Не гаснет свеча
Куда исчезли сотни инвалидов, пришедших с войны «обрубками»? Есть предположение, что большевики «очистили» от них общество...
Десять лет назад, в марте 1988-го, в Красноярске образовалось
историко-просветительское, благотворительное, правозащитное общество «Мемориал».
В конце того же года в Москве прошла учредительная конференция, объединившая все
региональные общества в одно, тогда всесоюзное. Своей эмблемой мемориальцы
избрали горящую свечу, символизирующую нашу негаснущую память о павших и
пострадавших от большевистского режима.
Председателем красноярского общества стал Владимир Георгиевич Сиротинин. Когда
этот бывший студент ленинградской «технолажки» оказался по распределению в
Красноярске, на него наверняка было готово досье в местной «гэбухе». Тот образ
жизни, который он вел в Питере, иных предположений не допускает. Группа
студентов, собираясь на кухне, говорила о радостях и гадостях нашей жизни.
Первого было мало, второго — много. Итогом стал фундаментальный труд «От
диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата», который Сиротинин привез в
Сибирь на фотопленке, печатал и отсылал в Ленинград. За это к нему приходили,
искали, не нашли, несколько раз предлагали приходить самому. Подробно обо всем
этом «Очевидец» писал в прошлом году, в одной из публикаций под рубрикой
«Черный Октябрь-17».
Когда красноярский «Мемориал» создавался, в нем было несколько десятков человек. Работа эта, однако, во многом рутинная, изматывающая, денег не приносящая, а рассчитанная исключительно на голый энтузиазм. Со временем многие почувствовали естественную потребность голый энтузиазм чем-то прикрыть, то есть — как-то все же зарабатывать на жизнь. Пришлось жертвовать «Мемориалом». У других энтузиазм просто угас. Словом, по тем или иным причинам сегодня в красноярском обществе осталось девять человек. Поименно, кроме двух-трех, их мало кто знает. Они не мелькают на телеэкранах, нечасто гостят на страницах газет. Работа их заключается главным образом в том, чтобы реализовать один из главных провозглашенных «Мемориалом» нравственных принципов: «Вспомнить всех поименно». То есть буквально всех, кто пострадал от большевистской чумы. Вспомнить — и рассказать о них или хотя бы назвать их имена. Еженедельно, вот уже на протяжении многих лет, такие списки репрессированных публикуются в колонке на одной из страниц газеты «Красноярский комсомолец». На эти публикации откликаются люди, приходят в приемные часы к Володе Биргеру в Дом техники, рассказывают свои истории, приносят документы... Только об одной из таких истории мы рассказывали осенью прошлого года в рубрике «Черный Октябрь-17», а их — сотни, тысячи.
Еще больше тех, о которых мы узнаем не скоро, а может быть, не узнаем никогда. Дела «врагов народа» хранятся в архивах бывшего КГБ и милицейских. Последним просто не до них, хватает другой работы. С гэбэшными же и бывшими партийными архивами в последние годы творится странное. Раньше «Мемориал» испытывал сложности по причинам понятным: в архивы не пускали, потому что у руля была руководящая и направляющая. Теперь именно те отделы, где может содержаться информация о репрессированных, для мемориальцев оказываются закрыты снова. Сиротинин рассказывал мне об этом более полугода назад — как подтвердил недавно, ситуация не изменилась, развивается в том же направлении. И причина, по его мнению, остается прежней: растущее и на среднем, и теперь уже на высоком уровне влияние компартии. Внешне это вроде незаметно, на самом деле в определенных структурах часто работают люди, связанные с компартией если не членством, то крепкой неразрывной дружбой.
Чтобы понятно было, насколько важно то, что спрятано под зеленым (или оно красное?) сукном силовых ведомств, под спудом изматывающей бюрократической волокиты, приведу один только пример — опять же, со слов Владимира Георгиевича. В послевоенные годы ни один крупный город не мог похвастать тем, что на его людных улицах и вокзалах нет безногих, калеченных людей, обрубками вырвавшихся из мясорубки войны. Были они и в Красноярске. Для них открывались дома инвалидов, если их и не лечили толком, то, по крайней мере, позволяли им спокойно (насколько в таком состоянии возможно) дожить до смерти. И вдруг в какой-то момент инвалиды, как по мановению волшебной палочки, исчезли. Дома, отведенные им, стали закрываться... Куда подевались эти несчастные? Мемориальцы предполагают, куда. От такого предположения кровь стынет... Домысел? Предложите другую версию. Большевистский режим многократно доказывал свою кровожадность, не раз самые смелые предположения становились детскими страшилками на фоне действительности.
— Все документы уничтожить не могли, — говорит Владимир Сиротинин. — Наверняка остались какие-то косвенные свидетельства, которые могли бы подтвердить наши предположения.
Или, добавим от себя ради объективности, опровергнуть... Так или иначе, для «Мемориала» в этой части его работы прежняя диктатура пролетариата сменилась диктатурой бюрократии.
Красноярский «Мемориал» стал участником созданного недавно Красноярского правозащитного центра. Защита прав граждан лежит теперь несколько в иной области: с политическими свободами все более-менее, а вот зарплату, к примеру, людям не платят... Это не значит, что главный принцип «Мемориала» — «Вспомнить всех поименно» — отодвинут на задний план. Негаснущая свеча памяти по-прежнему является символом общества. Дай Бог не угаснуть ей никогда.
Геннадий Васильев
"Комок", 1998 г, точная дата неизвестна