I.
Враг народа умер в первый день Рождества
Христова 1977 года. Умер тихо на 93-м году жизни
в небольшом старинном доме, срубленном ещё
в начале века его отцом Михайлом. Многие в
Минусинске оплакивали смерть бывшего
учителя Сергея Михайловича Ворошилова. Многие
знали его как человека большой души и
любили за настоящую интеллигентность,
присущую лишь людям старой формации, за его
ум, который он не утратил до самой смерти,
кроткий нрав и отзывчивость. Последние годы
жизни рядом с отцом находилась нежно
любившая его средняя дочь – Валентина. Она
и сейчас живёт в том уютном домике с окнами
на улицу Красных партизан.
Валентине Сергеевне Зиновьевой (в девичестве Ворошиловой) уже 78, но для своих лет она жива и подвижна, ясно мыслит, прекрасно слышит, читает и пишет, не прибегая к помощи очков.
- Как здоровье? – спрашиваю я, встречая её на улице.
- Нормально, - бодро отвечает она и приглашает в гости.
Я открываю калитку в маленький дворик-огород, где по-осеннему пусто. Уже снят урожай, лишь кое-где валяются на земле капустные листья, да в глубине двора у забора синеет куст сентябрины. На улице по-ноябрьски холодно, ветрено, а в доме тепло и необычайно уютно от чистоты и опрятности. Пол застелен светлыми домоткаными половичками, посуда блестит, стены украшены картинами, в углу старинная икона Георгия Победоносца, в шкафу полные собрания сочинений Лескова, Достоевского, Толстого, Тургенева, Пушкина, Дюма, Лермонтова и множество ещё других книг, в том числе и старинных.
- Вы что ж, всё это прочитали? – показываю я на книги.
- И, матушка, это только малая часть того, что я прочитала, - говорит она, - жизнь-то у меня длинная была, много чего пришлось и прочитать, и повидать.
- Валентина Сергеевна, я слышала, вы мемуары собираетесь писать о своей родословной?
- Долго собиралась, около десяти лет собирала документы, сведения из разных источников, вела переписку, и вот наконец, в прошлом году решилась начать, так как материалов скопилось достаточно.
- Что вас побудило на такое благородное дело?
- Всё началось с учредительного собрания лиц, незаконно пострадавших от сталинских репрессий, на которое я была приглашена в 1989 году в Красноярск как дочь бывшего врага народа.
Эта встреча всколыхнула воспоминания о всей моей жизни, отравленной унизительным клеймом: «ЧСВН» (член семьи врага народа). Оно не только лишало элементарных гражданских прав, но и не давало возможности дышать свободно в стране, «где так вольно дышит человек». Я постоянно чувствовала свою беззащитность, меня мог оскорбить любой пропойца только за то, что я родилась в семье царского офицера. Для меня были закрыты двери вузов, хотя желание учиться всегда было очень сильное. На работу тоже устроиться могла не на всякую, а если случалось сокращение, то в первую очередь под него попадали «лишенцы».
Больше всего угнетало то, что я не имела права голоса на выборах, хотя и понимала всю их нелепость. Тут срабатывала моральная сторона: «Почему другим можно, а мне нельзя?» Многие этого не понимают, особенно сейчас, игнорируют выборы, не ходят голосовать. Но если бы только они знали, какая это боль – быть обделённым правом голоса в своей стране!
Все гражданские права мне давно уже вернули, но всё равно от комплекса социальной неполноценности я ещё долго не могла избавиться.
II.
Примечание автора. Под впечатлением разговора с Валентиной Сергеевной и прочитанных мною (незаконченных) мемуаров я попытаюсь в следующей главе воспроизвести картины прошлого из жизни людей, чьи судьбы полны драматических событий, происходящих на историческом фоне великих потрясений мировой державы, частью которой является наш небольшой и милый сердцу провинциальный Минусинск.
