Цепкая память яркими всполохами высвечивает картину первого детского впечатления: длинный барак на пересыльном пункте, двухъярусные нары вдоль стены. Никакого намёка на перегородки. Все арестованные в одном огромном помещении – целыми семьями, вместе с детьми.
Второе ощущение из детства – холод. Там, на родине, на Западной Украине, климат тёплый, ни шуб, ни валенок, ни шалей у них не было. Поэтому здесь, в Сибири, им долго пришлось мёрзнуть, пока не приобрели тёплые вещи.
И самое сильное впечатление – мамина тяжёлая болезнь вскоре по прибытии на место спецпоселения в Хакасии, прииск Малый Анзас. Маму положили в больницу. Её девочки, трёхлетняя Яна и пятилетняя Риса, остались без присмотра и без пищи. Когда терпеть голод становилось совсем невмоготу, они брали маленькую чёрную кастрюльку с ручками, привезённую из дома, и шли по людям. Становились на порог. Старшая уже стеснялась, подаяние просила младшая вперемешку на польском и русском языках.
В ссылку семья Зиник попала из-за ареста отца. В городе Станиславе (ныне Ивано-Франковск) он работал фельдшером в областной больнице. В 1949 году практически весь его персонал причислили к участникам организации украинских националистов и арестовали.
С 1921 по 1939 годы Западная Украина относилась к Польше. Лишь перед войной её вновь присоединили к Украине и включили в состав СССР. Политики по своему усмотрению кроили земли, будто домашние халаты, а людей – зачастую скопом, во устрашение оставшимся – объявляли заговорщиками. Так Иосиф Зиник оказался в Казахстане, а жена Данута с детьми – в Сибири.
Когда-то родители, поляки по национальности, хотели дать своим девочкам польские имена Рышарда и Янина. Но внести их в документы им не позволили органы ЗАГСа советской Украины. Поэтому Рышарду записали Марией, а Янину – Иванной. Но дома дочерей звали по-польски Рисой и Яной. В сибирской же ссылке им пришлось привыкать разговаривать только по-русски, чтобы не дать лишний повод причислить себя ещё к какому-нибудь нелепому заговору.
Проверяли поселенцев без устали. Мало того, что мать регулярно должна была отмечаться в комендатуре, часто по ночам к ним вваливался какой-нибудь ретивый служака, после чего и сон уже был – не сон. Сбежать им было некуда – до их золотодобывающего прииска добраться можно было только на лошади. Да отчего же не покуражиться, не показать свою власть над беззащитной женщиной и испуганными детьми!
Летом 1956 года отца освободили, мать с дочерьми получила свободу осенью. Но склеить разбитую вазу оказалось непросто. Вскоре Данута опять серьёзно заболела. Умерла она от рака мозга, едва подняв своих дочерей до совершеннолетия.
Вдали от родственников, поддерживая друг друга, две хрупкие девчушки сами получили образование и устроили свои жизни. Вслед за старшей сестрой Рисой-Марией, ставшей Кузьминой, Янина оказалась в Каратузском районе. Вышла здесь замуж и обрела фамилию Жакова. Но сердце её всё время просилось на родину, хотелось увидеться с бабушкой по матери и шестерыми дядьями. Съездить в Ивано-Франковск удалось лишь в 1965 году.
– Я попросила дядю показать мне мой родной дом, откуда нас забрали, – рассказывает Янина Иосифовна. – Идём с ним по улице, разговариваем, вдруг у меня сердце заколотилось, я сама узнала наш дом и говорю – вот он. А ведь всего три года мне тогда было. Очень хотелось внутри посмотреть, да дядя не разрешил. Мы ведь не предупредили людей. Кто знает, как новые жильцы отнеслись бы к нашему визиту. Во время той поездки я свиделась лишь с бабушкой и одним дядей, специально для встречи со мной приехавшим из Польши, где все они к тому времени жили.
