решение конкретного вопроса может занимать несколько месяцев. Если вопрос заключается в том, что у человека посадили отца, скажем, в Омской области, а никаких документов об этом у него ещё нет, то сначала надо запросить в Управление ФСБ по Омской области, и через два месяца придёт ответ. Тогда можно уже запросить справку о реабилитации отца, скажем, из Омского облсуда. Это ещё месяц-полтора. И, наконец, заявление в прокуратуру Омской области о признании пострадавшим. Ещё месяц-полтора, и получен результат - справка о признании пострадавшим. Тогда я объясняю, с чем и к кому идти в собес, и какие в результате у человека появятся льготы. И ещё – что когда пройдёт через Госдуму проект изменений и дополнений к Закону о реабилитации, то справка "о признании пострадавшим" как бы сама собой превратится в справку о реабилитации, и у её обладателя появятся ещё и другие льготы, а также надбавкак пенсии.

То есть, выходит в сумме 4-5 месяцев, а ведь такой случай из самых простых. "С нуля" он решается в три итерации, шесть обращений.

Кто-то может спросить: почему эти люди идут в "Мемориал", а не в прокуратуру, или УВД? Объясняю: многие сначала идут в официальные учреждения, а уже оттуда их направляют к нам. По разным причинам: у одних вопрос не по нашему региону, у других недостаточно документов или какие-то другие сложности... И правильно делают: прокуратура не станет разбираться с проблемами ссыльных, это компетенция УВД; УВД не занимается вопросами компенсации за утраченное имущество, и т.п. А в "Мемориале" мы стараемся решить каждый вопрос в полном объёме. Посетители приходят и говорят: мне надо получить то-то. А я им отвечаю: вот когда я посмотрю Ваш вопрос, тогда и скажу, что Вам нужно. Часто приходят люди с целью получить справку о признании пострадавшим, а оказывается, что им и реабилитацию надо получать: были в ссылке. Бывает даже, что они сами об этом не знают (что были в ссылке), а мне это видно по документам, которые они сами же и принесли.

Естественно, что помощь репрессированным и пострадавшим, прежде всего в восстановлении их прав, как это предусмотрено Законом о реабилитации, - для нас одна из уставных задач. Но когда на приёме меня спрашивают, главное ли это наше дело, я объясняю, что "Мемориал" - историко-просветительское общество, и только потом идёт слово "правозащитное". Для нас приём посетителей - ещё и незаменимый источник исторической информации. Ведь в архивных документах - только часть правды, тем более учитывая, чьими руками они писаны: зачастую руками палачей или их подручных. Любые архивные источники надо с чем-то сопоставить, чем-то надо измерить кривизну этих зеркал. По себе знаю: от долгих занятий в архиве мозги начинают сохнуть, и уже перестаёшь чувствовать реальность событий, стоящих за казёнными бумагами.

Вопрос ведь не в том, чему верить - документам или людям. Свидетели тоже иногда такого наплетут! Но и в документах бывает полно самых несуразных ошибок, хотя бы перепутанных дат или фамилий. Очень просто: один источник – пол-источника, два уже надёжнее, три - полная достоверность. Если эти источники взаимно независимы.

Это вообще основной принцип исследовательской деятельности "Мемориала": сбор и сопоставление ("стыковка") данных из всех доступных источников. Мы собираем историческую картину из осколков, из мозаики, но у нас есть преимущество: свидетели и их живая, пусть несовершенная, память.

В процессе приёма посетителей, однако, у нас реализуются не только правозащитные и исследовательские, но отчасти также просветительские задачи. Часто человек приходит в убеждении, что его отца расстреляли "по доносу" такого-то. Или он хочет посмотреть архивное дело, именно чтобы узнать оттуда, "кто написал донос". Приходится объяснять, что причина была совсем не в доносе, даже если донос действительно существовал. НКВД (а до него - ОГПУ, а после - МГБ) просто ВЫПОЛНЯЛ ПЛАН. Да, возможно, не будь того доноса, так расстреляли бы кого-то другого. А планы были - ПЛАНЫ ПАРТИИ. Партия сказала: НАДО. Вот и вся причина. Так же делалось и с "кулаками" в начале тридцатых, так же и с "изменниками родины" в сороковых. Настоящие-то пособники гитлеровцев почти все успели скрыться, а план по изменникам выполнять всё равно надо! И НКВД-МГБ выполняло: они люди военные, приказ есть приказ.

Вообще в этой сфере бытует много легенд. Есть такая, что следователь должен был во что бы то ни стало заставить арестованного подписать "признание" - мол, потому их и пытали. Но если это и так, то лишь отчасти: очень многие ничего не подписали ("не признали вину") и тем не менее были осуждены. Более того, известны случаи, когда давали срок без единого допроса! Эти случаи известны нам от живых людей, получивших срок именно таким образом. Естественно, мы не знаем, были ли расстрелы без допросов: об этом спрашивать некого.