В 1889 году приехал на жительство в Минусинск вятский крестьянин Михайло Ворошилов. С супругой и сыном Серёжей. Дивились они на красоту минусинской природы, а больше всего на богатство земли сибирской. Мужики все ходят в сапогах, а не в лаптях, дома у всех крыты тёсом, не соломой, на базаре всё дёшево. В тайге птица, пушной зверь, в Енисее рыба, земли сколько хочешь, да если приложить руки!.. И он приложил свои работящие умелые руки. Поначалу промышлял зверя в тайге, продавал. Жил с семьёй по квартирам. Сын учился в городском училище бесплатно, благодаря прилежанию и способностям. По окончании стал держать экзамены в Красноярскую учительскую семинарию, которую окончил с отличием, приобретя знания многих наук, и даже освоил игру на скрипке.
А Михайло тем временем срубил дом и поставил его особняком в глухой тайге на берегу Енисея. Охотился, рыбачил, развёл скот, пасеку, продавал пушнину, рыбу. Прошло время, сын женился, стал учительствовать в Минусинске, а чадолюбивые родители, чтобы быть поближе к нему, разобрали дом по брёвнышку, да и на трёх больших плотах сплавили его вниз по Енисею вместе со скотом и домашним скарбом. Дом же Михайло поставил заново на тихой окраине города по улице Ленина. Здесь и стала жить большая семья учителя Ворошилова. Позднее жизнь заставила дом продать, а флигель разобрать на три части. Одна из них пошла на постройку домика, где провёл последние дни Сергей Михайлович. Но вернёмся к тем мирным дням, когда он был ещё молодым и преуспевающим.
Жену Полину он привёз из станицы «Саянская». Дочь казачьего атамана Соловьёва, она была, как и все казачки, расторопна в хозяйстве, но бойкостью характера не отличалась, была скорее покорной, мягкой. Дети (а их было четверо) ни разу не почувствовали, чтобы в отношениях между родителями пролегла какая-то тень. Они были на редкость дружной парой.
В 1914 году мирная жизнь семьи нарушилась. Началась война с Германией. Сергея Михайловича мобилизовали и отправили учиться в Иркутское военное училище, по окончании которого он был направлен в чине прапорщика царской армии на войну. Воевал. Дослужился до штабс-капитана, получил Георгиевский крест, был ранен.
В феврале 1917 года началась революция, вслед за которой последовало отречение царя от престола, двоевластие, потом прогремел великий Октябрь, и началось триумфальное шествие Советской власти. Тревожное это было время, непонятное. Прошлое было разрушено, настоящее – неясно.
В это время власть в свои руки взял адмирал Колчак, объявив себя верховным правителем России. Он объявил мобилизацию, и, едва оправившийся от ранения офицер Ворошилов был вновь призван, теперь уже в белую армию. Сначала его отправили в Ачинск, потом в Уфу. Служил он и в Омске, в ставке Колчака, от которого получил за хорошую службу именные командирские часы. Однако власть Колчака просуществовала недолго, ряды солдат и офицеров буквально косили тиф и дезертирство. Однажды, свалившись в тифозном бреду, Ворошилов попал в больницу, и домой вернулся только через два года.
А потом наступило как будто затишье. Сергей Михайлович учительствовал. В городе его уважали и ценили как хорошего специалиста. Дома царила доброжелательная атмосфера семейного счастья, уюта и тепла. До сих пор Валентина Сергеевна не может без слёз вспоминать этот чудесный период жизни, и эту прелесть тёплых майских вечеров, когда в распахнутые окна вливался свежий аромат сирени, залетали мотыльки, и мягкий свет абажура, отбрасывающий блики на любимый портрет, где мама в чёрном бархатном платье декольте с ниткой жемчуга на шее, а отец в форме штабс-капитана с Георгиевским крестом.
Часто за столом под абажуром собирались гости, читали вслух Лермонтова, Пушкина, шутили, смеялись, папа играл на скрипке, а дети пели в три голоса «Белеет парус одинокий».
Хороши были и зимние вечера. После тяжких трудов (скота держали много, так что работать приходилось всем) соберётся, бывало, всё семейство под абажуром в гостиной и слушает рассказы мамы о житье-бытье в казачьей станице.
