В документах красноярского "Мемориала", среди 30 тысяч дел о репрессированных в сталинское время, встречается поразительно много крестьян. Как правило, это были мирные, совершенно аполитичные люди. Среди них я не встретил ни одного, кто хотя бы воевал по мобилизации в армии Колчака, но зато есть немало бывших красных партизан. Вот вам один печальный случай.
Крестьянин Никита Петрович
Садиков родился в Ужуре в 1899 году. В
двадцатилетнем возрасте он ушел к красным в
партизанский отряд и был в нем до самого
поражения белых, после чего вернулся домой. Там
он женился на Марьяне Кузминичне, которая была
годом моложе, и в последующие шесть лет (1924-1929) у
них, как и заведено было в крестьянских семьях,
родилось пятеро детей: Ольга, Елизавета, Марьяна,
Никита и Степан. Беда грянула скоро: летом 1930 года
Садикова со всей семьей депортировали из Ужура:
увезли в товарном вагоне на ст. Суслово (ныне
Кемеровской области), затем гнали обозом до
Тегульдета и определили в ссыльный поселок
Шишкино, недалеко от Чулыма.
Надо полагать, что Никита Петрович никак не мог осмыслить, в чем толк этой ссылки, чем он провинился перед родной Советской властью, за которую кровь проливал: в 1933 году он бежал из ссылки. Но ведь и в самом деле: попытайтесь вообразить, что могло подвигнуть тогдашние власти на переселение молодой, многодетной крестьянской семьи из Ужура в Шишкино? Меня от дальнейших фантазий увольте, пожалуйста: бессилен.
Времена были еще не ежовские, а ягодинские, относительно либеральные, а потому Марьяне, брошенной мужем с детьми, комендатура разрешила переселиться на Саралинские рудники, однако и там их определили под надзор комендатуры. Теперь давайте, пофантазируем снова: каким образом мать в одиночку могла прокормить пятерых детей? И снова зададимся вопросом: зачем?
Далеко убежать или глубоко спрятаться Никите Садикову не удалось; надо полагать, будь тогда в Сибири белые партизаны - ушел бы к ним, покаялся и вновь взялся за винтовку. Спустя год или два его схватили, но - вот опять же времена либерализма! - не расстреляли сразу, а отправили снова в ссылку, на этот раз в деревню Российка Большемуртинского района, где он стал работать печником. Более того, в самом начале 1937 года в ту же деревню отправили и его семью, - воссоединили, стало быть. Как оказалось, ненадолго, всего лишь до начала зверств Николая Ежова.
В третий раз Никиту Садикова арестовали 30 ноября 1937 года, вначале увезли в КПЗ, а оттуда в Красноярскую тюрьму. Уже через неделю он был осужден "тройкой" и расстрелян в тот же день.
А Марьяна Кузьминична, представьте, детей каким-то образом сумела выкормить, вырастить, да и сама дожила до 1991 года.
Впрочем, можно привести еще более поразительные случаи. Крестьянин из Назимово Михаил Попов, родившийся в 1874 году, несколько лет был работником у богатого односельчанина и научился у него, как правильно, с умом вести дело. После он завел собственное хозяйство, дела быстро пошли на лад, и к середине 20-х семья Поповых считалась в Назимово одной из самых состоятельных.
Он был арестован в ноябре 1930 года вместе с прежним своим хозяином, обоих отправили в Енисейскую тюрьму. Михаил Семенович был осужден 15.02.31 года и тут же расстрелян. Спустя несколько месяцев его жену и семерых (!) детей, (из них пятеро несовершеннолетних), включая годовалую Нину, отправили на барже в Игарку. Вначале депортированных выгрузили на острове, и лишь спустя месяц перевели на берег. Все выжили. А вот несколько сот черкесов и калмыков, присланные в Игарку той же осенью, умерли в первую зиму.
На зависть прочим крепки наши сибирские бабы.
Прочитав две эти тягостные истории, я достал с самой дальней полки том Сталина "Вопросы ленинизма"; помнится, именно на рубеже 20-30-х годов этот монстр немало внимания уделял сельскому хозяйству - что, впрочем, и естественно было для аграрной страны. Удивительный, скажу я вам, коктейль у меня получился из теории и практики сталинизма: горький ёрш, если по-русски. Приглашаю вас поудивляться вместе со мной.
