Главы из книги «Зазубринские костры»
(105 лет со дня рождения В.Я.Зазубрина, 80 лет
роману «Два мира»)
…Канск – деревянный городишко – сковал лютый сибирский мороз… Мгла. Темень. Кажется, всё живое в нём вымерзло. Только на западной окраине вдруг, захлёбываясь, разорвёт ночную тишину пулемётная очередь, сухо затрещат винтовочные выстрелы, да в конце зло рявкнет трёхдюймовка…
Уездный городок, занятый тасеевскими партизанами, отбивался от наседавших каппелевцев, стремящихся прорваться на восток, к Байкалу, и дальше, - к атаману Семёнову…
В доме Теряевых все с тревогой прислушивались к страшным ночным звукам… А рядом – тоже беда: в бреду метался партизан.
Командовал:
- Огонь! Огонь! Колите его! Колите!..
Потом надолго замолкал. И вдруг бледное лицо, заросшее смолянисто-чёрной курчавой бородой – искажалось болью:
- Опять трупы!.. Уберите их!..
Уже прошло несколько дней, как тасеевского партизана-богатыря свалил сыпной тиф… Несколько раз находился на грани смерти: останавливалось дыхание, сердце еле-еле стукнет и замрет…
Из могучего тела уходила жизнь. Партизан умирал…
Тогда в доме Теряевых – все на ногах: хозяйка и взрослые дочери. Бегают с грелками и микстурами… Особенно хлопотали возле больного две сестры – Анна и Варя. Первая – учительница, а вторая – студентка Сибирской Сельхозакадемии в Омске.
И жизнь вновь робкими шагами возвращалась к умирающему… Очнувшись, прислушиваясь к отдалённым звукам боя, он с трудом вспоминал: почему – здесь и кто рядом с ним.
…В конце декабря, девятнадцатого – он, партизан Владимир Зубцов, в огромной шубе и папахе с алой лентой, с орденом Армейского Военного Совета, в жгучий мороз пришёл в дом Теряевых на улице Большой. Хозяйка и дочери встретили вежливо и почтительно. Выделили комнату. А через два дня его свалил тиф…
Когда приходил в себя, часто видел склонившуюся над ним симпатичную девушку. В красивых глазах - тревога и боль за него – партизана… Запомнил эти глаза – ВАРИНЫ.
И опять всё уплывало в какое-то небытиё: звуки боя, Варины глаза, комната, цветы – всё-всё!
Попадал в фантастический мир, где ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ ходили рядом, в обнимку.
Болел долго, тяжко.
Сибирячки вытащили его с того света. Если б не Теряевы, он бы «загнулся». Но особенно был благодарен Варе. Когда выкарабкался, то они часто с Варей присаживались возле печи. В полутьме – только сполохи от огня. Давно отгремели бои с колчаковцами, а он рассказывает ей о себе и своём страшном сибирском пути…
* * *
Биография же у него была такой, которой
хватило бы десяти смертным. Страшная биография.
А началось просто, как у большинства людей.
На свет появился почти 25 лет назад: 25 мая 1895 года в слободе Заворонеж на Тамбовщине, в большой трудолюбивой семье Зубцовых.
У отца – Якова Николаевича – корни крестьянские, но тянулся к учёбе – закончил городское училище и работал на железной дороге. Мать – Вера Алексеевна – из рабочей семьи, - три класса начальной школы. Занималась домом и детьми.
Вскоре семья переехала в Пензу. Из шестерых детей четверо умерли рано. В живых остались он, Владимир, и сестрёнка Наталья. В Пензе окончил начальную школу и поступил в мужскую гимназию. Родителей учёбой не огорчал, но закончить гимназию не пришлось. Отца за участие в революционных событиях 1905 года арестовали, заключили в тюрьму, а затем сослали в город Сызрань на Волге.
В девятьсот седьмом году к нему приехали и они с матерью.
Семья «каторжника» - не в почёте. Он поступил в реальное училище. После революции у отца погас дух борьбы. Но искры от того костра запали в его душу… Он подрос, окреп. Романтика революционной борьбы увлекла. И в семнадцать встал на свою первую тернистую тропу.
