Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

«Мой батальон не осрамит России…»


На всю Россию прогремело в 1917 году имя Марии БОЧКАРЁВОЙ, полного Георгиевского кавалера, создательницы и командира 1-го женского добровольческого ударного батальона смерти. Дальнейшая судьба героини известна лишь фрагментарно и основана большей частью на «неподтверждённых данных». Существуют легенды о её встречах с Лениным и Троцким, о её расстреле в октябре 1919 года Витебским ЧК. Сегодня читатели имеют возможность ознакомиться с уникальными документами, проясняющими реальные подробности биографии Бочкарёвой. Весной 1920 года на неё завели дело в Особом отделе ВЧК при 5-й армии. Вскоре последовал смертный приговор. Однако в заключении прокуратуры Омской области о реабилитации Бочкарёвой (1992 год) «нет документов о приведении постановления в исполнение».

Из протокола допроса Марии Бочкарёвой.

«…На войну в 1914 году я пошла из чувства патриотизма и желала умереть за Родину. Я подала на имя Николая II-го телеграмму о своём желании поступить на военную службу. Царь разрешил. И меня зачислили нижним чином в 25-й Томский запасной батальон. За всё время моего пребывания на фронте в этом полку я была четыре раза ранена, получила все четыре степени Георгиевских крестов. 1917 года мая 1-го дня на фронт прибыл Родзянко. При разговоре с ним командир Полоцкого полка сообщил, что в полку имеется женщина-доброволец, которая находится на фронте с начала войны, своим мужеством и храбростью показывает пример мужчинам и награждена 4-мя степенями Георгиевских крестов. Родзянко пожелал меня видеть лично. Я подошла к нему, он меня поцеловал и приказал сшить мне новое обмундирование и отправить в Петроград.

По приезде в Петроград я в Таврическом дворце сделала членам временного правительства доклад. В докладе говорила, что солдаты не слушаются начальства и братаются с немцами. Я предложила сформировать добровольческий женский батальон. В Зимнем дворце была представлена Керенскому. За обедом он меня приветствовал и сказал, что разрешает формировать добровольческий женский батальон смерти.

22 мая 1917 года в Петрограде в Малом Мариинском театре я выступила с устной агитацией. При этом записала две тысячи женщин-добровольцев. Мне дали казарму на Торговой улице в Петрограде. Выдали обмундирование и вооружение, дали инструкторов, и я приступила к обучению своего батальона. В этот период я откомандировала от себя 1500 женщин за их лёгкое поведение, и они в Инженерном замке образовали из себя самостоятельный Ударный батальон и созвали Всероссийский съезд женщин. А я с пятьюстами женщин осталась формироваться. 17 июня 1917 года присутствовали при освящении знамени моего батальона в Исаковском соборе. Генерал Корнилов в присутствии Керенского и других членов Временного правительства вручил мне знамя и произвёл в прапорщики.

1-го июля 1917 года после молебна в Казанском соборе я со своим батальоном отправилась на фронт в Молодечно, где нас прикомандировали к 1-му Сибирскому корпусу. 8-го июля участвовали в бою под Крево. Взяты две линии немецких окопов. Когда зашли в Спасский лес, то солдаты нас бросили на произвол судьбы, и я осталась с батальоном одна. 9-го июля утром немцы перешли в наступление, мы отступили. При этом я была тяжело контужена и вынесена в бессознательном состоянии с места боя. За этот бой меня представили к золотому оружию, оружия не получила, а была произведена в подпоручики.

Когда я поправилась, то получила приказ от генерала Корнилова сделать смотр женским батальонам, годных влить в мой батальон, вновь батальонов не формировать, а негодных расформировать, что мной и было сделано.

От Советской власти была получена телеграмма, чтобы я свой батальон расформировала. Это было осенью 1917 года. После расформирования батальона я поехала в Петроград. В Петрограде меня на станции арестовали и отвезли в Петропавловскую крепость, где я просидела семь дней. После была вызвана в Смольный, где со мной говорил неизвестный мне господин, который предложил мне поступить на службу Советской власти. Он говорил, что я крестьянка и должна защищать свой народ, но я ему сказала, что слишком измучилась за войну и в гражданской войне не хочу принимать участия. Мне дал этот господин денег, и я поехала на родину, в Томск.

И там я стала жить с отцом и матерью. Перед новым, 1918 годом у меня открылась старая рана на правой ноге, и я поехала в Москву лечиться, где меня на станции арестовали. Просидела на гауптвахте, перевели в Бутырскую тюрьму, наводили справки обо мне в Томске. Продержали меня два месяца, я лежала в тюремной больнице с больной ногой.

Приехала обратно в Томск в Великий пост. Нога болела, жить было нечем, и я с 15-лет-ней сестрой поехала во Владивосток. Где обратилась к американскому консулу за помощью, чтобы он дал мне средств и возможность уехать с сестрой в Америку лечиться.