Знаменитая статья "Головокружение от успехов", газета "Правда", 2 марта 1930 года: "Об успехах нашей партии в области колхозного движения говорят теперь все. Даже враги вынуждены признать наличие серьезных успехов. А успехи эти, действительно велики... Успехи нашей колхозной политики объясняются между прочим тем, что она, эта политика, опирается на добровольность колхозного движения и учет разнообразия условий в различных районах СССР. Нельзя насаждать колхозы силой. Это было бы глупо и реакционно...
Что может быть общего между этой "политикой" унтера Пришибеева и политикой партии, опирающейся на добровольность и учет местных особенностей в деле колхозного строительства? Ясно, что между ними нет и не может быть ничего общего".
Месяц спустя в "Правде" выходит сталинский "Ответ товарищам колхозникам": "Забыли, что насилие, необходимое и полезное дело в борьбе с нашими классовыми врагами, недопустимо и пагубно в отношении середняка, являющегося нашим союзником.
Забыли, что кавалерийские наскоки, необходимые и полезные для решения задач военного характера, непригодны и пагубны при решении задач колхозного строительства, организуемого к тому же в союзе со средняком...
Ленинизм учит, что крестьян надо переводить на рельсы колективного хозяйства в порядке добровольности, путем убеждения... Ленинизм учит, что вне этих условий колхозы не могут быть прочными. Ленинизм учит, что всякая попытка навязать силой колхозное хозяйство, всякая попытка насадить колхозы в порядке принуждения может дать лишь отрицательные результаты, может лишь оттолкнуть крестьян...".
Но в том же 1930 году пошли по всей стране разгромы крепких крестьянских хозяйств, ссылки, лагеря, а после и расстрелы. В январе 1931 года Сталин на Первом всесоюзном съезде колхозников одним из основных тезисов имеет такой: "Наша ближайшая задача - сделать всех колхозников зажиточными".
Нам известно, что из этого ничего не вышло. Да и немудрено, если у колхозников отобрали паспорта, снова сделав их крепостными, а вместо денег платили галочками-трудоднями. Хотя и впрямь, зачем крепостному деньги? Пока вождь вещал со своего Олимпа, местные палачи входили в раж. А впереди уже маячили 1937-38 годы.
Вот пишу уже далеко не первый десяток статей на столь щемящую, но и щекотливую тему о репрессиях того гнусного режима против собственного народа, и каждый раз самое трудное для меня - найти верные интонации. Ведь за любой строкой - некогда загубленные жизни, миллионы жизней. Сегодня в моем доме тепло, семья сыта, негромко о чем-то бурчит телевизор, а я сижу за компьютером и неторопливо работаю, отвлекаясь иногда на пиалу чая и сигарету. После возвращаюсь и вновь перечитываю прежде написанное: не сплясать бы ненароком на гробах.
Вообще мало кому охота копаться в страшном прошлом собственной страны. Никто, впрочем, и не обязан. Тем с большим уважением отношусь я к немногим ребятам из "Мемориала", вовсе не историкам по профессии, для которых это стало главным делом жизни. Читателю следует учесть еще и то, что все сведения "Мемориала" отрывочны; по сути, это скупые сведения архивов либо свидетельства немногих доживших до наших времен страдальцев. Никакой полноты здесь ждать нельзя, однако и из этой смальты вполне складывается впечатляющая мозаика.
Мы продолжим листать мемориальские папки. В деревне Конок Партизанского района в 1936-38 годах были арестованы более 70 человек. В деревне! Да остался ли там кто-либо еще?
В июне 1930 года из села Частоостровское Емельяновского района были депортированы несколько крестьянских семей; среди них Старцевы - Константин Константинович, Анна Ивановна, их дети Василий, Алексей, Егор; Чураковы Степан Иванович, Анна Ивановна, Мария и Дмитрий. Всех отправили на барже в Игарку, осваивать север Красноярского края. Ссыльных в этой партии насчитывалось 150-200, они работали в совхозе на острове. Константина Старцева и с ним еще шестерых забрали летом 1937 года. Известна судьба лишь Старцева: в ноябре осужден тройкой и расстрелян три дня спустя там же, в Игарке.
