Детство шестилетней Нины окончилось в 1937 году. Незнакомые дяденьки, затянутые в хрусткие портупеи, скрипя высокими сапогами по-хозяйски вошли в самую красивую комнатку их, казалось надёжного пристанища, где стоял разлапистый, под потолок фикус и по вечерам собирались гости, чтобы сыграть в «66», и увели деда. Навсегда. Мама и бабушка с опухшими от слёз лицами, горестно всхлипывая, перебирали спешно вещи, что предстояло взять с собой. Через 24 часа, данных на сборы, они покидали большой и уютный дом, в котором ещё вчера текла несуетная, размеренная жизнь.
«Мама, я не хочу ехать… - канючила девочка, - я не устала…» Ей вторила четырёхлетняя Галя. И только Валечка был безучастен в их вновь свалившемся горе – крепко спелёнатый братишка посапывал в своей кроватке в соседней комнате. Совсем недавно вот также поздним вечером такие же сердитые военные люди забрали из дому Нининого папу, Матвея Дужака, и мама, наплакавшись вдосталь, укладывала вещи, чтобы и Галинку, и Валечку, и её, Нину, увезти из Петровского завода, где они жили, к своим родителям сюда, на Байкал.
- По своему малолетству, - рассказывает Нина Матвеевна, я не помню, какой отрезок времени мы прожили в дышащем добротой и покое доме маминых родителей, наверное, месяца два-три, потому что мама не успела оттаять от свалившейся беды.
Дужаков и таких же горемык, как они, загнали на станции в телячьи вагоны, путь их лежал на запад. Маленькая Нина в полушёпоте побелевших женских губ всё чаще слышала «Краслаг». Что оно значило, девочка узнала гораздо позднее. Ехали долго, случались длительные остановки, в вагоне гулял ледяной ветер. Заболел Валечка. Мать не выпускала из рук завёрнутого в теплое одеяльце сына, беспокойно прислушиваясь к его хриплому, надрывному дыханию. На мольбы о помощи конвоиры не реагировали. Скоро ребёнок умер.
- Валечку похоронили во время стоянки на одной из станций, - вспоминает Нина Матвеевна. – Много позднее я расспрашивала маму о месте захоронения брата, но она отмалчивалась, видимо, это была её глубочайшая сердечная рана. Вообще, я мало что достоверно знаю о моём отце Матвее Дужаке, собственно, как и о дедушке – Михаиле Мшаре – я из рода Иванов-не-помнящих-родства, - с горьким сожалением признаёт Нина Матвеевна. – Мама и бабушка с трудом открывают свои тайны и то спустя многие годы. Пережитые страдания сделали их великими молчальниками.
Матвей Дужак, дюжий и сметливый хлопец, родом из Винницкой области, долгое время работал на строительстве КВЖД и осел в Сибири, женившись на украинке Марии Михайловне Мшар. После 1922 года, принёсшего страшный голод на Украину и в Поволжье, а потом голодного мора 1933, Сибирь для многих стала землёй обетованной. Родители Марии Михайловны, выходцы с Украины, жили на Байкале. Отец работал на строительстве Николаевской железной дороги, соединившей Дальний Восток с центром России. Их зять, Матвей, сначала служил на станции Борзя, а потом в Петровском заводе. Не равнодушный к технике человек, он пытался многое сделать своими руками, за что получил прозвище «изобретатель». Одно из детищ Матвея – мотодрезина свела его с легендарным командармом Дальневосточной армии Василием Блюхером, - знакомство, сыгравшее роковую роль в судьбе «изобретателя». Когда попавший в опалу командарм был расстрелян, вслед за ним ушли из жизни те, с кем он был близко знаком.
Правда, оказавшемуся в сталинских застенках Дужаку судьба отмерила жизни чуть больше, чем Блюхеру. Возможно, он бы и остался в живых, но при пересылке из тюрьмы в лагерь произошла неувязочка: не то не хватило вагонов для заключённых, не то вовремя не успели составить нужных бумаг, и расстреляли, мудро решив: нет человека – нет проблем.
Смерть дед Нины, Михаил Мшар принял не за компрометирующее знакомство – за неосторожное сравнение с жизнью «под царём», когда человеческий труд ценился по достоинству и соответствующим образом оплачивался. Разговор этот случился не на базарной площади, в тесном кругу, казалось бы проверенных друзей. Кто-то из них, перестраховавшись, и донёс сказанное в компетентные органы – стукачество в те годы всемерно поощрялось. Уделом же жён врагов народа, их детей становился чаще всего «ГУПАГ».
