Уже после гражданской войны, после тогдашнего еще разгула красного террора только сумасшедший, казалось бы, мог с вилами в руках переть на красный паровоз. Напротив, любому мало-мальски разумному человеку полагалось бы тихо сидеть в своей норке и -- выживать. Главный герой этого небольшого очерка вряд ли был разумен; возможно, он попросту был не по возрасту инфантилен, а это также одна из разновидностей душевной болезни.
Алексей Куклинский, поляк, родился под Белостоком в 1903 году. Неизвестно, когда и зачем
его родители перебрались в Сибирь, на станцию
Мариинск, но в годы Первой мировой семья жила там.
В 1918 году Куклинские перебрались еще чуть
восточнее, на станцию Чернореченская. Соседство
с железной дорогой, очевидно, предопределило, что
всю свою недолгую жизнь хлеб насущный Алексей
зарабатывал на ней.
Пожалуй, характером он был непоседлив: с Чернореченской перебрался на Шира, оттуда в Ужур, где и устроился конторщиком товарного двора.
Куклинского арестовали 5 января 1931 года. При обыске уполномоченного ОГПУ Бартенева интересовали в первую очередь письма и прочие документы Алексея. Через Красноярск его отправили в КПЗ дорожно-транспортного отдела ОГПУ Томской железной дороги.
Из рапорта участкового уполномоченного ТО ОГПУ ст. Ужур Полухова от 15.01.31г: "Препровождаю автора письма писаного в ОГПУ г.Москва конторщика товарного двора гр.Куклинского Алексея Михайловича с приложением двух писем взятых у рай Уполномоченного ОГПУ тов. Куртукова и переписки обнаруженной при обыске...". В деле подшиты эти два письма. Первое из них - жалоба в ОГПУ на... ЦК ВКП(б). Начинается оно с того, что, мол, во всех газетах пишут про вредительство, вот только ищут этих вредителей среди "стрелочников". Однако на деле самое главное вредительство - это политика ЦК: "...а без обуви живем это не вредительство?.. к концу пятилетки не только коней а собак всех поедим... не построивши нового хозяйства разоряем до основания старое...". Второе письмо адресовано прямо ЦК: "Вы не правительство а палачи капиталистические над трудящимися...".
Допросы начались 17 января в Красноярске. Обвиняли Куклинского еще и в том, что он подписывал письма чужими именами. В Ужуре тем временем допрашивали свидетелей. Те говорили, что Куклинский "много читал книг и газет", но слыл нелюдимом. Против него дали показания трое: начальник станции Ужур Н.Н.Чирикин, нарядчик Заруба и предместкома Г.А.Помазан. Один из них заявил так: "Вечно он молчал, но по взгляду видно, что он несоветский человек".
Следствие длилось два месяца; 20 марта транспортный линейный суд Томской ж.д., заседавший в Красноярске, вынес приговор: пять лет ссылки, как основной меры социальной защиты, "с перечислением за Томским изолятором". Пять лет на деле обернулись девятью: лишь в 1940 году Куклинский был освобожден и уехал на ст. Чернореченская, где вновь устроился на железную дорогу.
Покуда
Куклинский отбывал ссылку, беда постигла его
младшего брата Михаила, который работал дежурным
по ст. Камала Красноярской ж.д. В декабре 1937 года
его арестовали, допросили и повезли из Уяра в
Канск, через Камалу. Жене каким-то образом
удалось с ним встретиться. Михаил снял с себя
пальто и отдал его жене со словами "Оно мне
больше не нужно". Он был осужден "двойкой"
2 февраля по ст.58-10 (антисоветская агитация) и
расстрелян двадцатого.
Алексей Куклинский был мобилизован на фронт 18
августа 1941 года, и воевал в Карелии, западнее
Медвежьегорска.
Я пишу документальный очерк, а этот жанр требует максимальной точности, следования только фактам. Однако никто не может упрекнуть автора за попытку коснуться психологии, размышлений героя, что предполагает некую степень воображения, - дело читателей, соглашаться со мною или нет. Что чувствовал Алексей Куклинский, взяв в руки винтовку? Наверное, лишь то, что он защищает ненавистный режим, отнявший у него девять лет свободы и казнивший его родного брата - больше ничего. Выход он нашел странный, может быть, для нас, однако совершенно естественный для него самого. После очередного боя он отпросился с передовой в медсанчасть, но пошел напрямки в Медвежьегорск. Винтовку свою и подсумки с патронами он закопал в снег, они ему были уже не нужны: Куклинский решил дезертировать и добраться домой, в Красноярск. На следующий день, 11 ноября 1941 года, он развел костер и вскоре был задержан пограничным дозором. При обыске у Алексея Михайловича обнаружили паспорт, справку об освобождении из ссылки и немецкую листовку, которую он хранил еще с начала сентября. Его отвезли в Медвежьегорск, где посадили в дивизионную КПЗ. Днем позже состоялся единственный допрос, на котором Куклинский во всем признался. Протокол об окончании следствия и обвинительное заключение по военному времени составили немедля. Хранение немецкой листовки было квалифицировано как "контрреволюционная агитация", это повлекло за собой ст.58-10. Заседание военного трибунала открылось 13 ноября в 20-10, приговор был зачитан в 21-25: высшая мера наказания с конфискацией имущества.
Приговор привели в исполнение 16 ноября, выписка о конфискации ушла в Козульский райотдел НКВД.
Красноярское отделение общества "Мемориал" хлопотало е реабилитации братьев. Михаил реабилитирован полностью, Алексею по факту дезертирства в реабилитации было отказано, что вполне логично.
Анатолий ФЕРАПОНТОВ
«Честь и Родина», № 12 (14), 14.07.99 г.