!930 год, страшный, невероятный голод на Украине и в Казахстане, трупоедство. А ведь Сталин помнит почти такой же голод в Поволжье всего девять лет назад. Он помнит и свыше полутора тысяч крестьянских бунтов, которые советская власть с трудом успевала подавлять. Он понимает, что легче предупредить, чем после подавить. И давит; как хотите, но ЕГО террор начался именно теперь.
Весной 1930 года из мордовского села Шеин-Мардан были депортированы три крестьянские семьи, всего девять человек. Вещей было приказано не брать, у 12-летней Таси Павловой отняли даже валенки. Вначале их отвезли в накопитель, который был в яичном складе, а после того, как были согнаны туда же другие, посадили в товарные вагоны. Вначале всех повезли на станцию Шилка Читинской области, затем на барже до Усть-Кары, а оттуда партию в 400-500 человек, из них половина детей - пешком на прииск Целик. Селиться пришлось кому в бараках, а кому и в землянках, оставшихся от китайских рабочих.
Надо сказать, что им повезло: край более-менее теплый, можно прокормиться грибами-ягодами а нам ведь приходилось не раз читать о том, как людей попросту высаживали на берег Енисея где посевернее - выживайте, если можете. Они бы там, на Целике, и обустроились, но в конце 1931 года всех ссыльных перевезля в Красноярск и поселили в бараках на правом берегу. Весной люди стали помирать от голода - неслыханное, в общем-то, дело для наших мест. Летом, когда открылась навигация, всех перевезли в Северо-Енисейский район: из крестьян насильно делали золотодобытчиков. К середине 30-х население Соврудника составляло около 6 000 человек, в основном это были ссыльные.
Однако советская власть не была бы самой собой, если и среди этих несчастных не начать массовые аресты. Это и началось в феврале 1938 года. Арестованных две недели, за неимением тюрьмы, держали в подземной штольне, а после на трех грузовиках увезли в Енисейскую тюрьму. Следствие, "тройки", расстрелы.
В папках попадается очень много материалов о ссыльных поляках ( более всего), украинцах, прибалтах, финнах, немцах и, несколько неожиданно, о греках. Из Апшеронского района Краснодарского края греков выслали в мае 1942 года. Там были семьи Косилис - четыре человека, Иоаниди - десять человек, а также Димитриади, Мехтидис, Лаврентиади, Василиади, Манушариди. На фронте шли страшные бои, на счету были каждый вагон и паровоз, а околовоенные люди из НКВД как бы и не знали, что им с греками делать. Вот их затейливый маршрут: Баку, Красноводск, Хива, Челябинск, Омск. Из Омска эшелон вновь завернул в Среднюю Азию: Кзыл-Орда, Ташкент, Алма-Ата, Новосибирск; лишь к сентябрю они добрались до Красноярска. С мая по сентябрь в товарных вагонах без нар и без возможности сойти на землю хоть ненадолго...
Эшелон выгрузили на станции Енисей и здесь людей поселили в бараки возле графитной фабрики. Спустя месяц какую-то часть ссыльных загнали в трюм парохода "Мария Ульянова" и они поплыли на север; многие оказались в Туруханском районе. Чуть раньше туда уже привезли латышей, немцев и финнов. Многие там и умерли; в греческой семье с русской фамилией Урумовы из шести детей скончались пятеро. Остальные, 22 семьи, попали в Партизанский леспромхоз, где работали уже ссыльные, прибывшие ранее, в том числе 10 семей поляков и по четыре - финнов и немцев. Зимой 1944 года туда пригнали 15 калмыцких семей, но почти все они погибли в первый же год.
При Берии ежовская практика расстрелов из числа ссыльных уже не практиковалась. Оставшиеся в живых греки могли расселяться по территории края, но вплоть до 1956 года почему-то все еще оставались "под комендатурой". И что же? Немало оказалось таких, что не захотели от нас уезжать и вовсе.
Столыпин заселял Сибирь при помощи денежных ссуд и изрядных земельных наделов: земли в Сибири много, а людей мало. Сталин осваивал Север и поднимал лесное хозяйство при помощи грубой и безжалостной силы: богатств на Севере много, а людей мало. Кстати, циничный термин, бездумно применяющийся по сию пору, "рабочая сила", если не ошибаюсь, именно тогда и появился в российском лексиконе. Спросим в последний раз сами у себя: за что государство казнило именно Сидорова, Иванова и Петрова? Разве - за то, что им выпало несчастье жить в ту эпоху.
Анатолий ФЕРАПОНТОВ