В 1953 году, в июле, мне предстояла срочная командировка в город Иркутск по служебным делам. Был пик лета, и с билетами на все виды транспорта ощущался дефицит. Испробовав кассы Аэрофлота и железной дороги, я, наконец, сел на проходящий курьерский поезд Москва – Пекин и таким путём быстро очутился в Иркутске.
К этому времени в стране замельтешили массы освободившихся из тюрем и лагерей по случаю смерти И. В. Сталина. С наступлением сумерек компании бывших зэков бесцеремонно продолжали творить произвол на улицах городов, хотя за подобные дела они и отбывали свои наказания.
Амнистия коснулась весьма масштабной части уголовников, которые были выпущены, думается, по скоропалительности и необдуманности. Бытовые статьи заслуживают всяческого внимания, однако остальной мусор следовало тщательно сортировать, прежде чем сделать столь гуманную акцию. Таким образом, эта «свора шакалов», не задумываясь о благородности власти, о положительных поступках начисто позабыла и опять взяла на вооружение свои отрицательные качества.
Как-то так произошло, что я случайно, сидя за одним столиком в столовой, познакомился с майором МВД, прилетевшим из Москвы в Иркутск по особо важным делам, дабы изобличить и обезвредить опасного бандита, накануне устроившего крупную резню. Этот товарищ из МВД сетовал, что амнистия явилась необдуманной и весьма скоропалительной, она породила в стране криминальный хаос, и на органы свалилась необъятная и непомерная нагрузка по ликвидации в стране массовой преступности.
Этим коротким очерком я затрагиваю извечную тему, суть которой можно выразить поговоркой «ломать – не строить!». Привыкли всё ломать, не задумываясь о грандиозных последствиях, которые оборачиваются драматичным бумерангом для общества. Суть той амнистии лежала в концепции её разработки, которая преследовала далеко идущие цели нашего незабвенного Лаврентия Павловича Берии, расстрелянного несколько поздновато, поэтому она и явилась такой чудовищной.
Михаил Третьяков, работник связи Енисейского пароходства.
Речник Енисея, № 36, 8-14.09.2000.