Вместе с надёжным товарищем – Никодимом Воздвиженским – издают нелегальный рукописный журнал «Отголоски». В восемнадцать – уже примкнул к большевикам Сызрани. Помогает издавать и распространять листовки. Часто хранит их дома. В то время у него появилась неудержимая тяга к перу… Первый рассказ «Ядовитый цветок» не пропустила цензура. Вскоре исключают из училища – «бунтарь»!..
После разгрома большевистской организации в Сызрани, он с товарищами восстанавливает её. Но в ссылке, в Сибири, уже много верных и надёжных друзей: среди них и А.Н.Никифорова. Ах, как её имя помогло ему совсем недавно во время встречи с партизанами! Грозные дни…
А тогда он ещё не попался в лапы жандармов. Пока на свободе. Сотрудничает с еженедельником «Заря Поволжья».
В апреле 1915 года – первый арест. Тюрьма. Сырая камера-одиночка… Но весточки с воли (тайно!) долетали и туда, в мрачные застенки. Именно тогда, по заданию Сызранского комитета РСДРП он внедряется в царскую охранку. Всё было согласовано с товарищами, находящимися на воле. Он пишет прошение и становится «агентом» жандармского отделения. Большевикам нужны сведения, откуда идёт утечка информации…
Задание комитета выполнил. Однако тюрьма для него, крепкого парня, не прошла даром – начался процесс в лёгких… После освобождения долго болел, но продолжал подпольную работу.
Через год становится одним из руководителей местного большевистского комитета. В начале семнадцатого его, молодого «буревестника», арестовывают вторично. Теперь уже властью Временного правительства.
Товарищи забили тревогу. Не дремали – вызволили из темницы. Вновь свобода! А в маё опять попадает в застенок: за агитацию среди рабочих. Вновь тюрьма. Симбирская, губернская.
Двери на свободу распахнулись после грозного требования самих рабочих.
Летом 1917 года его мобилизуют в армию. Затем осенью направляют в военное училище в Петрограде. Октябрьскую революцию встретил как родную, долгожданную сестру… С ноября семнадцатого по февраль восемнадцатого он – секретарь комиссара Государственного банка. Потом опять Волга. Сызрань. Выступает на митингах, сотрудничает с казанской газетой «Знамя революции». Начал писать роман о большевиках и революционном подполье.
Но с весны – вновь приходят тяжкие дороги испытаний…
После контрреволюционного мятежа Чехословацкого корпуса – многотысячного, сформированного ещё «временщиками» из бывших военнопленных, и выступления белогвардейцев, Советская власть от Волги до Тихого океана была ликвидирована.
В Сызрани хозяйничают чехи и белые – пир контрреволюции…
Грозовой вихрь подхватил и его, Владимира Зубцова: мобилизуют в белую армию. Как бывшего юнкера направляют в Оренбургское училище. А оттуда – дорога в Сибирь – училище эвакуируется в Иркутск…
Запомнился Иркутск – город, где процветали два питомника и рассадника контрреволюции – два военных училища. Десять месяцев муштры и «цуканья» офицеров-начальников. Это совсем другой мир: старшие офицеры – отъявленные белогвардейцы, всей душой преданные адмиралу Колчаку! И рядом недремлющее «око» колчаковской контрразведки…
1919-й… Июль. Как и сотни юнкеров, он – Владимир Зубцов – заканчивает училище. На плечах золотые погоны подпоручика. Но они не радуют. Вместе с другими офицерами направляют в Омск.
Столица колчакии…
Но в городе хозяевами чувствуют себя интервенты: японцы, англичане, французы, итальянцы… Кого здесь только нет!
Вызывающе нагло ведут себя чехи-«освободители», залившие Сибирь русской кровью… Сколько раз уже слышал от этих «вояк»:
- Ми – чешский комендант, ми имеем право повесить, расстрелять, арестовать.
И это всё на русской земле!..
Ах, как больно было душе!..
В Омске, во дворе особняка на набережной Иртыша, наяву увидел Верховного Правителя – адмирала Колчака во время торжественного приёма военным диктатором новоиспечённых офицеров… А потом были назначения в штабе округа. Вскоре он, взводный командир 15-го Михайловского стрелкового добровольческого полка подпоручик Владимир Зубцов, в Енисейской губернии. Сперва – Красноярск. Затем – уездный городишко Канск. Отсюда направили на Тасеевский фронт, на борьбу с партизанами…
Но он уже нашёл тропку к сердцам своих солдат: подчинённые – бывшие рабочие из Перми. И всё же рисковал!