В Америке я была представлена президенту Вильсону. Вильсон меня принял как первую женщину-офицера и сказал, что он считает за честь меня видеть. Затем побывала в Англии, где добилась аудиенции у самого короля, который был очень рад видеть вторую Жанну д’Арк. Я в ответ ему сказала, что считаю за великое счастье видеть короля свободной Англии…

…Когда прибыла в Архангельск, явилась к командующему Архангельским фронтом к генералу Мурашевскому, которому сказала, что я приехала из Англии получить служебное назначение. Генерал сказал, что здесь у нас только начинает зарождаться новая армия, поэтому просит, чтобы я сформировала здесь маленькую боевую добровольческую ячейку, но не женскую, а мужскую. Услышав, что я боевого дела во время гражданской войны не принимаю, генерал приказал меня арестовать, но мой адъютант поручик Филиппов тут же переговорил с английским генералом, давшим приказ, чтобы меня не арестовывали. У меня отобрали переводчика и адъютанта и посадили под домашний арест на семь дней. Это было в первых числах сентября 1918 года.

Накануне нового года был в газете напечатан приказ о том, что я много сделала для России в Германскую войну, и эту работу оценит в будущем благодарная Россия. А теперь в моей работе не нуждаются и что обойдутся без женщин, а меня просят снять военную форму и погоны. Я этим была страшно возмущена, пошла к генерал-губернатору Архангельска Миллеру и сказала ему, что форму и погоны никто с меня не имеет права снять, я никакой измены не делала, а отказалась выполнять приказ генерала Мурашевского, потому что считаю себя инвалидом и у меня нет сил формировать боевой отряд.

Через три дня в газете появился приказ, в котором говорилось, что поручик Бочкарёва имеет право носить военную форму и погоны и числится в резерве чинов с окладом в 750 рублей в месяц. Это было 3-го января 1919 года. До июля я жила на получаемый оклад, числясь в резерве чинов, ничего не делая. В июле из газет узнала, что экспедиция собирается отправиться в Сибирь. Экспедиция военная, которая должна доставить для армии Колчака пулемёты, снаряды, обмундирование. Её капитаном был морской офицер Савицкий. Я пошла к генералу Миллеру и стала просить у него разрешения поехать с этой экспедицией в Сибирь, на родину. 10 августа 1919 года я покинула Архангельск.

Родителей застала в бедственном положении, тут же зять мне начал говорить, что я заблуждаюсь: «Посмотри, три баржи замороженных красноармейцев стоят на Оби, а ты сочувствуешь нашим врагам». Я сказала зятю и своему мужу Бочкарёву, с которым я не жила 12 лет, что сочувствовала белым, потому что меня уверили, что большевики идут рука об руку с германцами, для того чтобы сделать в России царём Вильгельма. А теперь я поняла, что глубоко ошибалась и поэтому уезжаю в Омск к Колчаку и буду просить, чтобы он мне дал от военной службы отставку совсем и пенсию.

…Я вошла в кабинет Колчака. Он вёл разговор с Голицыным, с главнокомандующим добровольческими отрядами. Когда я вошла, Колчак и Голицын встали и приветствовали меня, сказали, что они обо мне много слышали. Колчак стал говорить: «Вы просите отставку. Но такие люди как вы нам сейчас нужны, я вам предлагаю сформировать добровольческий женский санитарный отряд (1-й женский добровольческий санитарный отряд имени поручика Бочкарёвой)» Он говорил, что у нас очень много тифозных и раненых, и рук, которые бы ухаживали за больными, нет. Я предложение Колчака приняла.

11 ноября уже были расклеены по всему Омску афиши, сообщающие о том, что приехала известная организаторша добровольческих отрядов поручик Бочкарёва из Архангельска, и что она будет сегодня в театре «Гигант» выступать с призывом к женщинам о формировании женского добровольческого санитарного отряда.

12 ноября точно с такой же речью я выступила в театре «Кристал». С обоих митингов я собрала добровольцев: женщин – сто семьдесят и мужчин – тридцать.

13 ноября я пошла получить от генерала Голицына деньги (двести тысяч) и вагоны, чтобы я могла сделать посадку своих людей для отступления от надвигающейся Красной армии. Но уже и Колчак, и Голицын, и начальник гарнизона уехали. Я была тогда в ужасе, не знала, как мне поступить с людьми – они ни за что не хотели остаться в Омске, а денег и перевязочных средств не было. Тогда я окончательно разочаровалась в Колчаке и дала слово, что больше ничего не буду делать в их пользу.

Я поехала в Томск и прожила там при белых 5 дней, потом пришла Советская власть. Я явилась к коменданту города Томска, сдала ему револьвер и сказала, кто я и что делала у белых, предложила свои услуги Советской власти. Комендант сказал, что он в моих услугах не нуждается, а когда понадобится, то за мной пришлёт. Комендант взял с меня подписку о невыезде из города, и меня отпустили, сказали, что арестовывать не будут.

Я жила дома, скинула военную форму, одела женское платье и решила больше ничего не делать, шить на солдат шинели. На Рождество в два часа ночи около Старого собора я была арестована, позже посажена в Томскую тюрьму, откуда меня перевели в Красноярск.

Перед Советской Республикой себя признаю виновной в том, что сочувствовала Колчаку и белым и формировала добровольческий женский санитарный отряд, выступала сама с агитацией и не препятствовала пользоваться моей фамилией как средством агитации для добровольческих формирований.

Показание моё признаю правильным, в чём и даю подпись моей руки.»

Бочкарёва.»

Военный следователь особого отдела В.Ч.К. при 5-й армии Поболотин.

Г. Красноярск, 05.04.1920г.

«Надежда» №125(1258) 12.10.1999г.
(газета, изд. г.Минусинск)


/Документы/Публикации 1990-е