Я в своём рассказе «Между рекой и морем» в газете «Речник Енисея» №14 за 2000 год говорил лишь о некоторых фактах того далёкого времени (пятьдесят с лишним лет назад) – о строительстве железной дороги Салехард – Ермаково – Игарка. В той стройке участвовало более 100 тысяч человек. Это были заключённые с Прибалтики, Белоруссии, Казахстана, Украины, Поволжья, большинство из них имели судимость по политическим мотивам. Были и такие, которые имели большие сроки за грабежи и разбойные нападения.
В конце войны, в 1945 году, в правительстве наметили строительство железной дороги – связь с Севером была только водным путём и только в период навигационного времени, а перевозки в этот район нужно было осуществлять круглогодично. Ещё она должна была иметь стратегическое значение – на случай войны.
В период с 1950-го по 1959 год я работал на теплоходах «Тимур Фрунзе», «Виктор Талалихин» сначала в должностях первого штурмана, затем – капитана. Приходилось доставлять на Север по реке Турухан в Янов Стан, в Ермаково, Игарку, Дудинку разные грузы: железнодорожные рельсы, трактора, краны, бульдозеры, цемент, кирпич, топливо, продовольственные товары. На этой линии – из Красноярска на Север – работали буксирные суда проекта №10, за цветную окраску их называли «петухами». Это теплоходы «Фрунзе» (капитан С.П.Холопов), «Земнухов» (В.Г.Сербаев), «Виктор Талалихин» (В.С.Ледневский), «Сусанин» (Ю.С.Семёнов), «Камчатка» (К.Н.Шимохин), «Сахалин» (А.И.Лобадзе). На этой же линии работал пароход «Свирь» (капитан Н.И.Бражников).
Для строительства северной железной дороги нужна была рабочая сила. В начале навигации 1949 года потребовались в большом количестве пассажирские суда, в том числе оборудованные примитивным способом баржи: «Ермачиха», «Ангутиха», «Фатьяниха». Каждая из них была длиной более 100 метров, и во всю длину их корпуса по бортам и в средней части помещения располагались нары в три яруса. В одну баржу наталкивали до двух тысяч человек, грузовые проёмы закрывались металлическими решётками. Охраняли заключённых спецподразделения МВД. Пищу готовили на верхней палубе.
Туалеты, чуть прикрытые брезентовой накидкой, находились там же, где и нары. Оправлялись невольные пассажиры барж в большие чаны, они назывались «парашами», которые выносились ими же и выплескивались за борт в Енисей. От зловонных запахов из туалетов, удушающих – от курения, - вентиляции не было, - многие падали в обморок.
До места прибытия в Ермаково или Игарку заключённые в трюмах находились до шести суток. Многие больные, люди пожилого возраста такого перехода не выдерживали, и их мёртвые тела оставляли на пути следования, вблизи стоящих на берегу Енисея деревень.
Для перевозок людей на грандиозную стройку первоначально запланированных судов не хватало, поэтому был мобилизован весь пассажирский флот: теплоходы «Байкал» (капитан М.Д.Селиванов), «И.Сталин» (капитан И.Г.Лобастов), «Орджоникидзе» (капитан Н.А.Шангин), пароходы «Фридрих Энгельс» (капитан А.Г.Чекизов), «Спартак» (капитан Н.А.Данцер), «Мария Ульянова» (А.М.Пономарёв). В трюмах пассажирских судов политзаключённых вмещалось от 1300 до 1500 человек. Посадка проводилась в ночное время в Красноярском порту – с поездов на пароходы. В течение двух часов охранники с собаками вталкивали заключённых плотно в трюмные помещения, и теплоходы быстро отходили в рейс.
