Создается книга о пребывании пленных японцев в нашем крае
Из Японии пришло письмо: «Весной 1944 года моего отца призвали на фронт и отправили в Маньчжурию. Нас осталось пятеро: мама, старшая сестра, я и две младшие сестры. В то время я был семилетним мальчиком. После окончания войны мы получили сообщение из Министерства здравоохранения, что наш отец Аояма Кэндзи погиб. Но где? В 1991 году в газете «Тюнити» были опубликованы списки интернированных в 1945 году японцев, умерших на территории СССР, — 32 912 человек. Список умерших был опубликован на двадцать одной странице мелким шрифтом. С надеждой читали мы его. Через час поисков мы нашли имя своего отца. Оказалось, что он был рабочим отряда-434 и умер 9 января 1946 года... Мы начали искать могилу отца».
Отряд-434 японских военнопленных из капитулировавшей осенью 1945 года Квантунской армии базировался в Красноярске. Бывший рабочий этого отряда, ныне житель США Ивао Питер Сано, писал в своей книге воспоминаний: «Лагерь находился у окраины города Красноярска (сейчас это большой пустырь или площадь перед станцией Злобино. — В.К.), семь рядов жилых бараков и пять подсобных помещений (сортиры, столовая, склад и водокачка) составляли внутреннее содержание лагеря. Каждый барак вмещал до 300 заключенных. Соломенные матрацы свешивались с деревянных нар, на каждые из которых входило по 12 человек». То есть лагерь был рассчитан на 2 100 человек. Он был наследием ГУЛАГа.
Когда в зиму 1941/42 года из города Бежицы Брянской области был эвакуирован гигант советского машиностроения завод «Красный Профинтерн», для строительства его на красноярской земле и был создан лагерь для советских арестантов. Когда же в нарушение Потсдамской декларации более 600 тысяч добровольно сдавшихся в плен бывших солдат и офицеров Квантунской армии были направлены на принудительные работы в различные районы Советского Союза, несколько тысяч из них оказались на территории Красноярского края.
Отряд-434 был самый большой — целиком дивизия и несколько отдельных батальонов. Бараков не хватило, срочно были выкопаны утепленные землянки, и первую зиму многие японцы провели в них.
Как вспоминал ныне покойный почетный гражданин города Красноярска Николай Николаевич Каминский, бывший в 1945 году заместителем начальника строительства «Сибтяжмаша» (эвакуированный «Красный Профинтерн»), большая часть пленных японцев была занята на строительстве завода, жилья для заводчан, центральной площади Красноярска и мощении улиц города. Многие работали на заводе на самых тяжелых производствах в литейном и кузнечном цехах, в красильном отделении. Несколько сотен японцев было занято на строительстве и в производстве паровозовагоноремонтного завода (ныне ЭВРЗ). А часть контингента была разбросана по ближним к Красноярску селам: Атаманово, Овсянка, Тюльково и другие. Частично они были заняты на сельхозработах, частично — на погрузке барж, отправляемых с овощами на Север.
Сотни военнопленных не перенесли первую суровую сибирскую зиму. Дело в том, что прибыли они в летней полевой форме японской армии. И далеко не все сразу получили теплую ватную одежду. Да и жизнь в землянках, сорокаградусные морозы, плохое питание делали свое дело.
Вот и отец автора письма из Японии, Аояма Кэндзи, не перенес зиму. Поиски родственников увенчались успехом, откликнулся один из тех, кто был рядом с их отцом в отряде-434. Он написал им: «Аояма был послан 8 января на работу в Овсянку, но на пути ему стало плохо. У местных русских мы обменяли одеяло на сани и отвезли его в барак Овсянки. Санитары сразу же поставили ему три восстанавливающих укола, и ему стало немного лучше. Однако ночью все повторилось... Тогда я был рядом с ним, но ничего не смог сделать, простите меня, пожалуйста. Место, где он умер, — домик на горе в деревне Овсянка на берегу реки Енисея. Время смерти — 11 часов ночи...»
Только спустя пятьдесят с лишним лет смог автор письма из Японии Аояма Кунио с родственниками побывать на могиле отца. Хоронили рабочих из 434-го отряда на трех красноярских кладбищах: Торгашинском, Злобинском и Николаевском. Когда в семидесятые годы на Николаевском кладбище создавался мемориал японским пленным, туда перевезли их останки из многих окрестных деревень, в том числе и из Овсянки. «22 июня 1997 года, — пишет Аояма Кунио, — Николаевское кладбище в Красноярске. Терпкий запах летней травы. Читаем молитвы, у памятника лежат привезенные из Японии любимые отцом сакэ, сигареты и поминальная еда. Невольно по щекам текут слезы...» В 1999 году Аояма Кунио вновь собирался посетить Красноярск — не удалось, не дали отпуск. А ему очень хочется побольше узнать о последних днях отца, о том, как жилось ему в Красноярске.
Недавно я разговорился с соседом, Николаем Перфильевичем Мосиным. Он рассказал, что, когда ему было всего девять лет, в их селе Тюльково Балахтинского района находилась небольшая группа японских военнопленных:
— Их было человек двадцать-тридцать. Командовал ими унтер-офицер. Занимались они тем, что крошили на мелкую соломку картофель, сушили его в больших русских печах и упаковывали в мешки. Потом этот картофель отправляли в Норильск. Солдаты часто угощали нас этой картошкой. Очень вкусной была... Население к ним относилось добродушно, теплой одеждой делились, по мелочам помогали. Но все равно многие японцы умерли зимой и похоронены на краю тюльковского кладбища. Там на их могилах стояли березовые колышки с номерами... Когда весной пришло сообщение о репатриации их на родину, они за одну ночь починили, выстирали и погладили остатки формы, построились утром и под гармошку с песнями прошли по деревне. Один из них научился за год на гармошке играть... Каждому, у кого жили или кто помогал им чем-то, оставили что-нибудь на память: кто расческу, кто просто пуговицу от мундира, кто какую-нибудь самоделку. Днем за ними приехали...
Кто похоронен и сколько их похоронено на кладбище в Тюльково, до сих пор неизвестно. Немало таких кладбищ осталось по Сибири, хотя большая часть захоронений установлена, личности идентифицированы и списки опубликованы в японских газетах. А положение тех, кто вернулся в Японию, до сих пор неопределенно. До сих пор японское правительство не признало их прав на получение компенсации за работу в плену. И отношение этих людей и их взрослых детей к нашей стране двоякое.
Опрос общественного мнения, проведенный осенью 1998 года газетой «Асахи» и ИТАР-ТАСС, показал, что половина японцев старше 70 лет ненавидит Россию. «Асахи» прокомментировала это так: «За них говорят незажившие сердечные раны войны».
На встрече в Красноярске руководители России и Японии пришли к соглашению, что в ближайшее время должен быть заключен мирный договор между нашими странами.
Сейчас начата работа по созданию книги о пребывании пленных японцев в нашем крае. Собраны воспоминания, фотографии, адреса и списки. Но многого еще не хватает, и мы были бы очень благодарны всем ветеранам, кто помнит те годы, у кого японцы жили, кто с ними работал, — напишите нам, пришлите фотографии и рисунки, они дополнят книгу. В Иркутске такая книга уже вышла.
Виктор Коморин
«Красноярский рабочий», 11.02.2002 г.