Есть такая легенда: каждый день на лагерном разводе все обязательно называли свою статью и срок. Не всегда и не везде: сотни тысяч, если не миллионы, узников годами сидели в лагерях и без статьи, и без срока. Это те, кому выписывало срок "особое совещание" в сороковых годах. Но и в 1938 году такое бывало, что этап выгружали в лагере и уже там, сразу или позднее, объявляли срок.

Есть легенда, будто во время войны 58-ю статью из лагерей не выпускали (даже если кончился срок), а держали "до особого". В некоторых лагерях - да, но, например, в Краслаге и Норильлаге выпускали по концу срока и в войну. Более того, во многих лагерях 58-ю даже актировали, то есть освобождали досрочно по нетрудоспособности. Была такая директива НКВД в 1942 году.

Много недоразумений вызывает цифра: 60 миллионов. Такую цифру (и даже 100 миллионов) называют исследователи, изучающие убыль населения в СССР в результате массового террора. Но это не число погибших, а расчётная цифра, включающая неродившихся детей, то есть детей, которые родились бы, если бы их потенциальные родители остались живы. Надо учитывать и вот какое обстоятельство: погибших могло быть даже больше, чем репрессированных! Потому что жертвы "голодного террора" 1932-1933 годов (на Украине и Кубани, в Казахстане) формально не были репрессированы: их не арестовывали и не ссылали, а просто отобрали все продукты питания. Типичный случай убийства "без пролития крови". Многие считают, что сюда же надо причислить и ленинградскую блокаду: не очень понятно, кто там блокировал, - вермахт или НКВД?

Это всё к тому, что не следует путать два разных понятия: "репрессированные" и "жертвы режима". Второе намного шире первого.

Приходится иногда слышать дурацкий вопрос: а чево это в Казахстане казахов мало, меньше половины? А на севере и на востоке так совсем нету? А вот тово, что в 1933 году казахов в Казахстане осталась треть: треть погибла от голода, когда у них, кочевников-скотоводов, коммунисты уничтожили весь скот, чтобы "перевести на оседлый образ жизни" (держать кочевников под контролем труднее), а ещё треть бежала со своими стадами за границу, в китайский Синьцзян.

Бытуют в общественном сознании и цифры просто преувеличенные: например, что через норильские лагеря прошло больше миллиона узников. Это не так: не больше полумиллиона, а скорее, около 400 тысяч. Считая и с бытовиками (из которых очень многие тоже были ни в чём не повинны), и с настоящими уголовниками. А политзаключённых, видимо, не более 300 тысяч. Возможно, были среди них и пособники нацистов, действительно виновные в военных преступлениях, но наверняка немного.

Кстати, Норильлаг - это не только сам Норильск с Дудинкой и Кайерканом: это и Восьмое л/о (лаготделение) в Красноярске, и лагерь в Подтёсово, и сельхозлагеря (подхозы) в Курейке и южнее, до самого Шушенского.

Дело ведь не только в масштабах террора, но, главное, в том, что коммунисты уничтожали или бросали за колючую проволоку лучших: самых трудолюбивых и искусных земледельцев, самых умелых и развитых рабочих, самых честных и толковых юристов, экономистов, историков, самых талантливых и правдивых писателей и поэтов... И так далее, и так далее...

Ещё одна легенда, тоже довольно живучая: что в Большой Террор, то есть в 1937-1938 годах, пострадали в основном члены ВКПб. По нашему региону среди арестованных в период БТ было не больше 2-3 процентов коммунистов. Не исключаю, что в Москве процент мог быть и выше. Но не настолько же!

Да, среди тогдашних коммунистов были субъективно честные люди, искренне верившие в марксистские бредни. Когда такие наконец прозревали, они были обречены. Вот вам пример: тасеевские партизаны.

Нынешние коммунисты доказывают, что им незачем каяться, поскольку членов этой партии при Сталине тоже и сажали, и расстреливали. Они только забывают уточнить, кто их самих принимал в Ряды: расстрелянные? Или те, кто расстреливал?

Вообще-то я тут со своим "ликбезом" несколько залез в чужой огород, потому что просветительским направлением у нас занимается Владимир Георгиевич Сиротинин. Он организует и проводит выставки, читает лекции по нашей тематике для учителей средних школ и многое другое. А работа в архивах у нас в последнее время почти остановилась: нужные нам документы отчего-то перестали давать. На это жалуются даже университетские профессора-историки.

Что касается моей сферы, помощи репрессированным, то хочу напомнить, что приём ведётся в Доме Техники (рядом с Мэрией и Домом Актёра) по рабочим дням с 18.00. Телефоны в Доме Техники: 27-93-83 или 65-13-85. По телефону можно передать мне сообщение, но застать меня непросто.

У Владимира Георгиевича есть домашний телефон: 21-34-02, а его рабочий телефон 23-83-22.