Когда в начале навигации 1949 года началась массовая доставка политзаключённых речным флотом к месту стройки железной дороги, возникла необходимость экстренно готовить лагеря для приёма. Лагеря быстро строились на реке Турухан в Яновом Стане, в Ермаково, Сухарихе и по всей трассе, где должна была пройти железная дорога. В момент начала стройки №503 в Ермаково домиков насчитывалось примерно от пяти до семи, и те были покосившиеся, гнилые от времени. Для руководящего генералитета и писарей-подручных, которые носили им портфели, политзаключённые стали строить из круглого леса тёплые дома. В 1950 году для них было сооружено полтора десятка домов, а заключённые и их охрана размещались в палатках. Между тем, в те годы, начиная с 1949-го по 1952-й, зимы были суровые, морозы в этих широтах достигали 55 – 60 градусов.
В Ермаково, Игарку, Янов Стан овощи доставлялись в мороженном состоянии. Лук, чеснок, фрукты привозили в минимальном количестве – только для руководящего состава, которому полагались спецпаёк, спецмагазин, спецодежда, спецпоездка, спецкухня, спецтабак, спецконьяк, спецбольница – и так далее. Эти-ми благами пользовался и чиновник из политотдела стройки №503 МВД Владимир Пентюхов, выполняя различные поручения своего начальства. Он ходил пешком по железной дороге и видел, как она строилась, выступал по радио, писал в газету «Строитель», показывался по телевидению и нигде не было ни одного намека на плохое питание, отвратительное медицинское обслуживание и бесчеловечное отношение к политзаключенным.
На речных судах по Турухану мы везли их к месту строительства участка железной дороги Янов Стан – река Пур, и среди них было много больных. В летнее время бедолаги работали в тайге, кишащей комарами, мошкой и паутами, а в зимнее время – при температуре минус 45 – 55 градусов. Многие заключенные, особенно интеллигенты, осуждённые по 58-й статье, не выдерживали и оставались в дремучей тайге навсегда – без памятника и креста.
После смерти И.В.Сталина, 5 марта 1953 года, к власти пришёл Н.С.Хрущёв. Наступило потепление во внутренней политике, политзаключённым была объявлена широкая амнистия. Вот что об этом времени в «Речнике Енисея» за 5 – 11 февраля 1999 года в статье под заголовком «Стройка №503, которая стала «мертвой дорогой» пишет В.Козаченко:
«Люди получили свободу, но выехать с Севера до открытия навигации было невозможно, а выпустить из зоны уже свободных людей некуда, т.к. им негде было жить. Лишь с началом навигации бывших заключенных повезли с Енисейского Севера тем же флотом, что и завозили на Север. Это были баржи для перевозки заключённых, переполненные до предела пассажирские суда, пассажирской же авиации тогда ещё почти не было. И можно себе представить, как чувствовали себя уже свободные люди в таких условиях. Но они видели перед собой свободу, а позади остались лагеря и зоны.
Строительство железной дороги было приостановлено. Вскоре она была, как говорили в то время, законсервирована, а на самом деле – брошена, потому что не только заключённым, но и вольнонаёмным, и охране находиться там было невмоготу. Была создана ликвидационная комиссия, в обязанности которой входило организовать вывоз со стройки ценностей. Кое-что было вывезено, но сама дорога, станции, паровозы, вагоны – всё осталось по трассе в тундре и со временем пришло в негодность. Дорога стала именоваться «мёртвой дорогой…»
В 1948 году мне довелось быть участником перегона судов финской постройки из Ленинграда на реку Енисей, затем эти суда были переадресованы на Обь. В состав экспедиции входили пароходы: «Архангельск», капитан И.Н.Пасько; «Надёжный», капитан Н.Н.Балакин; «Калининград», капитан П.П.Шевнин; «Грозный», капитан М.И.Смирнов. Каждое из этих судов на своём буксире вело по два композитных лихтера. 15 июля мы покинули Ленинград. 18 августа в 8.00 утра зашли в дельту реки Северная Двина, а днём, в 12.00, отдали якорь в Архангельском порту.