Выдай кто-нибудь из солдат своего командира, конец один – расстрел!..
Октябрьской ночью девятнадцатого возглавил полуроту (два учебных взвода) и они с оружием прорвались через посты и огневые точки к партизанам. С собой прихватили пулемёт и боеприпасы.
Партизанам с солдатами всё было понятно: свой брат – бывшие пролетарии. А вот с офицером – Владимиром Зубцовым… Тут большое сомнение!.. «Свой» ли? Хотя солдаты все за него!
Партизаны всегда сомневались в надёжности «белогорликов». И не зря! Было и предательство. И не единожды. Поэтому – другой раз – под горячую руку и «ставили их к стенке», даже без суда военно-революционного трибунала.
К стенке могли поставить и его – офицера Зубцова…
Судьбы людские! Какой жизненный круговорот!
Именно среди партизан Северо-Канского фронта (Тасеевской Республики) находились люди, которые ранее отбывали ссылку в Сибири вместе с большевичкой из Сызрани – Никифоровой. А им было известно, что Никифоровой помогал товарищ по партии – Владимир Зубцов. Значит – «свой»!
…Он часто отправлял в «сибирскую дальнюю сторонку» посылки и письма. Но решающее слово в Следственной комиссии в его защиту тогда сказали командиры эскадронов – Вит Кренц, Петр Быстров, Ефим Медведев и Михаил Прохоров, которые были на славе в партизанской армии.
Они сразу почему-то поверили, что белый офицер не «контра»!
А потом была встреча и с военными вождями партизан – Василием Яковенко, Николаем Будой, Ефремом Рудаковым – со всем штабом. Поверили ему и партизанские вожаки: направили в Агитационный отдел при Армейском Военном Совете.
Вместе с начальником отдела – бывшим священником – Иваном Анисимовичем Вашкориным – выпускал партизанскую газету.
В селе Тасееве, в которое совсем недавно вновь вошли красные, он – как в кипящем котле… В самой гуще партизанской массы. Преподавал, как военный специалист, тактику и стратегию на курсах красных командиров. Вёл огневую подготовку. В ноябре девятнадцатого года, вместе с партизанскими вождями, составил важный документ: «Ответ Тасеевской Федеративной Социалистической Советской Республики на «мирную ноту» колчаковского правительства». Доку-мент партизаны отправили в Красноярск.
* * *
…Не один вечер скоротали возле топящейся печи партизан Владимир Зубцов и студентка Варя Теряева. В полутёмной комнате играют сполохи…
* * *
А он рассказывает и рассказывает своему доброму, милому лекарю – Варе – о увиденном и пережитом.
…Много увидел страшного за полтора года в Сибири.
Запомнилась страшная картина по дороге в Омск: повешенные чехами на телеграфных столбах на станции Тайшет девушка-телеграфистка с длинными русыми косами, а рядом – шиткинские партизаны… Видел выжженные дотла деревни…
В Тасееве (от села остался только центр)
показали колодезные «журавли», на которых
белые и чехи вешали партизан и просто
крестьян-сеятелей. Видел братскую могилу
тасеевцев, где они были заживо погребены…
В двухэтажном доме в Тасееве, где временно размещался штаб атамана Красильникова, сколько ни мыли комнаты, на полах и стенах проступала человеческая кровь… Здесь пытали захваченных в плен партизан… В церкви, на площади, мучили и насиловали женщин. Тасеевцы рассказывали – от жутких криков останавливалось сердце.
Не было спасения никому. Кругом витала смерть.
Видел возле Канска убитых и замёрзших при отступлении колчаковцев. Видел расстрелянных повстанцами офицеров-карателей.
Партизаны кровью смывали кровь…
* * *
В те зимние вечера, когда рассказывал Варе обо всём увиденном, он уже знал, что напишет книгу. Страшную книгу. Покажет в них два мира: лагерь контрреволюции – колчаковцев и интервентов, разгул атамановщины, расправы красильниковцев над крестьянами, и новый мир – восставший против насилия народ.
Когда выздоровел, начал работать в газете Канского ревкома и укома партии «Красная звезда», одновременно читал лекции красноармейцам, преподавал в партшколе. Собирал документы красных и белых для книги. Часто встречался с бывшими партизанскими руководителями.
