Печаль наша светла
...Ошеломление — пожалуй наиболее точное слово для обозначения чувства, охватывающего человека, впервые попавшего в ритуальный зал. Испытывала его и я, придя на проводы в последний путь Гунара Робертовича Кродерса. Как нечто нереальное, воспринимались и сама церемония, и то, что ушел от нас тот, кто всегда был необыкновенно живы, а значит, казался вечным.
ВСПОМИНАЮ уют его рабочего кабинета, глубокое кресло, мягкий свет лампы, запах крепкого кофе - сколько раз я бывала в этом доме, неизменно гостеприимно и доброжелательном! Здесь витал дух тонкого apтистизма, легко беседовалось о музыке, театре, литературе, журналистике. Здесь хотелось бывать еще и еще, только удерживала от частых визитов атмосфера постоянной занятости; Гунар Робертович работал очень много, всегда с детским интересом вникая в новую тему.
О чем бы он ни писал — об оперных певцах, духовой музыке или концерте Маши Распутиной, всякий раз в статье обнаруживались и его огромные знания, и тонкий вкус , и удивительное чувство такта. Он отличался терпеливым постижением нового, умением высветить его особенности, разглядеть талант в самом начале пути — это необходимо творческому человеку всегда, а слово Кродерса значило необыкновенно много.
Я преклонялась перед его мужеством: первым среди всех он подвергся политическим репрессиям (а в Норильске многие испытали это на себе в той или иной мере), он написал «Живу и помню» — горький и предельно честный дневник воспоминаний времени сталинского террора, сгубившего его родителей, цвет интеллигенции Латвии и многих других народов. Знаю, многие плакали, читая. После этой публикации поверилось: повторение тотального террора в нашей стране стране невозможно — мы теперь умнее. добрее, мужественнее, честнее. Террор не пройдёт.
То жестокое время и было его университетами. Многие после смерти Сталина, получив реабилитации так и не смогли вновь собрать свою душу, найти приложение своих сил. себя в новой жизни. Гунар Робертович сумел, смог. Лишенный в сталинское время возможности учиться, он всю свою жизнь занимался самообразованием.
Я поражалась его фонотеке, книгам, папкам с вырезками из газет и журналов,
огромному архиву, богатейшей памяти. Очень хотелось у него учиться, и однажды
мне повезло: Кродерс пригласил меня в многотиражку «Горняк»", редактором которой
работал много лет. Это был прос:то подарок судьбы и такая оценка моих скромных
возможностей, которую еще следовало заслужить. Всего три года мне
посчастливилось. работать с Кродерсом, но это была замечательная школа.
Как он макетировал газету, с какой изобретательностью и подлинным художественным вкусом располагал материалы на полосе — недаром «Горняк» не раз занимал призовые места в разных краевых конкурсах. Работать с ним было удивительно легко и интересно. Гунар Робертович умел, не навязывая своего мнения, подсказать тему, никогда не успокаивался сам и не терпел лености в других, никому не позволял небрежности и неуважения к языку. И все это умел высказать, почти не тратя слов, никогда не повышая голоса. Глядя на него, просто стыдно было работать вполсилы, делать что-то спустя рукава. Отличной газетой был его «Горняк», которому, кстати, нынче в августе исполнилось бы 40 лет...
Он любил всех, с кем сводила : работа — артистов театра, сотрудников по газете. друзей, свою семью. Мне кажется, облако этой любви еще и сейчас защищает всех нас, подбадривает и даёт силы, помогает переносить жизненные удары мужественно и относииться к людям с такой же любовью.
А. МАКАРОВА
Заполярная правда 20.09.1999