Что касается командования пароходом «Архангельск», здесь следует внести уточнение. Во время стоянки в Архангельске его капитан И.Н.Пасько, забыв оставить за себя на судне первого помощника и, не внеся об этом запись в вахтенный журнал, оказался в ресторане «Бабьи слёзы», где хватил два раза по 150 грамм, закусив вяленой треской. По прибытии на причал, где стояли наши суда, устроил на лихтере дебош. Заместитель начальника экспедиции т. Хоцеалов пытался урезонить И.Н.Пасько, за что получил по спине аншпугом. Наутро по экспедиции морпроводок был отдан приказ об освобождении И.Н.Пасько от занимаемой должности капитана. Из Ленинграда на приёмку парохода «Архангельск» был срочно вызван М.М.Меркушев.
Далее из Архангельска по Белому, Баренцеву, Карскому морям мы следовали на реку Обь. Из-за штормовой погоды вынуждены были останавливаться у посёлка Варнек в проливе Югорский Шар. Здесь же забункеровались топливом. Морская зыбь вынудила нас перейти на противоположный берег бухты, к поселку Хабарово. И здесь нашему взору представилась страшная картина того далёкого времени. Чтобы Владимир Пентюхов не упрекал меня во лжи, сошлюсь на капитана парохода «Надёжный» Н.Н.Балакина, который в рассказе «Архангельским курсом», опубликованном ещё при жизни в «Речнике Енисея» за 28 августа – 3 сентября 1998 года, так написал о том, что мы там увидели:
«Перешли на противоположный берег бухты, к посёлку Хабарово. За пределами бухты бушует осенняя непогода, а тут тоскливая тишина. Холодно и неуютно. На берегу бродят собаки, стоят две-три оленьи упряжки. Подслеповатые избушки посёлка потемнели и покосились от времени. Унылая картина. В окрестностях посёлка обнаружили длинные ряды бараков – низенькие, с маленькими окошками, а внутри сплошные нары. Высокие сторожевые вышки как бы продолжают нести охранную службу. Охраняли они мёртвый покой.
Кладбищенская печаль бродила с нами по узким улочкам. Это был лагерь для заключённых, почему-то заброшенный. Потом один из местных старожилов поведал нам страшную трагедию лагеря. В бараках люди гибли от холода, сырости, скученности. Жизнь человеческая гроша не стоила. Охранник мог запросто, ради прихоти, убить заключённого. И когда один из заключённых, военный полковник, решил организовать заговор, обречённые на смерть живо примкнули к нему. Полковник действовал с военной чёткостью. Лагерь разбили на отряды. Назначили командиров. Был составлен подробный план действий. С открытием арктической навигации сюда должен был прибыть ледокол. Вот его-то и намеревались захватить и уйти за границу. Не суждено было осуществиться задуманному. Нашёлся предатель. В день, когда ледокол отдал якорь, охрана была в боевой готовности и беспощадно расправилась с восставшими. Мало кто остался в живых. Совершив это злодеяние, командование лагеря и охрана, прихватив немногих спасшихся от расправы бедолаг, погрузились на ледокол, который снялся с якоря и покинул бухту.
Ещё несколько дней держало нас взаперти штормовое море. Двадцать третьего сентября утихомирилась погода. Вышли из бухты и взяли курс на остров Белый. За кормой навсегда скрылся берег, где судьба свела нас со страшной человеческой трагедией, и от того в душе надолго осталось смутное чувство тревоги».
В.А.Козаченко рассказывал, что когда в 1947 году он был в составе экспедиции по перегону судов, ему довелось быть в Салехарде, где он узнал от местных жителей, что на территории Тюменской области существует строительное управление №501 МВД СССР. Посёлок Хабарово, в силу близкого расположения к Салехарду, тоже имел отношение к стройке под №501 МВД – так называлось строительство участка северной железной дороги протяжённостью 700 километров – от Салехарда до реки Пур.
На правом берегу Енисея построен Свято-Никольский храм – памятник жертвам репрессий. Он построен на пожертвования красноярцев. Когда-то через сам Енисей проходил суровый и зачастую смертельный путь многих людей, которые были репрессированы.