Василий Григорьевич Яковенко – теперь председатель уездного Революционного Комитета, Иван Анисимович Вешкорин – редактор газеты. Затем будет назначен военным комиссаром Канского уезда. Ефрем Рудаков – заместитель предуревкома.
В свободную минуту делает наброски глаз. А по ночам – сжигающая всю душу работа. Хотя в городе нет света и экономится керосин, он по-партизански сделал жировик…
Пишет в комнатке – угловой, не мешая большой семье. Чуть-чуть колеблется пламя крохотного жировика, а тени – громадные…
…Как на заседание штаба пришли сюда и рассаживаются по-хозяйски герои его будущей книги – партизаны…
Они в волчьих дошках, шубах-борчатках, в барсучьих папахах, обвешены оружием, как из арсенала. Гремят шашками, японскими карабинами, маузерами. Кое у кого за поясом бомбы… Бородатые мужики и совсем юные, безусые парни.
Только что закончился бой – они горячатся, спорят, обсуждают и разрабатывают новые операции… И не надо ничего выдумывать!
Здесь партизанский вождь Григорий Жарков – это Василий Яковенко, бывший батрак, прошедший пекло мировой войны; рядом – командарм Мотыгин (рабочий-драгер Николай Буда). А начальник агитотдела – священник Иван Воскресенский – это Иван Анисимович Вашкорин. Лихой же рубака Вит Кренц и отчаянная голова – денисовец Петр Быстров, - они так и будут жить на страницах «Двух миров» такими, каких увидел там, в тайге… Имён и фамилий не стал менять.
В Канске в основном был закончен роман.
Первым слушателем книги стала бывший «доктор», а теперь верный друг и любимая жена – Варя.
Потом «Два мира» читал вожакам Тасеевской Республики и политработникам Первой Сибирской дивизии в Канском военном городке. На чтения приехал и Василий Яковенко. Партизаны и политработники были взволнованы. Но особенно поражены ПРАВДОЙ, с какой показан Кайтымский бой и отход армии в глубь тайги.
Он читал:
«…Несколько плотов к утру подняли Таёжную Республику с армией и, тихо покачивая, понесли вниз по течению, к Чёрной горе. Вода в реке стала красной как кровь. Заря разгоралась. Повязки на раненых намокли, покраснели. Убитые, двадцать три человека, лежали серьёзные и спокойные за свою судьбу. Их везли схоронить, как героев. На поругание врагам они отданы не были. Мертвецы были довольны. Воздух свежий, душистый, легко поднимал грудь…»
И продолжал из новой главы:
«…Тайга ожила, заговорила тысячами голосов, засверкала сотнями волчьих глаз… Со стороны тайги огоньки приближались, вспыхивали чаще. На снегу зачернели длинные тени всадников. Как мельничные крылья махали их руки, рассыпая всюду холодную сталь ударов, и без звука, без стона падали под их тяжестью тёмные фигуры с поднятыми руками…».
Закончив читать, он посмотрел на слушателей. Горящие глаза, взволнованные лица. Значит, «Два мира» будут читать! Книгу написал по горячим следам и грозным событиям ещё полыхающей Гражданской войны.
* * *
В конце двадцатого года Владимира Зубцова призвали в Красную Армию. Вскоре – вновь Иркутск. Он – политработник 5-й Красной Армии. Редактирует газету «Красный стрелок».
В Иркутске заканчивает первую часть «Двух миров».
Создал потрясающую картину разгула контрреволюции: расправы чехов и колчаковцев над крестьянами. Показал грозную волну - восстание народа против своих врагов-интервентов и белогвардейцев.
В ноябре 1921 года «Два мира» – большое эпическое полотно – роман – был издан Пуармом-5 (Политуправлением 5-й Красной Армии). Это был первый советский роман. И неспроста его автор взял себе псевдоним «Владимир ЗАЗУБРИН». Много кровавых зазубрин осталось на его сердце после увиденного на страшных дорогах Гражданской войны…
О «Двух мирах» писали в то время: «Страницы романа пахнут кровью и дымом – кровью не высохшей, дымом ещё не рассеявшимся». Роман сравнивали с начинённым снарядом, выпущенным Пуармом-5.
