Данила Егорович Черканов был военным моряком. Их небольшой катер, оснащённый зенитными пушками, бороздил воды Ладожского озера, спасая от немецких налётов караваны с людьми, переправляемые из блокадного Ленинграда на Большую землю. Немного не дожил моряк Черканов до прорыва блокады. Немецкая авиабомба в щепки разнесла сторожевой катер, похоронив в водах Ладоги славную команду защитников Родины.
Ничего этого не знала жена Данилы Егоровича Евдокия Алексеевна. В Подмосковье, в 25-ти километрах от Коломны, в небольшой деревушке Санино горевала она всю войну с малыми детьми. Работала не покладая рук. Днями голову ломала над тем, как накормить такую ораву, во что одеть- обуть, а ночью Бога молила, чтобы уберёг её мужа от заморского супостата, чтобы свидеться пришлось, к плечу родному прижаться. Что-то писем не стало от мужа, не случилось ли какой лихой беды с ним?
Весна 45-го была ранней. В лужах купались воробьи, на вербах распус-тились серёжки. Когда в их дом вошли трое военных, ёкнуло нехорошо у Евдокии сердце. Разговор был короткий:
- Признаёте ли вы своего мужа,- обратился один из военных, протягивая фотографию Данилы.
А у неё в голове пронеслось - наверное, Данила ранен, стал калекой. Да как же она от него откажется?
- Да, это мой муж, - сказала Евдокия.
- Распишись.
И вручили ей документ о том, что её муж Данила Егорович Черканов перешёл на сторону немцев вместе со своим катером и командой. А ей следует отправляться в ссылку в Сибирь, в Красноярский край, на 5 лет. Их дом в Санино сразу забрали под сельский Совет, имущество родственники растащили, овец и корову зарезали, чтобы мясом взять с собой в дальний путь.
Славику Черканову исполнилось в тот год семь лет. Он помнит, как плакала мама, когда ей предложили оставить детей в приюте, а самой ехать в Сибирь, помнит недолгие сборы и расставание с родными. Сильно Славик не расстраивался, еды с собой набрали полно, а впереди предстояло какое- то дальнее путешествие. Что ещё надо мальчишке? Их эшелон состоял из «телячьих» вагонов, спали на полу. На коротких остановках, где-нибудь вдали от населённых пунктов набирали воду из луж, так как выходить из вагонов на станциях категорически запрещалось. Первой приняла их пересыльная тюрьма в Москве. Здесь была тьма народу. В разные стороны отсюда отправлялись ссыльные. Целый месяц тащился эшелон до Новосибирска. Пересылка здесь запомнилась Славику злобными собаками и конвоирами, от одного из которых он получил прикладом по спине. И снова эшелон, и снова дорога. В Красноярске их посадили в грузовик и отправили в Шилинку под надзор комендатуры. Их приезд в Шилинку совпал как раз с Днём Победы - У мая 4Ь года. Поселились в полуизбушку-полуземлянку - небольшое строение, по самые окна закопанное в землю. Евдокия Алексеевна стала работать телятницей. Нещадно голодала семья. Гнилая картошка с полей не спасала. Навсегда наелся в то время Славик драников, а ничего другого не было. Свалила хворь от такой еды мальчишку, отнялись у него ноги. Два года ползал Славик на коленках. Бывало, пригреет весеннее солнышко, братишки его на завалинку вынесут, чтобы посидел да посмотрел, как они в «бабки» или «чижика» играют. В десять лет только в школу пошёл мальчишка, зато учился с большим желанием, на лету схватывая всё, что учитель скажет.
Вскоре семья из Шилинки в Борек переехала. После всех мытарств небольшой домик им роскошным теремом показался. Здесь только у Славика своя кровать появилась, а то всё за печкой на полатях спал.
До 1958 года работала Евдокия Алексеевна в совхозе МВД, каждый месяц должна была отмечаться в спецкомендатуре, что жива она ещё на этом свете и не сбежала отсюда в родное Подмосковье. До последнего дня пребывания в Сибири всё было здесь для неё чужим, и ни на один день она не переставала тосковать по яблоневым садам и по розовым кустам в палисаде у отцовского дома.
Когда во внеурочный час Евдокию пригласили в комендатуру, она встревожилась не на шутку. Терзалась она всю дорогу до Шилинки. А может, какое известие о Даниле? Как сердце чуяло.
Оказывается, работали на дне Ладоги водолазы и наткнулись на останки погибшего сторожевого катера. Шёл 1961 год. И в обнаруженном «черном» ящике хорошо сохранились все документы моряков. Подняты и преданы земле были останки героев-моряков. Никто и не думал уходить к немцам, воевали с проклятыми до последней минуты.
Молча выслушала Евдокия сообщение о гибели её мужа, и только горестно опустились её плечи - ждать больше некого. А она все эти годы ждала клятого и поруганного, и любила.
Ни одного дня не хотела Евдокия Алексеевна оставаться в этих краях. Собрала нехитрые свои пожитки и отправилась в своё родное Санино. Здесь теперь на неё не косились, встретили как жену погибшего героя. А самым замечательным оказалось то, что дом её, родные стены, в одночасье вернули. Ни одной родной вещицы в нём не осталось, а всё равно домой вернулась. Стволы родных яблонь ладонями гладила - смотрела и не могла насмотреться на деревенские улочки, на узенькую и неглубокую речушку за огородами.
Выросли и разлетелись по стране её дети. Один Вячеслав Данилович в Сибири осел. Теперь уже Учхоз роднее родного стал. Семьёй обзавёлся, всю жизнь на одном месте проработал.
Хранится у него документ, что на основании материалов, имеющихся в распоряжении военного суда Московского военного округа, Черканов Вячеслав Данилович признан пострадавшим от политических репрессий. А сколько их таких, безвинно пострадавших, по нашей стране раскидано?
А Евдокия Алексеевна дожила до 1970 года. Вышла как-то в сад за яблоками, протянула руку и упала -остановилось сердце. Остановилась жизнь человека, неизвестно за что гонимого и униженного.
Е.ХАЛЕЕВА
Сельская жизнь (Сухобузимское) 28.10.2000