М.Д.Селиванов более 50 лет проработал на пассажирских и грузовых судах Енисейского пароходс-тва, в то время он был капитаном на колёсных пароходах «Спартак», «Мария Ульянова», затем – на теплоходе «Байкал». С горечью вспоминаются ему рейсы на Север, когда на судах пароходства отправлялись этапы с репрессированными и ссыльными со всей России, а также из бывших союзных республик. На том месте, где находился Красноярский речной порт, в ночное время на суда и баржи под усиленным конвоем и под яростный лай овчарок грузились заключённые.
М.Д.Селиванов в статье «Шли на «севера» этапы…» («Речник Енисея» за 30 октября – 5 ноября 1998 года) рассказывает о том, как этих несчастных помещали в трюмы, где не было никаких человеческих условий для нормальной жизни. В помещения третьего класса, рассчитанные на 70 – 80 мест, набивали по четыреста человек. А в трюмах было более скученно, людям невозможно было присесть и тем более лечь. Весь путь они вынуждены были стоять в страшной тесноте при закрытых люках. Не было никакой вентиляции. Эта пытка продолжалась по 6-7 суток, а таких рейсов было много.
Среди заключённых были люди разных национальностей: немцы с Поволжья, эстонцы, латыши, литовцы, татары, греки. М.Д.Селиванов вспоминает о том, как в 1944 г. везли калмыков, были эти люди честные, но не приспособленные к подобным трудностям. Дети степей, они страшно мучились в дороге, оказавшись в невыносимой тесноте. Многие умирали в пути, но сородичи почему-то боялись сообщить об умерших, прятали их. Экипаж судна узнавал об этом, и хоронил погибших по берегам Енисея. К суровым северным условиям эти люди не были приспособлены, они не могли рыбачить и охотиться, и, как правило, судьба их заканчивалась трагически.
Репрессированных расселяли по берегам Енисея там, где начиналась вечная мерзлота. Их высаживали в необжитых местах по всему северному побережью, поближе к Туруханскому району, где отбывал когда-то ссылку сам Сталин. Этим людям приходилось рыть себе землянки. Но жить там было невозможно, особенно летом, когда стены «плакали», с потолков капало, и при этом была страшная духота. Люди не выдерживали, особенно дети, болели и умирали. Можно назвать такие поселения, как Бакланиха, Черноостровское, Пуповская, Мельничная, Ангутиха, Коносельское, Ермаково, Давыдовские станки, Полой, Черва, стан Никольское и многие другие. Нет надобности их больше перечислять.
Директор Музея истории и развития судоходства в Енисейском бассейне, в прошлом капитан М.Д. Селиванов и один из известных капитанов Н.Н.Балакин рассказывают в своих статьях, как это было, - чтобы знали потомки и в будущем не повторили нечеловеческих, дерзких, унизительных, аморальных ошибок того беспощадного, трагического времени, печальным памятником которому стала так называемая 503-я стройка, или, как в народе её называли, «сталинская дорога», «дорога смерти». Она и сегодня видна близ Ермаково, в ста десяти километрах выше Игарки.
На этом месте тоже высаживали несчастных людей. Была у них спецохрана, которая действовала по своему жёсткому уставу. Она могла без всякого предупреждения лишить человека жизни только за то, что он решил глотнуть свежего воздуха, высунув голову из трюма, - и несколько раз такое бывало. По воле каприза или мелочной придирки заключённых мучили, надевая им тяжёлые наручники, которые постепенно закручивали до такой степени, что у них немели конечности. Это была мучительная боль, страшная пытка, от отчаяния люди выбрасывались за борт.
Берега Енисея хранят кости несчастных, многие прибывали в Дудинку в полумёртвом состоянии. И так всю войну и после неё шла эта адская работа. А после смерти Сталина уже в обратном направлении тянули спецбаржи – «Ангутиху», «Фатьяниху», «Ермачиху», на которых ехали освободившиеся.
Ну а кого по большой амнистии освободил тогда Берия – известно: уголовников. И потом, позднее, их загружали часто вместе с политическими по две – две с половиной тысячи человек в трюмы, в которых опять же были невероятные условия – теснота и высокая температура. Люди пребывали в отчаянии, у многих не выдерживали нервы, они бросались в воду и, конечно же, тонули в стремительных водах Енисея. Случались и бунты, кровавые стычки между между уголовниками и политическими, после которых оставались трупы.
