«А что, если устроить парад Победы прямо здесь, в лагере?» Сама идея показалась Семёну Головко настолько невероятной, что он только мысленно улыбнулся.
В Третьем Горлаге, где он встретил наступление 52-го года, даже крикнув «За победу!», можно было загреметь в карцер, не говоря уже о параде. Нет, идея эта нереальна. И почему она пришла ему в голову? Наверное, это из-за утреннего разговора с полковником Ивановым. Герой Советского Союза полковник Иван Иванов до срока командовал контрразведкой 40-й армии. Он с Семёном был знаком ещё по 102-му лагерю, где они строили аэропорт, и доверял ему безгранично. В Третьем горлаге для заключённых сделали кое-какие послабления, например, разрешили построить клуб. Несмотря на голод и тяжёлый труд, людям всё равно хотелось заниматься творчеством, и в этом клубе даже организовывали кое-какие постановки. Вот как раз по поводу клуба Иванов и завёл разговор в то утро:
- Семён! Хочу с тобой посоветоваться. Есть у меня идея объединить офицеров, которые здесь сидят. Создадим офицерский комитет.
- Да это же сразу назовут заговором. Здесь же правило: больше трёх не собираться.
- Да какой же это заговор? Это же наши боевые командиры, которые воевали за Советский Союз! Надо поговорить со всеми…
Разговор их тогда ничем конкретным не закончился, но слова о боевых командирах сильно затронули Семёна. Он и сам был офицером, хоть и самым младшим, но войну прошёл от и до и понятие боевого братства не из книжки вычитал. В Третьем горлаге, где Семён был старшим подрядчиком (что-то вроде начпроизводства), свои сроки отбывали двести двадцать офицеров. Среди них были легендарные личности. Например, Герой Советского Союза майор Байда: он был вторым после Талалихина, кто совершил таран в воздухе. Или капитан Гайворовский, тоже Герой Советского Союза, лётчик-истребитель. Все они в бою пролили за Родину немало крови и в «награду» получили разные сроки заключения по вымышленным обвинениям. Близилось девятое мая. Этот праздник вся страна отмечала парадами и салютами. Даже лагерное начальство в этот день гуляло. Только для заключённых офицеров этого праздника как бы не существовало. А что если устроить парад? Мысль эта сначала напугала своей дерзостью, но постепенно стала перерастать в совершенно чёткий план действий. На следующий день он изложил свою идею Иванову. Она привела того в восторг:
- Точно! Парад! С песней! Выстроимся и пройдём строевым шагом по плацу.
Плацем называлась большая площадка посреди лагеря, на которой проводились разводы и поверки. И Семёну уже послышался чеканный шаг двухсот человек. Это будет не просто парад, это будет Первый парад в лагере для заключённых!
Самой большой проблемой в этом случае был невыход на работу двухсот человек. Это однозначно расценивалось как забастовка, а тогда, при Сталине, забастовок в лагерях не бывало. Значит, надо попытаться договориться с начальством. Выходить напрямую на охранников было невозможно, и Семён решил воспользоваться своими хорошими отношениями с начальниками различных производственных служб. Их авторитет был очень высок среди лагерного начальства. Долго рассказывать, как была выбита бумага, по которой двести двадцать офицеров получали право не выходить на работу девятого мая, с обязательством отработать пропущенный день в ближайшее воскресенье. Офицеры бумагу эту встретили с восторгом и стали готовиться к параду.
За день до парада Семёну вспомнился май 45-го. Он тогда находился на пересылке в Красноярске, где вместе с другими заключёнными ждал этапа в Норильск. Охранники решили наказать политзаключенных и подбили уголовников на скандал. Завязалась драка, даже целая бойня. И вдруг раздались выстрелы. Семён подумал, что это охрана стреляет по ним, как вдруг кто-то крикнул «Победа! Война закончилась!»…
Наутро Семён вывел весь развод, раздал задания и отправил на работу. Всех, кроме офицеров. Начальство в этот день отдыхало и готовилось к празднованию Победы, поэтому отсутствия участников готовящегося парада никто не заметил.
В 10 часов все вышли на плац. Все надели самую чистую и новую одежду и обувь, какая была, и выстроились в колонну по пять человек. В голове колонны стояли полковник Иванов и лейтенант Головко. Командовал Иванов:
- Смирно! Шагом! Марш!
Двести ног врезали по плацу, метнулось эхо. В каждый шаг вкладывалась гордость за свои подвиги и гнев за несправедливость отношения лагерного начальства к героям-офицерам. В конце колонны Семён заметил даже нескольких иностранных офицеров, даже немецкого оберлейтенанта по имени Вилли.
- Песню запевай!
«Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой!» Все, кто был в этот момент в лагере, выскочили как ошпаренные во двор, чтобы увидеть эту картину. Смотрелось это столь нереально и столь торжественно, что все замерли. Это был настоящий парад, несмотря на отсутствие хромовых сапог и начищенных блях. И никто бы в тот момент не осмелился это оспорить.
Тем временем парад дошёл до клуба, и офицеры вошли внутрь. Расселись. Иванов вышел на сцену:
- Товарищи офицеры! Я поздравляю вас с Днём великой Победы и благодарю за ваш подвиг! Мы все понесли незаслуженную кару, но будем с гордостью нести звание советского офицера! Прошу почтить память погибших минутой молчания!
Все встали, и в зале стало тихо. И тут дверь с треском распахнулась и в клуб буквально влетел начальник лагеря:
- Кто! Разрешил! Устроить! Парад!? Наручники на Иванова! В карцер немедленно! А ты, Головко, иди сюда! Чья идея?
Ответить Семён не успел, так как все обернулись на дверь, в которой стоял гроза лагеря полковник Цыцин, начальник 1-го управления (то, что на воле называлось КГБ). Семён бросился к нему с объяснениями и показал заветный документ. Цыцин прочитал бумагу, ответил:
- Вы не имеете права праздновать, так как вы все разжалованы. Вы не советские офицеры.
- В таком случае мы русские офицеры, - сказал Семён и громко запел, глядя в лицо Цыцину: утро красит нежным цветом стены древнего Кремля!
Весь клуб подхватил песню. Цыцин опешил. С одной стороны, наглость заключённых граничила с бунтом, но прервать одну из любимых песен Сталина он не посмел. Так и пропели песню до конца, после чего Цыцин тихо сказал, указав на Семёна:
- Наручники и в карцер. Остальных – в барак.
Спустя два дня Семёна Головко и Ивана Иванова выпустил из карцера охранник и объявил, что Цыцин их обоих амнистировал.
В лагере их встречали как героев. Об этом случае уже гудел весь горлаг, слухи дошли даже до других лагерей. Спустя пару дней Семён, выйдя из барака, встретил оберлейтенанта Вилли и спросил его:
- Вилли, а ты-то зачем маршировал с нами?
- Наша немецкая армия была самой мощной и непобедимой в мире. Но даже самое сильное оружие не устояло перед храбростью и мужеством советских воинов. Я горжусь, что нас победили такие люди, как вы, и горжусь тем, что мне позволили идти вместе с вами в одном строю.
Услышав эти слова, Семён ничего не ответил, а отвернулся и пошёл к бараку. На глазах его блестели слёзы, но в этот момент он был по-настоящему счастлив.
В. ТОЛСТОВ
Все имена, факты и даты являются подлинными. Автор выражает искреннюю признательность Семёну Георгиевичу Головко за помощь в подготовке материала.
«ЗАПОЛЯРНАЯ ПРАВДА» 8 мая 2000 г. №67(12305) (газета, изд. г.Норильск)