В ротах, полках и дивизионах молодой Красной Армии книгу зачитывали до дыр. Её брали на вооружение политработники. «Два мира» читали на сходках в глухих сибирских деревнях крестьяне, недавно испытавшие нашествия карательных отрядов чехов, и познавшие ужасы колчаковщины…
О романе высоко отозвались Максим Горький и А.В.Луначарский. В.И.Ленин, прочитав «Два мира», сказал: «Очень страшная, жуткая книга, конечно, не роман, но хорошая, нужная книга».
В Иркутске Владимир Зазубрин написал главы из второй и третьей части романа. Но их ав-тор понял, что «Два мира» завершённое произведение, и продолжать не стал.
* * *
В 1922 году Владимир Зазубрин был демобилизован из рядов Красной Армии. Вернулся в Канск. Здесь – любимая семья: жена Варя и сынишка Игорь. И хотя жилось несладко (давило безденежье), а сын бегал совсем без штанов, не падал духом. Садился за стол, за которым родились «Два мира», и работал днём и ночью.
В Канске написал повести «Бледная правда», «Общежитие» и совершенно новое произведение о революции и чекистах – «Щепка». В дальнейшем писатель расширит его до романа.
Жизнь в провинциальном Канске радовала встречами с бывшими тасеевскими партизанами, героями «Двух миров».
Заезжает Вит Кренц, отчаянный командир артдивизиона, а теперь начальник губернской милиции. Заглядывает Петр Быстров – председатель Денисовской коммуны.
Порадовала встреча с партизанским вожаком Василием Григорьевичем Яковенко. Хотя тот и высоко взлетел – Народный комиссар земледелия России, - работает рядом с Лениным, но остался таким же простым и толковым мужиком. Народ его любит за доброту и отзывчивость.
Разговоров было тогда до утра! И всё о партизанском движении в Сибири… О тасеевцах. Говорили о «Двух мирах». Партизаны уверяли: «Владимир Яковлевич, роман переживёт и нас, и себя!».
Это особенно радовало даровитого писателя. Но были и огорчения. Питерский Госиздат поступил подло с ним: то, что обокрал и без разрешения перепечатал «Два мира» – это две мерзости. Но издатели ещё и плюнули в душу, прилепив гнусный подзаголовок: «исповедь бывшего колчаковского офицера»!..
Владимир Зазубрин возмущался и негодовал: «Мерзавцы! В чём мне исповедоваться? Не в чем. Ведь вех никогда не менял и идейно колчаковцем не был никогда! Это рок судьбы… И только в преданности революции да народу Русскому буду исповедоваться всегда!..».
Да, борзописцы-издатели тогда сделали ещё одну кровавую зазубрину на сердце человека!
В 1923 году талантливого писателя направляют по решению партийных органов в Новониколаевск (Новосибирск), где он работает редактором журнала «Сибирские отни». Кроме того, Владимир Яковлевич был организатором и руководителем Сибирского Союза писателей.
Его называют «пестуном сибирской литературы». В этот период жизни он, действительно, как медвежонок-нянька, учил молодых литераторов премудростям писательского мастерства.
Он говорил: «Нужно писать просто и мудро». И сам так писал романы, повести, рассказы, очерки, фельетоны, статьи.
В 20-х годах, наряду с работой в «Сибирских огнях», Зазубрин публикует рассказ «Чёрная молния», очерки «Неезжеными дорогами», «Дичь на блюде» и др.
Начинает работать над «алтайской вещью» – романом.
Владимир Зазубрин не только талантливый писатель, но и замечательный критик и публицист. Это ярко видно по статье-фельетону «Литературная пушнина».
И ещё одна сторона таланта Владимира Зазубрина: у него феноменальная память и дар артиста. Когда он встречается со студентами, молодыми литераторами, красноармейцами и чекистами, то главы из романа «Два мира» читает наизусть!..
По воспоминаниям Геннадия Дагурова, когда Зазубрин, чернобородый красавец, начал читать роман с «Посвящения», то от торжественно-печальных слов мороз пробегал по коже…
Присутствующие в зале были заворожены. Воцарилась тишина, которая в конце каждой гла-вы прерывалась аплодисментами...
Это было в двадцать шестом году на встрече писателя со студентами и молодыми литераторами в Верхнеудинске (Улан-Удэ).