Через многие годы после трагических рейсов встречались на борту наших теплоходов, идущих на Север, люди из «бывших». Они приезжали из далёких мест, чтобы увидеть места своего заключения, вспомнить молодость, прошедшую в условиях рабского, унизительного существования. Многие из них, а впоследствии уже и их дети, родные и близкие репрессированных, специально путешествовали на Север, чтобы найти место захоронения своих родственников и друзей по несчастью.
В 1955 году я работал на теплоходе «Виктор Талалихин» капитаном. В июле следовали вверх по Енисею с составом из пяти барж на буксире. Впереди нашего состава, на одни сутки раньше, с баржей «Ермачиха» (в трюмах 2000 человек) следовал теплоход «Камчатка», капитаном в то время был К.Н.Шимохин, первым помощником капитана – К.Н.Степанов. Теплоход «Камчатка» во многих местах делал остановки – с целью захоронения реабилитированных.
В состав теплохода «Виктор Талалихин» в Туруханске прибуксировали катер типа «Ярославец». По пути следования члены экипажей барж и теплохода выезжали на этом катере в некоторые деревни закупить продукты: мясо, рыбу, овощи. И вот однажды, в 1954 году, в июле, следуя на катере «Ярославец» вдоль берега, в районе Кангатавских островов мы увидели, как над крутым яром наклонилась в сторону реки ветвистая берёза, за неё зацепились корни прибившегося к берегу дерева. Метров за сто до берёзы мы заметили среди её ветвей человеческую голову, которая через небольшие промежутки времени пряталась в воде. При виде такого чуда нас всех обуял какой-то страх, по всему телу пробежала дрожь. Помнится, я сразу вспомнил своё детство, о том, как родители оберегали нас от воды, пугали речным дьяволом, якобы он маленьких детей, которые подходят близко к реке, утаскивает в свои речные глубокие владения.
Теплоход «Виктор Талалихин» с пятью баржами подходил на траверз этого зрелища. Вахтенному штурману В.Ф.Юшкову я дал команду, чтобы он держал курс подальше от этого места. А человек под березовыми ветвями всё нырял и нырял. Подошли на катере на расстояние 50 метров. Я спросил бедолагу: «Вы кто?» Он ответил: «Я – человек». «Что ты здесь делаешь? Почему не вылазишь из воды?» - «Водяной» вновь нырнул с головой.
Нам стало страшновато, мы на катере отошли подальше, но переговоры не прекратили. Бедняга набрался смелости и из последних сил говорит: «Охранники выбросили меня с баржи, проиграли в карты. Я в воде нахожусь голый, пауты и комары заедают насмерть». И попросил у нас помощи: что-нибудь поесть и одежду. Мы подошли к теплоходу, взяли рабочий костюм, старенькие рабочие ботинки, носки, шапку, которую намазали соляром для отпугивания паутов и комаров, положили несколько булок хлеба и банок консервов. Затем опять направились к «водяному», недалеко от него показали ему место, где оставим еду и одежду.
Он с большим усилием вылез из воды, абсолютно голый, худой, одни кости да кожа, побрёл по цепкому кустарнику, за ним – рой лесного гнуса. Сломал несколько веток ольховника и бил себя по спине, ногам, голове, отбиваясь от назойливых кровопийцев.
Мы подошли на катере к борту судна и долго-долго смотрели на этого бедолагу. У нас остался неприятный осадок. Что с ним было дальше, мы так и не узнали: нашёл ли он своё пристанище, вернулся ли к своей матери, детям, жене, какая его была дальнейшая судьба – знает только один Бог.
И таких случаев с людьми, которые получили свободу и возвращались с Севера на большой материк, было немало.