Приближалось суровое жестокое время. 30-е годы. Сталин сказал тогда на конференции аграрников-марксистов свою знаменательную фразу: «Наступил срок, мы должны разбить кулачество в последнем открытом бою». Это означало только одно: разгул новых массовых репрессий. Были объявлены деклассированными элементами не только зажиточные крестьяне, но и часть интеллигенции, духовенство, бывшие кадровые военные. Под эту марку на местах бесчинствовали не лучшие представители Советов. Однако в провинции это ещё пока не ощущалось так остро, как в центре. Минусинск ещё жил по старинке. Отмечались помолвки, дни рождения, церковные праздники. Хоть и были запрещены в те времена «буржуйские ёлки», но люди всё равно за закрытыми шторами устраивали для детей рождественские праздники. Но продолжалось это недолго.
33-й год. Рождество. 12-летняя Валентина с сестрой приглашены в гости на детский праздник. В просторном доме протодиакона Троицкой церкви Тихона Павловича Зибаровского весело. Слышатся детский смех, взрывы хлопушек. С «диким» восторгом дети носятся вокруг ёлки. А в соседней комнате матушка-диаконица налаживает стол для детей. Чего там только нет! Стол просто ломится от яств. А около входной парадной двери стоит ещё отдельно круглый столик с подарками «с собой» каждому из гостей. Милые обычаи и традиции русской старины.
Но что это?! Грубый стук в дверь обрывает веселье. Слышатся голоса: «Открывай, НКВД!» Через минуту ворвались в дом люди в кожанках.
- Вы что, разве не знаете, что ёлки запрещены, буржуи проклятые! – С этими словами здоровый детина схватил красавицу за ствол, переломил пополам, игрушки со звоном посыпались с ёлки. У протодиаконицы в руках задрожала чашка, упала на пол, разбилась.
- К счастью, попадья! – заржал детина, - где твой поп?
- На церковном совете, - едва слышно прошептала она.
В ту же ночь протодиакона Зибаровского арестовали. Назад он уже не вернулся.
Пришла беда и в дом Ворошиловых. 4 мая 1933 года в день рождения мамы, когда уже собирались гости, в дверь неожиданно застучали. Громко и настойчиво. Потом вошли трое мужчин и две женщины в кожаных куртках и красных платках. «Вы подлежите раскулачиванию», - сказали они и сразу же стали срывать со стен ковры, картины, книги, всё, что под руку попадёт. Валентине в ту пору было 12 лет и она понимала, что происходит какая-то страшная несправедливость. Этот день она запомнит тоже на всю жизнь. Вернее, пять дней. Столько времени понадобилось для того, чтобы вывезти из дома и со двора всё имущество. Не осталось ничего. Нечего есть, не на чем спать, нечего надеть. Горе. А ребятишки соседские кричат через забор: «Вы теперь дети врага народа».
Сердобольные соседи потихоньку подбрасывали им через забор узелки то с одеждой, то с едой, заходить боялись. А потом отца вызвали в НКВД. Мать простояла всю ночь на улице рядом с комиссариатом. А с наступлением утра не поверила своим глазам. Её Серёжа навстречу к ней идёт: «Благодари Бога и городских учителей. Отпустили меня. И раскулачили нас незаконно. Пришла депеша из Москвы: «Всё вернуть». Оказывается, учителя послали ходатайство в правительство, и вот, ведь бывает же справедливость. Обрадовались, побежали подводы искать. Думали, что если сильно постараться, то за два дня перевезут своё добро на нескольких подводах. А управились за два часа. Ничего не осталось от их имущества, ни книг, ни мебели, ни скота. Один шифоньер нашли, да корочки от журнала «Нива».
Думали, не переживут такого удара, а вот пережили, да ещё к новому приготовились. В городе шли повальные аресты. Многих расстреливали в бору за тюрьмой и сбрасывали в братскую могилу, других ссылали. В любой момент могли прийти за отцом. Каждый день с ужасом прислушивались, не постучат ли в дверь. В один из дней в дверь «постучали». Как бывшего офицера царской и белой армии отца арестовали. Это был 37-й год. Отца судила тройка особого совещания. Вскоре он был отправлен в лагеря на целых 10 лет.
В это же тревожное время раскулачивали и казаков. В станице «Саянская», откуда родом была мать Валентины Сергеевны, остались одни женщины, почти всех мужчин либо расстреляли, либо арестовали. В те дни у Полины в Минусинске частенько останавливались казачки из станицы. О чём-то шептались, плакали, уходили, потом возвращались, а ночью уезжали куда-то на подводе с дедом Михайло.