* * *
Грозовые тучи редко развеивались над головой бойца-литератора. В 1928 году талантливый писатель был подвергнут страшной травле. Травлю Зазубрина и агрессивные выпады против «Сибогней», а также против Сибирского Союза писателей начала группа «Настоящее» во главе с бывшим анархистом А.Курсом. К травле подключились И.Шацкий, В.Каврайский и др. «Наставником» у них был критик С.Родов.
Уже в апреле в газете «Советская Сибирь» (редактор И.Шацкий) появился злобный фельетон А.Курса «Кровяная колбаса» о романе Владимира Зазубрина «Два мира». При малейших промахах «Сибирских огней» несостоявшиеся литераторы кричали о «мелкобуржуазной идеологии», протаскиваемой журналом в массы.
«Критиков»-кликуш услышали: в июне решением Сибкрайкома была заменена вся редакционная коллегия «Сибогней».
Владимира Зазубрина освобождают от должности редактора журнала и руководства Сибирским Союзом писателей. А в декабре исключают из партии…
С 1928 года для В.Я.Зазубрина начинаются опять тернистые дороги испытаний, не менее тяжкие, чем в годы гражданской войны. Но боец Зазубрин выстоял, дух его не сломлен.
В начале 30-х голов он создаёт роман «Горы», посвящённый «третьей революции», - коллективизации на Алтае. Здесь же показаны борьба с бандитизмом, жизнь кержаков-староверов и медвежьи охоты. «Горы» вновь высоко оценил А.М.Горький.
Работая над романом, Владимир Зазубрин пять раз приезжал на Алтай собирать материал, изучать быт старожилов-охотников. Опытный следопыт-таёжник, В.Я.Зазубрин принимает участие в опасных медвежьих охотах. И однажды вернулся в Новосибирск с богатым охотничьим трофеем: громадной шкурой и клыкастым черепом Хозяина тайги…
Да, писатель был мужественным человеком!
Полюбив всей душой Сибирь-красавицу, Владимир Яковлевич вынужден был с ней расстаться: все дороги (жизненные и литературные) здесь были перекрыты ему.
В эти трудные годы он находит поддержку у мудрого своего учителя – Максима Горького. Последний высоко ценит талант Зазубрина.
В дальнейшем Владимир Яковлевич работает над «монгольским» романом «Золотой баран». Это часть задуманной трилогии… С 1934 по 1936 год Владимир Зазубрин работает редактором литературно-художественного отдела журнала «Колхозник», который издавался в Москве. Был делегатом Первого Всесоюзного съезда советских писателей. Принят в союз.
Сделал перевод героической поэмы «Когутэй» из алтайского эпоса. Подготовил сказку «Кулакчин».
Яркой звездой на русском литературном небосклоне вспыхнуло имя Владимира Зазубрина – и сгорело… Талант в России отстреливается или рано погибает: Пушкин, Лермонтов, Есенин…
Это наш рок.
В 1937 году, во время сталинских репрессий, Владимир Яковлевич и его жена – Варвара Прокопьевна – были арестованы органами НКВД. «Дело» В.Я.Зазубрина было полностью сфальсифицировано. Тем не менее, 28 сентября 1937 года талантливый писатель был расстрелян…
Погибли и многие рукописи, среди которых и роман «Щепка».
В роковом 37-м году был расстрелян и весь командный состав знаменитой Тасеевской Республики: В.Г.Яковенко, Н.М.Буда, Е.К.Рудаков, В.И.Кренц, П.Я.Быстров и многие другие.
Это их, смелых и талантливых командиров, Родина не досчиталась на фронтах Великой Отечественной войны, когда шла смертельная схватка с немецко-фашистским зверем.
В 1942 году в бою с немецкими захватчиками погиб и единственный сын В.Я.Зазубрина – Игорь. Страшная смертельная коса гуляла по всей России.
Имя Владимира Яковлевича Зазубрина и его книги были возвращены народу в середине 50-х годов, после ХХ съезда КПСС, - во время «оттепели Хрущёва».
Писатель реабилитирован посмертно. Его книги переиздаются в Москве, Иркутске и других городах. В 1983 году в Красноярске был переиздан роман «Два мира». А в 1989-м в альманахе «Енисей» опубликована его повесть «Щепка» (не роман).
В городе Канске, на улице Краснопартизанской, 105 сохранился дом, где Владимир Зазубрин написал «Два мира». Здесь установлена мемориальная доска.