Мы не вправе забыть, недооценить глубину трагедии, которая выпала на долю репрессированных. Вспоминает капитан Н.Н.Балакин в рассказе «Эхо давних походов» («Речник Енисея» за 6 – 12 ноября 1998 года):
«В Таллине простояли трое суток. Брали топливо, пресную воду, продовольствие. Посещая город, невольно обратили внимание на неприязненные отношения эстонцев к русским. В магазине продавец, делая вид, что не может понять просьбы русских, начинает обслуживать следующего, говорящего по-эстонски. Да и со стороны встречных прохожих-эстонцев отношение такое же. Мне это было неприятно, но не возмущало. Вспомнились военные годы. Заполярная Игарка, где я зимовал на своём «Полярном». Сколько же тогда погибло на наших глазах сосланных на Крайний Север эстонцев, не выдержавших голода и жутких морозов. Это были невинные жертвы сталинского режима. Близок был 1946 год к тем страшным событиям, и не высохли ещё слёзы многих эстонцев, потерявших своих близких».
Вспоминает Б.Н.Еремеев, в прошлом известный капитан многих буксирных, пассажирских, грузовых судов, впоследствии много лет проработавший директором Подтёсовского судоремонтного завода, автор книги «Кача впадает в Енисей».
«В 1951 году мне пришлось работать матросом на пароходе «Борец», который в течение двух недель выполнял рейдово-маневровые и вспомогательные работы в Ермаковском. Однажды во время выгрузки угля с баржи-углярки мы стали свидетелями безобразной сцены, когда за непонятную для нас провинность недалеко от баржи, на берегу, охранник в форме и с ним рядом штатский спустили на человека двух свирепых овчарок и, не торопясь, в развалочку, шли к тому месту, где упал человек от налетевших на него псов, и затем, не торопясь, явно давая возможность псам и себе насладиться мучениями своей жертвы, отогнали псов. Нас потом на погрузке предупредил вахтенный штурман Н.И.Судаков: «Не суйтесь, у них здесь свои законы и с вами такое сотворят, хотя вы и не зэки…»
Вспоминает М.И.Платунов, заслуженный работник транспорта России, более тридцати лет отработавший капитаном на дизель-электроходе «Композитор Прокофьев»:
«В 1951 году мне пришлось работать первым штурманом на пароходе «Каганович». В августе в Ермаково мы забуксировали баржу «Ермачиха», или другую – не помню, только помню, что она была с людьми, которые отбыли свой срок. Много тогда на ней было больных. По пути следования в деревнях делали остановки для их захоронения. Я запомнил день 5 марта 1953 года скорбным, тогда в Подтёсово сутками работала радиостанция. Передачу по стране вёл каждый час комментатор Балашов. Народ стоял у каждого телеграфного столба, где был вмонтирован репродуктор. Умер вождь всех народов – великий Сталин. Люди плакали, прижимались друг к другу; угрюмый, скорбный вид на всех лицах. Кто-то из толпы громко сказал: «Как дальше жить будем? Солнце закатилось навсегда».
Весна в Подтёсово начиналась рано, южный ветер быстро сгонял снежный покров. С утра день начинался пасмурный, моросил мелкий дождь, весь небосклон был затянут низкими, чёрными тучами. Траурный митинг проходил на территории судоремонтного завода, недалеко от меня стояли репрессированные Букатый и Ковалёв, каждый отсидел по 10 лет за инакомыслие, срок наказания отбывали по всему Северу. Бывшие заключённые остаток своей жизни должны были провести в Подтёсово. Они тихо плакали: то ли радовались смерти их мучителя, то ли сожалели об уходе так рано из жизни – прочитать на их лицах было трудно. Оба они работали вместе с В.И.Лениным в 1917 году, принимали участие в революционном процес-се. В 1954 году, в ноябре, политзаключённые Букатый и Ковалёв были реабилитированы и восстановлены в партии. Им предложили любое место на жительство, они выбрали Минусинск. Жить там им много не пришлось – в 1956 году были похоронены».
