ПО СТРАНИЦАМ ЛИЧНОГО ДЕЛА № 7349 ССЫЛЬНОЙ ЭФРОН А.С.
Не знаю – где ты и где я.
Те же песни и те же заботы.
Такие с тобой друзья!
Такие с тобой сироты!
М.Цветаева
Ариадна Эфрон - дочь Сергея Яковлевича Эфрон и Марины Ивановны Цветаевой -
родилась в 1913 году. Дитя любви двух необыкновенных людей, она получила
необыкновенное имя и необыкновенную жизнь. О ее одаренности и красоте начали
говорить в раннем детства. К четырем годам мама научила ее читать, к пяти -
писать, в шесть - вести дневник. В семь она стала подругой своей гениальной
матери, ее поддержкой во всех трудностях. Они почти не расставались
- мать и дочь, Марина Ивановна брала маленькую Алю с собой на все поэтические
вечера, литературные встречи. В свои пять лет Ариадна декламировала Шиллера и
Жуковского, в семь лет начала писать стихи, которые К. Бальмонт называл
«совершенно изумительными», в восемь стала переписываться с Анной Ахматовой.
Марина Цветаева сделала такую приписку к письму дочери от 17 марта 1921 года:
«Аля каждый вечер молится:
-Пошли, Господи, царствие небесное Андерсену и Пушкину, — и царствия земного — Анне Ахматовой».
Нелегкие времена сопутствовали расцвету этого талантливого ребенка: страна была в разрухе, от голода умерла З-летняя Ириша, младшая дочь М. Цветаевой, Ариадна часто оставалась совсем одна в темной комнате, в ожидании матери, которая пыталась найти хоть какой-то еды. То, что теперь одни скромно именуют октябрьским переворотом, а другие провозглашают Великой Октябрьской революцией, переломало и изменило судьбы многих ладей, в том числе и Марины Цветаевой и Али. Любимый муж и отец Сергей Эфрон был потерян в водовороте красно-белых страстей. Только в 1922-м году семья смогла соединиться, но уже не в России, а в Чехословакии. Жизнь там была нелегкой, средств постоянно не хватало. Ариадна стала настоящей золушкой - она собирала хворост, ухаживала за маленьким братом, кормила гусей, вязала вещи на продажу. Марина Ивановна очень переживала такое нелегкое детство Али.
В 1925 году семья переезжает в Париж. Жизнь становится если не легче, то насыщенней: Марина много пишет, Сергей пытается издавать журнал, Ариадна, становившаяся настоящей красавицей, учится живописи и графике, получает одну за другой шесть французских литературных премий.
А в 1937 году, достигнув совершеннолетия, Аля принимает решение вернуться в Россию. Вскоре к ней присоединяется вся семья. Они живут на даче в Болшево, Марина Ивановна пишет, Ариадна работает в художественном училище, Георгий учится, находит работу и Сергей Яковлевич. Счастье кажется таким реал¬ным, таким ощутимым: они вместе, и они в России. Но именно на «шестой части суши» тогда происходили жесточайшие репрессии, и люди, вернувшиеся из-за границы, арестовывались практически поголовно. 27 августа 1939 года Ариадна Эфрон была арестована. Полтора года от нее не было никаких известий .
10 октября того же года был арестован Сергей Яковлевич Эфрон. В 1941 году он был расстрелян.
31 августа 1941 года Марина Цветаева покончила с собой. Георгий, любимый брат Али, был отправлен в Ташкент в интернат. По его окончании он вернулся в Москву и поступил в Литературный институт.
26 февраля 1944 года Георгий Эфрон был мобилизован, а 7 июля того же года погиб на фронте. Так Ариадна Эфрон осталась совсем одна, и в ее анкете арестованной появилась новая запись: - «семьи нет».
Смерть матери произвела на нее ужасное впечатление. «Если бы я была с мамой, она бы не умерла. Как всю нашу жизнь, я бы несла часть ее креста, и он не раздавил бы ее», - писала Аля тете.
Отбыв 8 лет «за шпионаж», - в 1948 году она вернулась в Рязань. Надо было начинать жизнь сначала, уже совершенно одной, без матери, которую, будучи маленькой, Аля называла «морская богиня». Ариадна начала систематизировать записи Цветаевой, пытаясь сохранить все, что осталось. Но и эта ее жизнь продолжалась очень недолго: 21 февраля 1949 г. Ариадна Эфрон вновь была арестована по тому же надуманному обвинению «в шпионаже в пользу французской разведки»: шла вторая волна массовых арестов. 8 мая 1949 года Эфрон была сослана на вечное поселение в Туруханск.
Тогда она на момент поддалась отчаянию, мысли о судьбе мамы не оставляли ее. Позже А.С. Эфрон вспоминала, как в беседе с ней Анна Ахматова сказала: «Я знаю, существует легенда о том, что она (М.И. Цветаева. - Прим. авт.) покончила с собой в минуту душевной депрессии, - не верьте этому. Ее убило то время, нас оно убило, как оно убивало многих, как оно убивало и меня. Здоровы были мы - безумием было окружающее - аресты, расстрелы, недоверие всех ко всем и вся».