* * *
Владимир Яковлевич Зазубрин… Незаурядная ЛИЧНОСТЬ.
О нём и его творчестве много написано. Впервые я познакомился с творчеством писателя более тридцати лет тому назад. Изучая историю гражданской войны в России, встретился в род-ном Красноярске с знаменитым партизаном Тасеевской Республики Иваном Анисимовичем Ва-шкориным. Да-да, с бывшим начальником Агитационного отдела в 1919 году. В 30-х он также подвергался репрессиям.
Старый сибиряк посоветовал мне найти и прочитать «Два мира» Владимира Зазубрина. И пояснил:
- В «Двух мирах» – всё о нас, партизанах. О нашем отступлении в тайгу… О колчаковцах, карателях-чехах – много они тогда нашего народа погубили!.. – Потом добавил: - Я Владимира Зазубрина (Зубцова) хорошо знал по партизанскому фронту и когда редактировал «Красную звезду» в Канске. Встречался с ним и в Новосибирске.
Потом были ещё встречи со старым сибирским партизаном. К этому времени я уже прочитал «Два мира» и открыл совершенно новое для себя – МИР Владимира Зазубрина…
Это толкнуло на дальнейшие поиски: архивы и живые люди. Встречался с чудом оставшимися в живых (после 37-го!) партизанами-тасеевцами, лично знавшими В.Я.Зазубрина.
В биографии Владимира Яковлевича ещё много «белых страниц». Они не заполнены. И я иду по сибирскому пути Владимира Зазубрина: Иркутск – Байкал – Новосибирск – Томск – Канск – Тасеево – тайга…
И как мало ещё найдено своих «зазубринок»! Но они мне дороги.
…Вот 20 марта 1920 года идёт 27-е заседание Канского уездного Революционного Комитета.
«Присутствуют: т.Яковенко, члены – т.Бобылёв, т.Рудаков, секретарь т.Черников».
Вопросов было много. Только что постановили о реорганизации Чрезвычайной Военно-Следственной комиссии. Ввели в её состав надёжных бойцов – тасеевских партизан…
А вот седьмой вопрос:
«Слушали. О корректуре газеты «Красная Звезда». Из доклада т.Вашкорина видно, что быв. корректор перешёл в 453 полк. Постановили: корректором назначить т.Владимира Зубцова…» (ГАКК ф.53, оп.1, д.28, л.25-26)
Да, это о нём, будущем авторе романа «Два мира» – Владимире Зазубрине… Он только что поднялся после тяжёлой болезни, и товарищи-ревкомовцы не забыли бывшего партизана.
И ещё ценная крупица из его жизни. Это тоже канский период. Владимир Зубцов, прошедший пекло гражданской войны, опять рвётся в бой, но уже с интервентами!..
«В Канский Уездный Комитет Р.К.П. Члена партии Зубцова Владимира Яковлевича.
Заявление
Принимая во внимание наше тяжёлое положение на западном, польском фронте и, основываясь на постановлении ЦиКа о мобилизации коммунистов, как военный специалист и коммунист предлагаю Упарткому свои знания по организации Канской коммунистической роты для немедленной отправки на фронт…» (ПАКК ф.5, оп.1, д.25, л.55).
Он предлагает в кратчайший срок провести военную подготовку добровольцев и мобилизованных. Вооружить бойцов. Организовать при роте пулемётную команду и санитарную службу.
Сам Зубцов (Зазубрин), как знаток военного дела, предлагает себя на должность командира роты!
Но тогда в Укоме партии и Ревкоме решили, что Владимир Зубцов будет нужнее в Канске.
И ещё одна «зазубринка», дорогая для меня. О ней чуть позже.
* * *
Мне, моим братьям и друзьям повезло: детство прошло в благодатном таёжном крае среди партизан Тасеевской Республики. Много партизанских былей услышали мы от них.
С трёх сторон к нашей деревеньке Денисово подступала бескрайняя сибирская тайга. Мальчишеской ватагой уходили мы на рыбалку с ночевой на Усолку, в самые трущобы. Пристрастились и к охоте. Вернее, только-только начали проходить таёжные «университеты».
Ночь у таёжного костра… Где-то далеко-далеко рявкнет зверь. А рядом кто-то ломится через тайгу. Только сучья трещат…
Страшно!