Вспоминает Н.И.Деттенборн, в прошлом капитан, капитан-наставник, награждён орденом Дружбы народов, в 1951 году на пароходе «Тельман», капитаном которого был В.А.Нехорошко, работал рулевым:
«В конце июля мы привели плот кубомассой 18 тысяч в Ермаково, - говорит Николай Иванович. – Подчалили его к берегу для расформирования. Работали на плоту политзаключённые из Прибалтики и некоторых союзных республик – Казахстана, Белоруссии, Украины. Многие из них разгружали из стоящих недалеко барж технический груз. Голодные, оборванные, они подходили к пароходу просить хоть кусочек хлеба. Но охранники в злобной форме с винтовками и собаками на ремне приближаться к пароходу не разрешали. Над заключёнными тысячами летали пауты, комары, мухи, съедали их оголённые места тела до крови. От недоедания и адского труда в таких условиях много болело цингой, туберкулёзом, желудочными болезнями, умирало очень много».
В 1980 году в конце августа дизель-электроход «Композитор Калинников» следовал пассажирским рейсом до Дудинки. Как только отошли от пристани Курейка, ко мне подошли пассажиры: трое мужчин и девять женщин из Прибалтики – эстонцы и латыши. Один из руководителей этой группы подал мне письмо от А.И.Кольцова – начальник отдела пассажирских перевозок пароходства просил меня сделать на один час остановку в Ермаково, вывезти этих людей на берег, а затем взять их обратно на судно.
Люди из Прибалтики в Красноярске закупили венки и цветы. Они возложили их на могилы на ермаковском кладбище. С могил взяли в пакеты землю, в которой, как они считали, захоронены их родственники, близкие, которые прошли этапом по суровому Северу во время войны и после неё.
Пока судно делало оборот, чтобы взять курс на Игарку, наши прибалтийские пассажиры бросали в воду полевые цветы, которые они нарвали в Ермаково. Меня попросили подать несколько звуковых сигналов. Возможно, как сказал один из них, мёртвые услышат, что их помнят. И осталась за кормой «мёртвая дорога», большое ермаковское кладбище и мёртвый покой осуждённых.
Володя Пентюхов, вы в своём рассказе пишете, что в то время на «мёртвой дороге» погибло не больше одного процента. Вы имеете в виду – всего погибло. Это ваше мнение, а у нас совсем другое. Автор и ведущий телепередач Родзинский был в ГУЛАГе, в программе по НТВ он приводит такой факт: умирало заключённых один процент в день. Воркута: смертность один процент в день – это из телепередачи 22 канала «Как это было». Здесь же говорилось о том, что потерпевшие не знали, за что сидели.
18 октября 2000 года передачу с участием представителя прокуратуры делала Светлана Панина – репрессированных в Красноярском крае насчитывалось 500 тысяч человек, в Нарьян-Маре – 274 тысячи. И так далее. По стране – миллионы.
Володя Пентюхов, посмотрите газету «Речник Енисея» за 5 – 11 февраля 1999 года, статью Анатолия Дьякова, ветерана Енисейского пароходства, «Смертоносная баржа». И ещё сходите в Свято-Никольский храм – памятник жертвам репрессий, который стоит на правом берегу Красноярска, поставьте свечку, и вы снимите с себя тяжёлый груз тех времён, когда выполняли указания, как вы пишите, своего начальства, ходили за ним, как тень, и носили тяжёлый портфель с досье на бедолаг.
За годы работы в плавсоставе, начиная с 1943 по настоящее время, я многое что повидал. Работал капитаном на теплоходах «В.Талалихин», «Курган», «Байкал», двадцать пять лет – капитаном на дизель-электроходе «Композитор Калинников». Дважды был на перегоне речных судов на Обь и Енисей Северным морским путём. В общей сложности капитаном на Енисее отработал сорок пять лет.
Своё мнение по затронутой здесь теме могут высказать и многие енисейские капитаны, со мной солидарные.
Виктор ЛЕДНЕВСКИЙ,
почётный работник
транспорта РФ, ветеран Енисейского
пароходства.
«Речник Енисея» 31.08 – 06.09.2001г. (газета, изд.
г. Красноярск)