Состав миновав Ингаш, Верхний Ингаш, наконец, заскрипел тормозами, затем чихнув ещё раз, остановился. Высыпавшие из вагонов «вечные переселенцы», обременённые домашним скрабом, с детьми выслушали приказ: вернуться в Ингаш. Отупевшие от издевательств люди безропотно потянулись в обратном направлении, теперь уже пешим ходом.
- Нам повезло в том плане, - вспоминает далее Нина Матвеевна, - что мама с бабушкой практически сразу же определились с жильём. Они выменяли в общем-то неплохой домик на часы знаменитой фирмы Павла Буре и часть одежды. Почти сразу маму определили на работу и стала учительница по профессии, бывший комсомольский работник баланы считать, то есть считать брёвна. В том же году я пошла в школу. Чувствовала ли я себя дочерью репрессированного? В детстве по этому поводу у меня, скорее всего, особых переживаний не было, они пришли позднее, ведь у дочери врага народа перспективы на будущее были сведены к нулю. В школе, сначала под влиянием мамы, а когда стала старше, уже вполне осознанно я стремилась учиться лучше всех. Врезалась в память такая деталь: в класс регулярно заглядывал кто-либо из лагерного начальства и приказывал: «Дети репрессированных, встать!» Нам не давали забывать, кто мы такие.
- Мы жили в зоне «Краслага», немые свидетели большой человеческой трагедии. Как-то несколько мальчишек и девчонок, в числе которых была и я, отправились в примыкающий к поселку лес сушняк собирать. Деревце за деревце и ушли далеко. Не по себе стало, а тут ещё странные звуки доносятся. Присели в кустах пониже и видим: согбенная лошадка телегу тянет, а в ней седок подстать убитой горем лошади. Скрип, - скрип – надрываются несмазанные колёсные ступицы. Свернул седок за поворот, а мы на дорогу – куда ведёт? Уткнулись в огромный котлован с рассыпанной по краям известью. Вниз глянули и обомлели: трупы человеческие горой накиданы. Жуть такая взяла, что мы от этой братской могилы, как очумелые рванули, опомнились, когда дробь над головами засвистела, - или близко у ограждения лагерного оказались, или таким образом наше любопытство пресекали. На опушке леса, сбившись в кучу, клятвенно договорились об увиденном молчать, даже под страхом смерти. И действительно, никто из ребятишек не обмолвился даже намёком – кто знает, какая бы нас участь ожидала, расскажи мы об этом.
- «Краслаг» был один из самых страшных, где люди мёрли, как мухи, от голода, холода, непосильной работы. Только с назначением нового руководства лагеря положение с содержанием заключённых несколько улучшилось. Начальник кого-то в Москве смог убедить, что заключённые – дармовая рабочая сила, служащая построению социализма, но её хотя бы минимально нужно кормить. Вот тогда-то и разрешили в галере картофель и прочие овощи садить, за счёт чего многие из находящихся там и выжили.
Когда я слышу: «Сталина бы сейчас, чтоб порядок навёл» – мне плохо становится – не видел говорящий сотни наваленных в том котловане трупов, ходячие от истощения скелеты.
Шло время. Дужаки с трудом, но приживались на новом месте, ибо другого «вечным поселенцам» было не дано. Меж тем Мария Михайловна в своих заботах о будущем детей искала вы-ход, как сделать так, чтобы они не несли груз тех тягот, что неизбежно тащился за семьями репрессированных. Лучшая подруга настойчиво советовала оформить с мужем развод. Нина была свидетелем, видимо, их далеко не последнего на эту тему разговора. Те слова, произнесённые подругой матери, и сейчас в её памяти: «Маша, это единственный выход, чтобы не обездолить детей. Если суждено Матвею вернуться живым, он тебя поймёт и за развод не осудит». И Мария Михайловна, правда, не скоро, но, в конце концов, решилась на этот не простой для неё шаг. За ним последовали значительные перемены. Марии Михайловне разрешено было вернуться в школу, где она стала учить детей математике. А Нина со временем поступила на географический факультет Красноярского педагогического института, о чём ни разу не пожалела.
Учёба дарила радость общения с талантливейшими преподавателями, как Марк Борисович Вольф, читавший курс экономической географии СССР. Однажды на каверзные вопросы дотошной студентки он был вынужден сказать: «Не задавайте такие вопросы, а то сухари сушить придётся». Что это значило, Нина знала. Как знала и то, что экономику страны удерживают кулак, мат и партийный билет.
Она, сталинская стипендиатка, находила время для активной комсомольской работы и, возможно, чаша весов при выборе дальнейшего пути могла бы перевесить в пользу комсомола, да ей, немало пережившей дочери врага народа, работа была предложена страннейшим образом.