Отправили меня в Туруханское, километров 300-400 не доезжая до Карского моря. Мне посчастливилось - я устроилась уборщицей в школе. Работаю по 12-14 часов в сутки. Воду таскаю на себе - далеко в гору. От всего вышеупомянутого походка и виду меня стали самые лошадиные. Но глаза по старой привычке впитывают в себя и доносят до сердца великую красоту ни на что не похожей Сибири, - писала Ариадна Эфрон Борису Пастернаку. Они переписывались все время ее ссылки, которая, к счастью, продолжалась не вечно, а только пять лет. Целых пять лет тяжелой борьбы за будущее.
«Когда я думаю об огромном количестве всего написанного ею и потерянного нами, мне страшно делается. И еще многое можно было бы разыскать и восстановить, и сделать это могла бы я, единственная оставшаяся в живых. Я никогда не смогу сделать этого, я разлучена с ее рукописями. Я ничего не сделала для нее живой, и для мертвой не могу», — в порыве отчаяния писала Ариадна.
Листая дело ссыльнопоселенки Эфрон, лишний раз убеждаешься в педантизме и аккуратности тогдашних сотрудников МГБ. В деле имеется сопроводительная записка, что «заключенной Эфрон А.С. направляются семь листов личной переписки и томик стихов Николая Асеева», отобранные у нее при личном обыске. А также расписка Ариадны и получении вышеуказанного. Находясь в невыносимо тяжелых условиях полярных ночей и слишком коротких теплых дней, нагруженная тяжелой физической работой и бытовыми заботами, она в письмах просила друзей прислать ей книги Шекспира, Толстого, Гоголя, с жадностью прочитывала все номера «Литературной газеты», которые удавалось достать. «Я получила все посланное тобой, и за все огромное спасибо. Стихи твои опять, в который раз, потрясли всю душу, встряхнули ее за шиворот, поставили на ноги и велели - живи», - писала она Пастернаку.
Она редко жаловалась на жизнь, лишь иногда в ее письмах проскальзывала «невыносимая усталость», спровоцированная болезнью сердца, а позже - туберкулезом, которые она, с ее слов лечила «необращеньем внимания». Ее талант прозаика теперь реализовывался только в письмах: «Кончается мой, сегодня первый весенний день, голубой и холодный. Лед идет. Небо здесь то слишком густое, то пустое, вода - бездушна, земля - скучна, люди - давным-давно рассказаны Горьким. По селу ходят коровы, тощие, как в библейском сне, и глаза у них всех одинаковые, как у греческих статуй».
С 1950 года у Ариадны Сергеевны новая работа - она становится художником местного клуба, кроме написания лозунгов к праздникам, а также показателей по заготовке рыбы и пушнины, она организует театр и с местными ребятишками ставит одну за другой несколько классических пьес, невиданных и неслыханных раньше в туруханской глубинке. Она охотно дает желающим читать присланные книги и отмечает, с каким бережным вниманием относятся к ним местные жители. Но жизнь эта, конечно не может дать ей ощущение полноты, нет, только ощущение заполненности времени, именуемой жизнью политзаключенного. «Я давно уже не живу на свете, Борис, я уснула, ибо другого выхода для меня нет – работать так, как нужно, нельзя, - а жизнь - это работа, творчество, Я сплю под этими ветрами и снегами, не зная даже, придет ли моя поздняя весна, когда я докажу, что «настоящая ветвистая пшеница, а не сорная трава», пишет Эфрон Б. Пастернаку. И получает его отклик: «Человек, который так думает и так говорит, может совершенно положиться на себя во всех обстоятельствах жизни».
Годы идут, ледяные ветры сменяются неизменными летними тучами мошкары, и Ариадне порой начинает казаться, что время остановилось, спасение приносят только книги - любовь, подаренная ей матерью. Она обсуждает с Пастернаком перевод Фауста Гете, просит прислать еще и еще книг. «Если не дано мне творить, то хоть хочется дочитать, досмотреть, довидеть, дочувствовать настоящее. Творить же не дано по чисто внешним причинам, дай Бог, чтобы они отпали прежде, чем отпаду я сама», - с горькой надеждой пишет она своему неизменному другу Борису Пастернаку.
Передо мной предпоследний лист дела Ариадны Эфрон - определение N 4н- 0856/55 военной коллегии Верховного суда СССР от 19 февраля 1955 г., в котором определено: «дело на Эфрон Ариадну Сергеевну за отсутствием состава преступления прекратить и из ссылки ее освободить». Летом того же года 42-летняя, постаревшая, поседевшая Ариадна Эфрон вернулась а Москву. Не было ничего, кроме главного дела - собрать и восстановить все, что можно, из написанного Мариной Цветаевой. Этому делу Ариадна Сергеевна посвятила себя до конца дней. Навечно оправдав слова своей матери: «Аля бы меня никогда не забыла».
Мы скоро вступаем в новое тысячелетие, мы идем туда со всеми нашими большими и малыми войнами, с неизлечимыми болезнями, с разбалансированной экологией, со стремительно снижающимся уровнем культуры населения. Мы оставляем за собой век минувший, но, вероятно, нам следует взять с собой память и опыт людей, чья воля к жизни чувство долга вызывают уважение, восхищение и желание самосовершенствоваться.
«Тысячи верст и тысячи дней
становятся все видней...
Тысячи душ и тысячи тел.,
Рой за роем героев взлетел», - как писал Николай Асеев.
Инга КОЛТАШОВА
Вечерний Красноярск 20.12.2000