Подбросишь побольше сушняка в костёр – жадно, как зверь, накинется огонь на лакомую добычу, заворчит, показывая клыки… Ожил костёр. Заполыхал. Весело стреляет искрами. Испугалась, отодвинулась в тайгу тьма.
Веселее становится и нам. И мы все удивлялись, как наши деды (тогда ещё парни!) в такой жути таёжной партизанили?!.
Мы знали, что в гражданскую войну всё Денисово пошло к красным. За это белые расстреляли двенадцать человек!.. На Росстанном кладбище – братская могила…
А в мае колчаковцы и чехи сожгли деревушку. Два раза выжигали.
Нам было понятно: красные – это свои. Но откуда взялись белые и эти… чехи?.. Надо в следующий раз расспросить самого главного партизана – деда Егора Данилова. Он даже к белым попадал в лапы…
Когда подросли, многое поняли. А став взрослым, я уже знал, что Владимир Яковлевич Зазубрин был и на моей земле!
Иван Анисимович Вашкорин рассказывал, как вместе с Зубцовым (Зазубриным) в сопровождении эскадронцев в декабре 1919 года выехали с Агитационным отделом из Тасеева в сторону Канска.
Партизаны наступали…
Проехали Колон. Потом – Денисово. Деревень нет. Выжжены дотла… Одни чёрные печные трубы. Только в Денисове – чудом уцелела покосившаяся над обрывом банька
Зубцов долго ещё оглядывался на эту жуткую картину…
Сурово смотрели на всё это эскадронцы-тасеевцы.
Запоминали…
А может, именно тогда партизан Владимир Зубцов начал кровью писать роман «Два мира»?.. Не знаю.
Популярность «Двух миров» была настолько велика, что при жизни автора книга выходила в свет десять раз!
* * *
Порой, когда в наши дни – время предательства (всего и вся!) над головой сгущаются грозовые тучи, - когда и за спиной чувствуешь холодное дыхание опасности, когда верные друзья, готовые придти и помочь (а надо – и прикрыть собой!) – где-то далеко-далеко, я вновь беру в руки роман Владимира Зазубрина «Два мира» и перечитываю его.
… «35. Везём пожар…»
Глава из романа. Идёт Красная Армия по сибирским дорогам…
А вот к партизанскому селу Медвежьему подходит красный N-ский полк: «…командир роты Степан Вольнобаев и красноармеец Андрей Клочков шли рядом, впереди полка. Сзади, на головных санях играло с ветром красное знамя. Все были в жёлтых полушубках, шапках с ушами и валенках. У Клочкова на шее мотался огромный красный шарф. Двое молча улыбались. Было чему. Третью тысячу вёрст шли без отдыха, без поражений…
Красноармеец, невнятно бормоча, ткал канву стиха…
Красные знамёна торжествовали».
И вот долгожданная встреча сибиряков-партизан с армией-освободительницей:
«-Ура! Да здравствует Красная Армия!
- Да здравствуют красные партизаны! Да здравствует Советская Сибирь!
- Ура! Ура! Ура!
Наконец-то они пришли. Нет больше белых. Нет таёжной республики. Вся Сибирь – Социалистическая Федеративная Советская Республика. Толпа с радостным любопытством разглядывала красноармейцев…»
Какая мощь духа у партизана-писателя Владимира Зазубрина! Какая уверенность в будущем – хорошем! И рассеиваются над моей головой тучи. Уходят невзгоды. И затеплился впереди огонёк…
* * *
Зазубринские Костры… Не только добрые люди тянутся к ним. Из сегодняшнего мрака иногда выползают и «представители» жирующей «творческой интеллигенции». Сытые, зажравшиеся, они тянут руки к волшебному Зазубринскому Огню… Ненавидя русский народ, всё советское, красных партизан (то, что было дорого писателю), они бормочут что-то о крёстном пути России… Греются у Зазубринского Костра… Им бы ещё кусочек его славы!
Не дано.
Прошло много десятилетий со дня гибели талантливого писателя – Владимира Зазубрина. Сгорела его звезда!
Но Костры, зажжённые им в романах «Два мира», «Горы» и других произведениях – долго ещё будут светить людям во тьме…
Вениамин БОРОВЕЦ 15 мая 2000 г. г.Красноярск
«Дзержинец» 07. 09. –23.09. 2000г. №107-115 (8589-8597) (газета,
издаётся в с. Дзержинском).