- Меня перед самым распределением вызвали в крайком ВЛКСМ. Поднявшись на нужный этаж, я попала на приём. Однако беседовать, как это было принято, не стали, а хозяйка кабинета попросила последовать за ней. Она долго вела меня, ни слова не говоря, по длинному коридору, спускалась по лестнице и мы снова молча шли длинным коридором. А у меня мелькнула в голове лишь одна мысль: «Посадят… За что?» И когда та, распахнув двери пустого кабинета, сказала: «Это твой», мне сделалось плохо, я с трудом удерживалась на трясущихся от страха ногах. И я отказалась от предложения.
Так в Ярцевской средней школе появилась небольшого росточка черноглазая учительница географии, в руках имеющая диплом с отличием, а в голове – материнское напутствие: «Нина, если хочешь, чтобы ученики вспоминали тебя всю жизнь добрым словом, запомни три простых заповеди: замечания ребятам делай прямые; не унижай их, не оскорбляй; никогда не выгоняй из класса». Погрешила Нина лишь последнюю, и то по молодости лет.
В Ярцево Нина Матвеевна обретала профессиональные крылья, занималась художественной самодеятельностью при поселковом клубе.
- Кажется совсем недавно это было, а сколько воды уже утекло, - продолжает Нина Матвеевна. – Я благодарна своей профессии хотя бы за то, что она заставляла меня всё время учиться, быть в постоянном творческом поиске, подарила массу встреч с людьми неординарными, замечательными своими талантами, душевными качествами. Одни из встреч были мимолётны, другие выросли в настоящую дружбу.
В эти дни у Нины Матвеевны Поправы гостит её давняя подруга, приехавшая из Абакана, Галина Ивановна Сидорова. Познакомила и сдружила их совместная работа в Енисейском педучилище
- Мы, как шестерёнки в часовом механизме, друг без друга просто не можем, рядом в горе и радости, - замечает по этому поводу хозяйка дома.
Когда заболела Нина Матвеевна и срочно потребовалось сменить жильё, Поправы жили в доме Сидоровых, точно также в семье Поправы оставались дети и старенькая мама Сидоровых, когда те уехали на строительство Красноярской ГЭС в Дивногорск и ещё не имели квартиры. Заболевала Галина Ивановна и подруга мчалась к ней с помощью за много вёрст и наоборот. По этому поводу муж Галины Ивановны как-то заметил: «Я вам, милые женщины, завидую, у вас такая чистая и бескорыстная дружба…».
Как раз от Галины Васильевны, проработавшей с Н.М.Поправой бок о бок не один год, я услышала такие слова: «Нина особый по своему педагогическому таланту человек. Принцип обучающего обучения, то, о чём заговорила педагогика в полный голос только сейчас, она начинала неосознанно много лет назад».
- Учебный материал можно в книге прочитать, и не увидеть того, что за ним кроется, - уточняет Нина Матвеевна, - а мир гораздо шире и красочнее и чтобы показать это учащимся – все средства хороши.
Заядлая путешественница, побывавшая во Франции и Англии, Ватикане и Португалии, Дании и Испании, в ряде других стран, она везла оттуда сувениры, буклеты, предметы быта, чтобы использовать их в качестве наглядных пособий по своим урокам. И всегда стремилась увидеть и узнать больше, чтобы потом удивить своих учеников, заставить их восхититься окружающим хотя бы через призму её наблюдений. Нина Матвеевна ездила на торжество, связанное с открытием Волго-Донского канала, как тогда называли его в газетах, первой стройкой коммунизма. Была свидетельницей перекрытия Енисея при строительстве Красноярской ГЭС. Праздновала вместе со строителями сдачу в эксплуатацию Саяно-Шушенской ГЭС.
Она и сейчас, эмоционально рассказывая мне о прожитом, остаётся учителем, заставляющим расширить рамки давно установившихся представлений о событиях и вещах, в измерение которых ещё недавно укладывалась наша жизнь. Надо думать, Нина Михайловна неплохо исполнила материнский наказ, оставив след в сердцах и умах своих учеников, добрый след и заметный, ибо не было бы этого письма и много других, адресованных Н.М.Поправе её студентами: «Я очень благодарна судьбе за встречу с Вами. Вы самый умный, добрый и справедливый человек. Мои воспоминания об училище и об этом городе, понятия о трудолюбии и чести неизменно будут связаны с Вами».
Нина Бахаева. «Вовремя» 13.10.2000 г. №39(183) (газета, издаётся в Лесосибирске)