Однажды ребятишки играли во дворе, отогнули полог на телеге, а там голые ноги мертвеца. Позже мать расскажет им, как ходили казачки на место казни своих мужей. По предварительной договорённости со своими жёнами, казаки перед смертью громко кричали: «Мы казаки, за что вы нас!» Потом падали вместе с остальными расстрелянными в длинную траншею, называемую братской могилой. По их голосам жёны определяли, куда именно падали их мужья, а ночью приезжали с подводой, доставали их трупы из братской могилы и увозили домой хоронить по-человечески.
Через 10 лет отец Валентины вернулся из лагеря, но пожить спокойно долго не пришлось. В 1950 году врага народа вновь арестовали за неосторожные слова о том, что выборы в Америке демократические, а у нас нет. Донесли соседи. Мать горестно вздыхала: «Эх, Серёжа, не читал бы ты эти газеты». Вернулся Сергей Михайлович домой через 5 лет уже немолодым человеком. Ему было 70 лет, но лагерная жизнь его не сломила. Он как был интеллигентным, добрым, богобоязненным человеком, таким и остался. Не научился ни материться, ни пить, ни курить, чего не делал никогда во всю свою жизнь. И Господь продлил его дни до 92 лет.
III.
Передо мной лежат два клочка бумаги с казёнными штампами. В одном из них сообщается, что С.М.Ворошилов реабилитирован за отсутствием состава преступления по приговору 37-го года, в другом – то же самое, только по приговору 50-го года.
- И, матушка, что-то ты загрустила, - вдруг захлопотала Валентина Сергеевна, подливая мне чаю погорячей.
- Валентина Сергеевна, вы до сих пор осуждаете тех конкретных людей, которые причинили вам столько горя?
- Да разве я Бог, чтобы их осуждать? Нет, конечно, всё переболело, сколько времени прошло. Да и как можно обижаться на людей, которым рано или поздно всё равно придётся держать ответ за свои злодеяния. Их теперь разве уж только пожалеть остаётся.
- Наступает 21-й век. Как вы думаете, что он нам готовит?
- Да ничего хорошего. Держава разваливается. Работать-то никто не хочет, производить. Даже лично для себя, хотя бы в огороде, уж не говорю в глобальных масштабах. Расповадили людей, вот что я скажу. И что это за привычка такая появилась, у государства выпрашивать да клянчить. Мы вот с дочкой посадили на двух сотках помидоры, собрали 100 ведер, уже деньги какие-никакие, да и запас на зиму, двух свинок держим…
Я смотрю на эту маленькую старую женщину с натруженными мозолистыми руками и чувствую, что она права. Всю жизнь прожила она в неблагоустроенном доме, пенсия мизерная, и ей хватает. Потому что она никогда никому не завидовала и привыкла надеяться только на свои трудолюбивые руки, свой ясный ум и щедрую душу. Не жалуясь и ни на кого не рассчитывая, она вырастила двоих детей, прекрасно их воспитала, дала обоим высшее образование. Сын её известный хирург. Внук (сын дочери) – тоже хирург. Подрастают и правнуки. Род продолжается, хороший род.
- Валентина Сергеевна, и всё же, как, по-вашему, что нужно для возрождения России?
Что нужно? – задумывается она. – Вот раньше как говорили? «За веру, царя и Отечество», и всё было ясно. Царь у нас был православный, Отечество православное и люди за него сражались православные. А потом Ленин провозгласил лозунг: «Земля – крестьянам, фабрики – рабочим, власть – Советам». Это очень заманчивый лозунг, но не для трудового народа, а для всякого рода авантюристов, лодырей и неудачников. Не хочешь работать, иди грабь и разрушай. Вот и разрушали, а народ как страдал, так и страдает, потому что о нём никто не думает.
Если бы не было великого Октября, жила бы сейчас наша страна и процветала и свою национальную гордость не утратила бы. Я давно считала и считаю, что русскому народу нужен монарх. В противном случае репрессии и диктатура неизбежны и всё повторится сначала. Вот этого никому не дай Бог. Это я вам говорю как дочь «врага народа».
С.КУЗНЕЦОВА
«Власть труда» №137-138(15008-15009) 05.11.1999г.
(газета, изд. г. Минусинск)