Следующая встреча родных состоялась уже в Польше. В 1974 году комсомольской и партийной активистке из каратузской больницы Янине Жаковой дали туда туристическую путёвку. Опасаться, казалось, было нечего. Буржуазную Польшу после войны поставили на социалистический путь развития, да Янина и не собиралась становиться невозвращенцем. Если б сразу после освобождения… А теперь она слишком вросла корнями в сибирскую землю. Но восхищения уровнем жизни поляков скрыть не могла. Вовсю делилась своими впечатлениями с друзьями и знакомыми. Заведующий отделом райкома партии А.В.Андрияшев, возмущаясь «диссиденткой», попенял тогда партийной организации больницы: «Вы кому путёвку дали!» И потому на следующий год, когда теперь уже дядя сделал племяннице вызов, предпринял всё, чтобы не пустить её за границу. Инициировал партийное бюро, и с помощью соратников не дал «добро» на поездку.
Но стойкая женщина, которой с детских лет пришлось пережить много бед и всего в этой жизни добиваться самой, не растерялась – напрямую обратилась в ОВИР, получила загранпаспорт и вопреки партийной организации уехала в Польшу на целых 45 дней. Нагостилась у всех родственников, кроме двоих, живших к тому времени во Франции. У одного дяди она обнаружила фотографию молодой мамы, как две капли воды похожей на саму Янину в юности. Все шестеро братьев очень любили единственную сестру, считали зятя – отца Янины – виновным в её трагической судьбе и ранней кончине. Обозначив для себя конкретного врага, им, возможно, легче было перенести потерю любимой сестры.
Задумывались ли они, что это сам государственный строй СССР, державшийся на страхе и бесконечных поисках врагов народа, виноват в том, что за годы его триумфального шествия миллионы человеческих жизней были уничтожены или исковерканы?
Вернувшись из Польши, Янина Иосифовна вновь почувствовала давление, не раз угрожали общением с гебистами. Она не стала ждать, когда её пригласят на «доверительную» беседу в Минусинск (своего представителя могущественного комитета госбезопасности в Каратузе не было) – сама пошла на контакт с ним. Случай помог.
Гебист приехал в туберкулёзное отделение, где в то время работала старшей медсестрой наша героиня, якобы по делам службы в связи с одним пациентом. Возможно, это был ловкий манёвр, ему просто нужно было своими глазами посмотреть на ту, которая, восхваляя социальный уровень жизни в Польше, тем самым очерняет уровень советский. Так или иначе, но смелая женщина, узнав, кто пожаловал к ним в отделение, подошла к нему и откровенно поговорила. С тех пор со стороны партийного руководства района прекратились все угрозы пожаловаться на неё «куда следует». Эта славная, миловидная женщина меньше всего походила на человека, способного подорвать государственный строй.
Но и визиты за рубеж прекратились. Постепенно были утрачены связи. В начале 80-х годов в Польше начались волнения, приведшие к смене власти, вскоре и у нас наступили кризис, перестройка, обвал рубля. Поездки стали невозможными уже и по материальной причине. А когда несколько лет назад в Минусинске образовалось общество «Полония», затем его филиал в Каратузе, Янина Иосифовна решила попытать счастья. Сообщила руководителю общественной организации поляков о заграничной родне, и он во время поездки в Варшаву нашёл её родственников.
В одну из мартовских ночей этого года Янину Иосифовну разбудил телефонный звонок из Варшавы. Звонил двоюродный брат, Януш Лещинский (девичья фамилия мамы Янины). Её сердце заколотилось так же сильно, как когда-то в 1965-м году – в момент встречи с отчим домом. А она-то думала, что уже не нужна своим далёким благополучным во всех отношениях родственникам! Ровно месяц назад другой брат, Тадеуш Лещинский, побывал в Сибири, гостил у своих двоюродных сестёр (Мария Кузьмина, урождённая Рыщарда Зиник, живёт в Ширыштыке).
– Я уж думала, что братья и не вспомнят нас, – рассказывала мне Янина Иосифовна. – Поделилась с братом своими сомнениями. А Тадеуш ответил с укором: «Что ты, Янина, мы же одна семья».
Татьяна КОНСТАНТИНОВА, Каратузский район,
районная газета «Знамя труда», 27 октября 2001 года.